Реквием

Роуз молчала. Когда за Бланш закрылась дверь, она опустилась на свою кровать. В ней кипела злость. Она ненавидела себя за то, что позволила чувствам вырваться наружу. Ненавидела злорадствующую подлую Маргариту и наивную глупышку Бланш, которые понятия не имели, что творится у Роуз внутри. Но больше всего она ненавидела королеву с ее хмурым одутловатым лицом. Закрыв глаза, она представила, как Жанна падает с коня и ломает себе шею. Королеву хоронят. Молчаливый и печальный Филипп посматривает на нее. А через некоторое время решается взять за руку и притянуть к своей груди. По его щекам струятся слезы. Они не станут торопиться, дождутся, пока закончится траур. От этого их страсть будет только острее и интенсивнее.

Замок Винсеннес, королевство Франция 21 июня 1303 года от Р.Х.

— Неужели это единственный выход? — не унимался Пьер Дюбуа.

Ногаре бросил на него хмурый взгляд.

— Разве мы не закончили обсуждение, министр?

— Нет, — резко ответил Дюбуа, — потому что не все согласны.

— А что еще можно сделать? В последней булле папа предоставил нам выбор: либо покориться, либо его святейшество отлучит нас от Церкви. Если мы теперь не проявим твердость, он снова наденет на нас ошейники и король Франции станет его послушным псом.

— А разве в заявлениях папы содержится такая угроза? — Тихий голос принадлежал аскетичному, рано поседевшему министру Гийому де Плезьяну. Он взял со стола скрепленный папской печатью свиток. — Странное послание, полное библейских аллюзий, но мало проясняющее намерения Бонифация. Он нигде даже не упоминает Францию.

Ногаре наклонился над плечом министра.

— Вот. — Он показал на место на пергаменте. — «Когда греки вместе с некоторыми другими народами объявили, что не желают быть подданными Петра и его преемников, они тем самым исключили себя из Христовой паствы. Ибо Спаситель назначил Петра пастырем Своей церкви». Я думаю, здесь сказано достаточно ясно.

— Мессир Пьер Флоте полагал это лишь пустой угрозой, — мрачно заметил Дюбуа. — Нам следовало бы прислушаться к его советам более внимательно.

— Флоте похоронен, — ответил Ногаре. — И его домыслы больше не имеют значения.

— Довольно, первый министр, — оборвал его Филипп. — Извольте говорить о вашем предшественнике уважительно. Он того заслуживает.

— Прошу прощения, сир. — Ногаре поклонился.

— Но в главном первый министр прав, — продолжил Филипп, внимательно оглядывая собравшихся в его покоях. — Мы должны проявить твердость ради будущего Франции. — Он бросил взгляд на свиток в руках де Плезьяна. — Булла «Unam Sanctam» [20]написана высокопарным слогом. Я с вами согласен, министр де Плезьян, папа Бонифаций нигде прямо не говорит тут о своих намерениях. Однако ясно дает понять, кто главнее. — Филипп на секунду замолк, затем процитировал: — «И потому мы утверждаем, что для спасения души любому христианину совершенно необходимо быть подданным римского понтифика». — Король вздохнул. — Он загоняет меня в угол.

Ногаре повернулся к министрам.

— Мы должны действовать в согласии. В следующем месяце в Париже во второй раз соберутся Генеральные Штаты, где мы осудим «Unam Sanctam» и объявим Бонифация еретиком. После этого, — хрипло добавил он, видя, что Дюбуа покачал головой и отвернулся, — в разговоре и на бумаге мы будем называть папу его мирским именем — Бенедикт Каэтани, а не тем, какое он себе выбрал. И не будем больше признавать его нашим духовным пастырем. Запрет на вывоз денег в Рим возобновляется, но вдобавок никому из духовенства не будет позволено покидать Францию. Папе не смогут передавать деньги и делиться советами те епископы, которые ему еще преданы.

— Вы благословляете такие действия, сир? — спросил Дюбуа, глядя на короля.

Филипп поднял глаза.

— Да. — Он немного помолчал, затем взмахнул рукой. — Я позволяю всем удалиться, кроме Ногаре. — Дождавшись, когда за министрами закроется дверь, король долго смотрел в окно на простирающийся перед ним лес, затем наконец повернулся. — Придется действовать.

— Как действовать, сир?

— По вашему плану, Ногаре. — Он стиснул челюсть. — Как только мы объявим папу еретиком, он отлучит меня от Церкви. А значит, все договоры, какие я заключил с Эдуардом, Фландрией, Шотландией и другими, станут недействительны. Купленные земли надо будет возвращать назад. Внешняя торговля остановится. Любого француза в другой стране могут арестовать или причинить вред, а наши корабли в море начнут захватывать и грабить. Ведь каким бы еретиком мы Бонифация ни объявили, власть по-прежнему останется у него. Разве такое можно позволить? Так что пришла пора.

Глаза первого министра вспыхнули.

— Мудрое решение, сир. На место Бонифация мы посадим более сговорчивого папу, а потом займемся Темплом. Вы были вынуждены сдерживать себя целых семь лет, сир. И теперь наконец сможете стать таким же великим правителем, как и ваш дед, а Франция станет такой же могущественной державой, какой была при ваших предках Капетах.

Филипп снова сел за стол.

— После собрания Генеральных Штатов сразу отправляйтесь в Италию. Большую часть времени Бонифаций пребывает в Ананьи. Там достать его будет проще, но вам потребуется помощь. Он в этом городе родился, и его здесь чтут.

— Я уже все обдумал. Меня поддержит семейство Колонна. Они почти все обосновались во Франции. Несмотря на проклятие папы, у них в Италии по-прежнему много сторонников.

Филипп кивнул:

— Хорошо. Возьмите небольшой отряд, арестуйте папу и привезите во Францию.

— Зачем вся эта суета, сир? — Ногаре поморщился. — Я имею в виду, зачем предавать его суду? Давайте покончим с ним, и дело с концом.

— Нет, Ногаре, простое убийство папы ничего не даст. Его надо арестовать как еретика и привезти во Францию на суд. Вот тогда в христианском мире власть Церкви будет сильно ослаблена. Суд над Бонифацием покажет, что человек на папском троне вовсе не безгрешен. И король во Франции будет объявлен стоящим выше папы. — Филипп посмотрел на первого министра. — Пусть церковь заботится о душах моих поданных, а все остальное предоставит мне. Влиять на решения короля ей позволено не будет.

— Да, — согласился Ногаре. — Но это рискованно. Суд может затянуться, возникнут какие-то сложности.

Филипп задумался.

— Вы правы. Тогда давайте поступим так: вы арестуете Бонифация и объявите, что везете его на суд в Париж… но по дороге с ним что-нибудь произойдет. Только постарайтесь избавить его от страданий.

Ногаре улыбнулся:

— Я думаю, самым подходящим средством будет яд.

Филипп быстро поднялся.

— А вот этого я знать не желаю. Бонифация арестовали за ересь, его везли на суд, по дороге он внезапно умер. И все. Лекари скажут, что у него отказало сердце, а мы добавим, что виной всему был сидевший в нем дьявол. Из головы порча распространилась на тело. Потом вы отправитесь в Рим и встретитесь с нашими сторонниками в Священной коллегии. Поскольку в прошлом году Генеральные Штаты осудили действия папы, их число там увеличилось. Пусть наденут папскую тиару на моего человека. — Филипп свернул буллу Бонифация и положил рядом с другими свитками на столе. — В Ананьи с вами поедут мои доверенные гвардейцы. — Он назвал шесть имен. — И Уильям Кемпбелл.

Ногаре нахмурился.

— А шотландец нам зачем?

— В свое время он занимал высокий пост у тамплиеров. Думаю, его следует использовать.

— Я почти не знаю Кемпбелла.

— Он хорошо исполняет все мои поручения.

— Возит послания и деньги, как обычный гонец, и ничего больше. Можно ли ему доверять? А вдруг он до сих пор связан с Темплом?

— Никакой любви к ордену Кемпбелл не испытывает, это совершенно ясно. Но я действительно не знаю, можно ли ему доверять, и поэтому посылаю шотландца с вами. Постарайтесь его раскусить, но не в коем случае не раскрывайте наши планы. Впрочем, и гвардейцам тоже. Их задача арестовать папу, остальное сделаете вы один.