Людовик XIV, или Комедия жизни

— Увы! Мне кажется, что вашим надеждам не суждено осуществиться. Король слепо доверяет Кольберу и будет поддерживать его до последней крайности. Кроме того, герцогиня Орлеанская сочувствует его планам, а это также весьма важно.

Патер вскочил со своего места:

— Неужели вам известны отношения герцогини Орлеанской и короля?..

— Я полагаю, всякому известно, что она играет роль ширмы, чтобы придать более пристойный вид ухаживанию короля за Лавальер!

— О, так у вас совсем ложные сведения! Отношения Анны и короля гораздо ближе!..

— Что вы говорите?!

— Тише! Это опасная тайна! Но вернемся к Кольберу.

Из чего вы заключаете, что король так доверяет ему?

— Не далее, как сегодня, случилось одно обстоятельство, которое является очевидным доказательством влияния Кольбера. Военный министр Летелье подал в отставку!

— Кто вам сказал это?

— Граф де Нуврон рассказывал об этом в доме Рамбулье. Дело было так: Летелье счел чрезвычайно обидным для себя, что у него отняли право продавать офицерские патенты, и имел крупный разговор с Кольбером по этому поводу в присутствии короля. Военный министр доказывал необходимость этой продажи, а Кольбер настаивал на противном. Король перешел на сторону последнего, и Летелье не оставалось ничего другого, как просить об отставке, на что король немедленно согласился и тут же назначил Лувуа его преемником.

— Весьма неприятное известие! Этот выскочка Кольбер обладает железной энергией, но все же ему не удастся исторгнуть из наших рук верующий народ. В случае крайности мы не остановимся даже и перед гражданской войной!

Скаррон пожала плечами:

— Конде, Тюренн и Конти стали на сторону короля, и вы знаете, что как армия, так и народ боготворят их.

— Стало быть, вы считаете бесполезной борьбу за права, отнятые у нас Генрихом Четвертым?.. Стало быть, вы посоветуете нам сложить руки и равнодушно смотреть, как попирают ногами нашу власть и величие святой церкви?

Патер Лашез вскочил с кресла и в волнении зашагал по комнате.

— Я этого нисколько не думаю!

— Но что же, по вашему мнению, мы должны делать?

— Наблюдать и выжидать!

— Прекрасный совет! — насмешливо воскликнул патер Лашез. — Но я боюсь, как бы небо не рассердилось на нас за такую проволочку, да и церковь может состариться!

— Небо не знает времени, и церковь также вечна!

— Это верование делает вам честь, но, к сожалению, оно больше благочестиво, чем справедливо! Послушайте, Франсуаза, вы глубоко преданы нашему святому делу, но в то же время я начинаю замечать в ваших поступках и словах нечто, совершенно непонятное. Я вижу, что в глубине вашей души таятся какие-то мысли и желания, которые вы скрываете даже от меня! Берегитесь желать чего-нибудь, несогласного с нашими планами! Я имею право требовать от вас полной откровенности, или…

На лице Скаррон не появилось и тени смущения, она смело смотрела ему в глаза.

— Требовать от меня полной откровенности может только тот, кому эта власть дана свыше! — сухо ответила она.

— А если человек, стоящий перед вами, имеет эту власть?..

Патер Лашез отстегнул немного свою сутану и показал вдове золотой крест особенной формы, висящий на фиолетовой ленте.

Франсуаза стояла, точно громом пораженная.

— Вы… — прошептала она.

— Назначен провинциалом Средней Франции!..

Вдова упала на колени и почтительно поцеловала руку священника.

— В таком случае я готова отвечать на все ваши вопросы!

— Я желаю знать ваши планы!

— Я имею намерение стать женой с левой стороны короля Людовика Четырнадцатого!

Патер Лашез недоверчиво посмотрел на вдову, но потом весело рассмеялся:

— Ха-ха-ха. Бедная женщина совсем помешалась! Однако это весьма грустное открытие, — продолжал он серьезнее, — потому что люди с такими сумасбродными головами не могут служить нашему ордену, они не только не способны принести никакой пользы, но, напротив, могут сильно повредить нашим интересам.

Скаррон сильно побледнела.

— Я не могу понять, отчего мой план кажется вам таким несбыточным. Разве возвышение бедного сельского священника Лашеза до степени первого провинциала Франции или возвышение ничтожного приказчика Кольбера в министры менее чудесно, нежели мой план?

— Но неужели вы не понимаете, что мужчина, обладающий умом, знаниями, твердой волей, всегда может добиться высокого положения в свете, потому что все эти качества необходимы для его повелителей. Но женщина — совсем другое дело. Чтобы обратить внимание короля, да еще с таким характером, как у Людовика Четырнадцатого, она прежде всего должна быть очень хороша собой, а…

— Я очень хорошо знаю, что я дурна, и не могу внушить любви пылкому, страстному Людовику. Да я этого и не добиваюсь! Вы забыли, патер Лашез, что молодость проходит, что человек под конец пресыщается любовью и наслаждениями. Тогда он обращается к религии и ищет успокоения в ее святых истинах! Король, пользующийся с избытком всеми благами, скорее всякого другого дойдет до этого состояния. Тогда-то вдова Скаррон выступит на сцену и добьется исполнения своего плана!..

Прелат смотрел на Франсуазу с глубоким изумлением, он хотел сказать что-то, но в эту минуту раздался громкий звонок, и вдова поспешила в переднюю.

Вошли графиня Сен-Марсан, за ней — герцогиня Лонгевиль и аббат Ла-Рокетт. Пока вновь прибывшие разговаривали с Лашезом, вдова поспешила закрыть ставни, придвинуть кресла к большому столу и потом, закончив все эти приготовления, смиренно уселась в самый темный уголок, как будто все то, что должно было говориться здесь, нисколько ее не касалось.

Раздался второй звонок, возвестивший приход Лорена, де Гиша, д’Эфиа и Сен-Марсана.

Тогда патер Лашез предложил собравшимся занять места вокруг стола и попросил позволения сказать несколько слов.

— Таинственность, которой мы принуждены были окружить настоящее собрание, может служить вам лучшим доказательством той опасности, которая ежеминутно грозит нашему святому делу. Ввиду этой опасности нам не следует терять время в бесплодных разговорах, а нужно действовать как можно энергичнее. Этот знак, — продолжал он, показывая золотой крест, — объяснит вам мое настоящее значение, так что с этой минуты все отношения с Римом будут производиться через меня. Военный министр Летелье пал, но сын его Лувуа назначен на его место, и мы должны употребить все меры, чтобы перетянуть этого молодого человека на нашу сторону и сделать из него достойного соперника Кольберу. Вы, конечно, понимаете, что наше общество тогда только может осуществить великие надежды, возлагаемые на него, если мы будем действовать единодушно, забыв наши личные дрязги и ссоры. На этом основании я приказываю вам, Лорен, помириться с герцогом де Гишем! С этой минуты вы должны быть друзьями!

— Я ничего не имею против де Гиша, — сухо заметил Лорен, — я требую только, чтобы он не вооружал против меня герцога Орлеанского.

— Но я в этом случае следовал только вашему примеру!

— Этого не должно быть на будущее время! — серьезно сказал Лашез. — Лорен должен занимать первое место при герцоге. Вы, де Гиш, не знаете, против кого ведете интригу!

Но и вас, Лорен, я также не могу похвалить. Вы бегаете за актрисами, компрометируете себя даже в глазах короля! Неужели вы не понимаете, что таким образом вы делаете совершенно невозможным ваше сближение с герцогиней Орлеанской?

— Будьте покойны, герцогиня имеет слишком уважительные причины, чтобы быть со мной в хороших отношениях.

— Полноте, пожалуйста! Как будто вы не видите, что вся эта комедия с Лавальер не более чем ширма, которой хотят прикрыть настоящую фаворитку короля…

Если бы бомба разорвалась посреди комнаты, то она, вероятно, не произвела бы такого впечатления, как эти слова Лашеза. Несколько минут все находились в каком-то оцепенении. Первая заговорила герцогиня Лонгевиль.

— Мне кажется, вы ошибаетесь! Я имею самые достоверные сведения через камер-фрау Лавальер, что король осыпает ее письмами и подарками.