Норильск - Затон

— Ты говоришь страшные вещи, такого безумия просто не может быть, потому, что не может. С чего нам разваливаться и не любить друг друга. Да в голове такого ни у кого нет.

— Поживём, увидим, уже не долго осталось ждать. Нельзя же бесконечно болтать, не отвечая за свои слова. Совсем ничего не делая созидательного, а только разрушая и плюя в сторону всех. Народ опять же от сытой, спокойной жизни поглупел. Казалось бы, за что боролись. Ан нет, всё выкрутилось наоборот. Видишь ли, Лизок, страна-это чашка. А власть-это то, что туда мы нальём: молоко, сок, воду… Если скисло молоко или испортился сок не обязательно разбивать чашку. Достаточно вылить содержание в раковину, а её помыть.

Вернувшись вечером домой, Илья Семёнович обрадовался подмоге детей.

— Лизонька, как я тебя ждал девочка. Завтра купишь маме всё необходимое, чтоб можно было вывезти её к докторам. Чужие глаза и руки это не то чего бы мне для неё сейчас хотелось. Да и побыть с ней в этот период неотлучно кому-то надо. Теплом, заботой одарить необходимо. Напугала меня сегодня Танюшка не рассказать как. Собралась уходить. Подумай только, что может быть с ней, если она это осуществит.

— Пап, должна же быть причина. Ты точно не обидел её, мог же и не заметить?

— Лизонька, я говорил сегодня с врачами. Мы можем вернуть её к жизни только лаской, теплом и терпением. Про любовь, я просто не говорю. Она должна знать, что мы все её очень любим и нам её присутствие просто необходимо.

— Папуля, по-другому просто не может быть.

— Не волнуйтесь вы так, Илья Семёнович, если Лизе надо уйти, с ней останусь я. — Обещал Илья.

— Очки ей надо, глаза ослабли, — сообщил Дубов.

— Было бы странно, если б всё было в норме от такой жизни. Там где она прожила жизнь, это почти тюрьма, — опустил свою руку на плечо тестя Седлер.

Получивший поддержку Дубов продолжал:

— К мастеру женской стрижки свози её, причёску ей сделай, чтоб уютнее она себя чувствовала. Научи пользоваться косметикой. Может быть, она расстроилась, увидев своё отражение в зеркале.

— А как она догадалась к нему подойти?

— Я не подумавши, сам показал ей. Ну, не смотри, Лиза, на меня так. Не додумал, виноват.

— Илья Семёнович не торопите вы время. Ей подняться на ноги надо и духом окрепнуть, а потом уже всё остальное крутить будем.

— Не скажи, Илюша, у женщин всё по-другому устроено, мне, кажется, она именно из-за внешности и завелась.

— Папка, не переживай, всё успеем, ты ничего не перепутал, это точно она. Мало ли?! Хотелось чуда, а кому его не хочется.

— Лизонька не ерунди. Она первая меня узнала. Столько лет одной только этой надеждой и жила. Я уже позже по глазам и ямочкам на щеках догадался о том, кто передо мной. Глаза те же остались, две ясные звёздочки, ничего их свет не потушило. А так ни за что не признать.

— Всякое случается.

— Потом здесь, когда мыл, смотрю родинка на шеи. У тебя тоже такая есть, я заметил. Мне так нравилось её целовать когда-то, — отвернулся он к окну.

— Папка…

Муж закрыл ей рот рукой, показывая газами на отца и шепча на ухо, чтоб прекратила говорить глупости.

— Да и разговаривали мы уже с ней, фотографии смотрели. Она Илюшу твоего за Тимофея приняла. Я говорил, что ты парень на отца молодого похож очень. Всю жизнь лагерную вспомнила.

— А про меня спрашивала?

— Нет. Она роды не помнит совсем. В горячке была.

— Ты сказал?

— Рассказал, удивилась, обрадовалась.

— Какие первые слова она произнесла, когда увидела тебя?

— «Илья, ты пришёл, как я устала ждать тебя».

— Как устроен свет не понятно, два человека ждут только друг друга, безумно желают друг друга, но каждый в своём углу и концы их судеб никак не сходятся в один рисунок.

— Иди, посмотри, она проснуться уже должна.

Подождав ухода жены, Седлер подошёл к Дубову:

— Илья Семёнович, вы не обижайтесь на Лизу, она страшно рада матери, просто последнее время, случившееся с нами слишком не вероятно. Бывает, выигрывают люди раз за жизнь, но не столько же. Судьба подкладывает нам сюрприз за сюрпризом.

Лиза вернулась взволнованная, с горящими глазами. Принеслась она прямиком к отцу.

— Папка, она лежит, смотрит просто так, давайте быстрее.

Найдя среди вошедших людей, тут же поцеловавшего её в висок Дубова, Таня успокоилась.

— Ты поспала, сразу хорошо выглядишь. Посмотри, кого я к тебе привёл, — подтолкнул он к матери растерявшуюся Лизу. — Узнаёшь?

Она непонимающе смотрела на него, словно ожидая подсказки.

— Мы фотографии смотрели, вспоминай, кого ты ждала сегодня? — погладил он её лицо. — Ну, вспомнила?

Переведя взгляд с Дубова на ребят, задержалась на каждом в отдельности. Улыбнулась Илье, видимо вспомнив и обрадовавшись: «Сын Мозгового!» Протянув худую белую руку к Лизе, тут же отдёрнула, словно обжёгшись: «Вдруг противна и нежеланна». «Лиза, возьми сама», — показал, глазами отец. Та, схватив руку матери, прижала к губам, потом к сердцу. По щекам неслись горькие слёзы, которым, не смотря на предупреждение мужа и отца, она не смогла поставить заслоны.

— Мама, родненькая, я так рада. Нам так тебя не хватало. Теперь всё будет иначе, у нас получится счастливая семья. Это мой муж, Илья.

— На Тимошу похож. — Опять улыбнулась она, посмотрев на Дубова.

— Папуля, может, её в «Кремлёвку» положить? — метнулась к отцу Лиза.

Но Илья Семёнович постарался успокоить вспыхнувшие испугом Танины глаза.

— Нет, Лиза. Я уже привозил кого нужно сегодня. В больнице она через верх належалась. Ей дом и любовь нужны. Мы не торопимся, да Танюшка, потихоньку отойдём. Неси доченька поднос с едой. Мы её сейчас покормим.

— Я быстро.

— Сок не забудь. И апельсин, Илья, почисть, ей понравился тот витамин.

Она смотрела на него широко открытыми глазами, а он собирал губами бегущие из её глаз горячими ручьями слёзы.

— Чего ты плачешь, птаха, тебе не понравилась дочка?

— Она красавица.

— Вот! Повода для слёз нет. Надо поправляться и жить.

— Бедная, бедная… Она выросла сиротой, пока я гнила там.

— Ей Богородица, должно быть, сжалившись над нами, дала любящих родителей. Приёмный отец умер, а мать вышла замуж. Так, что она только наша теперь.

— Как же они с сыном Тимофея нашли друг друга?

— Мы сами с Мозговым были поражены такому сбегу обстоятельств. Судьба кудесница намудрила. Умом не понять такого хода и не просчитать.

— Конечно, Мозговой его фамилия. На проверках выкликали. Читает список Штык, кажется, такая его кличка была и комментирует каждую фамилию, помнишь. А потом много нагнали и уже перекличку делали только по номерам. Я до сих пор свой помню. Куда-то потом перевели этого деятеля. Помню холодный барак, в три яруса нары. И мы по двое валетом на них. Слезть нельзя даже по нужде. Только с разрешения.

— Что он комментировал по поводу Тимофея, помнишь?

Она наморщила лобик.

— Фамилия Мозговой, а мозгов в голове отсутствие полное, раз в лагерь попал.

— Точно, а ему в пару «дубина» пустоголовая досталась, это про меня. Так и есть. А мы про это совсем забыли с Тимофеем. Интересно бы посмотреть на этого умника сейчас.

— Бог с ними, Илюша. Вспомнила, как ты пальцы на ноге обморозил в рваной кирзе. И тебе два кусачками откусили. Как ты бедный выдержал. И на железо, облитое в мороз водой, босого ставили. Коркой ступня покроется, а «Волк» тебя опять пытает. Думала без ног останешься.

— Обошлось. Ступни только все в шрамах и рытвинах. Бывает ночью, гудят.

Заслышав шаги она встрепенулась:

— Ой, дети идут. Ты не корми меня много. Организму тяжело.

— Понемногу, всего пробуй. Пусть желудок привыкает.

— Мы долго да? — влетела с подносом Лиза.

— Ничего, мы без вас поговорили, Таня вспомнила, как в лагере охрана комментировала фамилию Илья твоего отца и мою тоже.

— И как?

— «Дубина безмозглая».

— Поэты. Вот вам апельсин и мандарин, Татьяна Ивановна. Поломать на дольки?