Светочи Чехии

Когда они остались одни, граф и графиня рассказали ему разыгравшуюся у них в доме ужасную трагедию. Рассказ об этом злодеянии глубоко опечалил Светомира.

— Господь да помилует несчастную душу тети Яны! В какой страшный грех вовлекло ее чрезмерное доверие к поганым попам, — сказал он, крестясь. — Я понимаю, что Анна избегает меня со стыда, а между тем моя бедная подруга детства вдвойне дороже мне в своем горе, — закончил он дрогнувшим от волнения голосом.

Обсуждение этого печального событие так затянулось, что Светомиру удалось лишь слегка коснуться своей жизни на чужбине. Заметив, что он устал, Вок заторопил его идти спать.

На следующий день, поутру, Светомир раздавал привезенные им подарки: Ружене, — шелковую материю, затканную серебром, Воку — несколько собольих мехов, а графу Гинеку — великолепный кинжал, с осыпанной аметистами рукоятью.

— Я привез для Анны парчу и еще кое-что; но при нынешнем ее настроении эти безделки не доставят ей удовольствие, — со вздохом заметил он, — Я лучше отдам ей ковчец с мощами, который я вез тетке, а парчу прошу принять тебя, Ружена!

— Черт возьми! Да ты богач, чтобы делать такие подарки! Клад ты что ли нашел? — засмеялся Вок.

— Увы, нет! Но Бог не оставил меня и даровал мне почетное, независимое положение. А об этих пустяках не стоит и говорить; это — часть моей добычи в Танненбергском бою и при взятии Гильгенбурга.

— Ты участвовал при Танненберге! — вскричал пораженный Вок. — Счастливец! Как я тебе завидую! Вот где бы я желал побывать, чтобы хорошенько поколотить немцев.

— Да! Ты упустил прекрасный для этого случай! О, они получили такой урок, который не скоро забудут. Как-нибудь я подробно все расскажу тебе.

Прибытие графа Гинека, отсутствовавшего по делам, прервало разговор и дало ему другое направление. Он тоже сердечно встретил гостя и взял с него слово погостить у них подольше.

Светомир рассказал, как, по приезде в Краков, счастливый случай свел его с секретарем короля Владислава, паном Згибневом Олесницким, который заинтересовал в его судьбе Яна Тарновскаго, краковского воеводу, а тог взял его к себе на службу и посылал гонцом в Литву, к великому князю Витовту, и позднее к Янушу Мазовецкому. Точность, быстрота и ловкость, с которыми он выполнял возлагаемые на него поручения, доставили ему место при дворе, а после Грюнвальденской (или Танненбергской) битвы король наградил его за службу, возведя в рыцарское достоинство и даровав хорошенькое поместьице, что вместе с доставшейся на его долю добычей, вполне его обеспечивало.

Вечером, в тот же день, Светомир наконец увидал Анну и был поражен происшедшей в ней переменой. Бледная, как смерть, со взглядом, упорно опущенным книзу, пробормотала она приветствие; и только после того, как он горячо поцеловал ей руку и сказал несколько теплых слов, она подняла на него глаза, порывисто ответила на рукопожатие и залилась горькими слезами.

Наступил день рождение Вока, и в доме Вальдштейнов собралось много гостей. Хотя траур не позволял дать пира, но друзья обоих графов пришли поздравить Вока с днем рождение и были оставлены на ужин. Общество было исключительно мужское, и даже Ружена удалилась тотчас же после ужина.

Оставшись за столом, гости попивали вино, толкуя про войну, политику и церковные вопросы. Все собравшиеся были ярыми сторонниками реформы и влиятельными членами народной партии. Тут были: Ченек из Вартенберга, бургграф пражский, Божек из Кунштадта, Ярослав из Штернберга, Милота Кравар, Вацлав из Дуба, Ян из Хлума, Здислав из Звичетича и много других.

Присутствие Светомира навело разговор на польского короля Ягайло (Владислава) и войну с тевтонским орденом, а когда выяснилось, что Крыжанов был участником великой битвы, нанесшей почти смертельный удар могуществу крестоносцев, все, понятно, стали просить его рассказать подробности этого исторического дня.

Светомир сначала отнекивался.

— Как вы хотите, чтобы простой воин, вроде меня, сумел бы ясно изобразить вам такое сложное и грандиозное дело, как этот знаменитый бой, тем более, что главные подробности его вы наверно давно уж знаете.

— Не скромничай, пан Светомир, — смеясь, крикнул ему Ян из Хлума. — Вообще говоря, мы, разумеется, знаем, что рыцарей разгромили, что гроссмейстер и орденские сановники перебиты, что взято было много знамен и т. д. Но ближайшие условие боя, все, что ему предшествовало и за ним следовало, описание местности, словом, то, что может передать только личный участник, вот что мы у тебя просим.

— Постараюсь, в таком случае, исполнить ваше желание, но прошу вас быть снисходительными, — отвечал Светомир, вставая.

Он на минуту задумался и, по мере того, как собирались его воспоминание, ожили и нахлынули вновь пережитые им некогда чувства; лицо его загорелось, глаза засверкали и он начал свой рассказ.

— Прежде, чем описывать вам самую битву, я не могу не сказать несколько слов о плане военных действий, гениально задуманном королем с великим князем Витовтом и выполненном с невиданной доселе точностью. Оба войска, наше и великокняжеское должны были сойтись на нижней Висле и соединенными силами нанести решительный удар врагу. Чтобы не задерживать наступление литовцев разными обходами, князь Януш Мазовецкий повелел прорубить просеки в лесах. Все шло, как по маслу, и мы двигались навстречу друг другу, не как две боевые рати с оружием и обозами, а просто как два путника. Полки пана Тарновскаго, при которых я состоял, и наши главные силы собрались у Вольборжа; 24 июня приехал король, и одновременно с ним прибыло венгерское посольство с Палатином, Николаем из Гары и графом Стибором из Стиборица, которых гроссмейстер ордена прислал для продления перемирия до 8 июля. На следующий день у нас приступили к построению моста на лодках через Вислу и повели дело так успешно, что уже 30 июня переправа войск с тяжелыми мортирами совершилась без помехи, а за нами двинулся и Витовт. [63]

Наш переход через Вислу и соединение с великим князем литовским показались гроссмейстеру совершенно невероятными, и он не хотел даже этому верить. Один из пленников передавал мне, что гроссмейстер допрашивал о том Добеслава Скорачевскаго, который вместе с венгерским посольством был в польском стане и собственными глазами видел мост и переправу литовских войск. Гроссмейстер рассвирепел страшно, а рассказ Скорачевского счел за ложь и глупую выдумку. Он, видите ли, узнал от достоверных людей, что король Владислав пытался, но тщетно, перейти Вислу, причем много поляков потонуло в реке, а что Витовт тоже задержан Наревом.

— Подобная переправа, конечно, неслыханная вещь, но уж немецкое самомнение никак не может допустить, чтобы кто другой придумал что-либо новое, остроумное и практичное, — вставил, усмехаясь, Вацлав из Дуба.

— Понятно, они считают себя особым народом, сотворенным Богом исключительно для того, чтобы эксплуатировать, тиранить других и глумиться над ними. Но под Грюнвальдом тевтонская спесь получила суровый урок, — заметил граф Гинек.

— И я надеюсь, что урок этот не последний и что судьба готовит для них в будущем не один еще танненбергский день, — добавил Вок. — Но продолжай, Светомир.

— Итак, 9 июля мы перешли прусскую границу. Минута была торжественная: мы развернули знамена и запели боевую молитву: „Богородица, Дева”. [64] В тот же день король поручил главное начальствование пану Жындраму из Мышкова, человеку всеми уважаемому, умному, опытному и храброму; это назначение придало еще более уверенности в победе и воодушевило войска. Первый наш роздых на вражеской земле был меж двух озер, неподалеку от Лаутенбурга; город укреплен не был, и взяли мы его без труда. На второй остановке мы разбили свой стан против села Кауерника, расположенного на Древенце; на противоположном берегу сосредоточились уже войска ордена и я получил здесь первую мою добычу, так как не принимал перед тем участие во взятии Лаутенбурга. Я пошел охотником в передовой отряд, высланный для освещения местности вдоль реки. Вдруг натыкаемся мы на орденских солдат, которые купали лошадей. Голов было с 50 и кони все добрые. Мы тотчас же на них напали; солдаты частью были перебиты, частью утонули, а лошади отобраны. На мою долю достался чудный скакун, на котором я и был в бою.