Возмужание

А Малая Святославова Дружина уже выходила из ворот Стана. Впереди ехал Свенельд на вороном коне, за ним юный княжич на белом скакуне, а следом – всё младое воинство со своими сотниками и темниками.

Проезжая мимо Перуновой горы, дружина, вынув мечи, положила их на правое плечо, отдавая честь Великому Могуну, служителям и славянским Богам.

Выйдя к берегу Непры, увидели, что люди сгрудились вокруг каких-то возов, переправленных с левой стороны.

Один из охоронцев, подъехав к Свенельду, доложил:

– Обоз с ранеными прибыл, воевода, среди них темник Издеба!

– Издеба? Да ведь рекли, что он загинул!

– Темник в бою прямо в лицо рану получил, весь кровью залился и упал с коня, думали – мёртвый. А потом, когда раненых собирали, стон услышали… Да вон он, на третьем возу, – указал воин.

– Издеба не убит!..

– Рану получил…

– В Киев вернулся! – прокатилось по рядам.

Лицо Святослава сияло радостью. Они с воеводой подъехали к возам, спешились и подошли к третьему из них. На сене, раскинув руки, лежал темник, голова его была обвязана белой, местами окровавленной холстиной, так что виднелся только правый глаз и угол рта.

– Ты жив, Издеба, дружище? – наклоняясь к раненому, спросил Свенельд.

– Издеба! – эхом повторил Святослав.

– Жив… – едва слышно ответил темник, с трудом разлепив спекшиеся уста и глядя на воеводу мутным оком. Потом перевёл взгляд на Святослава. – Ещё повоюем, княжич… – прохрипел он.

– Раненым обеспечить уход, к Издебе приставить лучшего лекаря! – распорядился Свенельд, и они сели на коней.

Неожиданное воскрешение Издебы вселило в Святослава ещё больше радостной уверенности. Темник жив, Малая Дружина идёт в настоящий боевой поход, – эти вести придавали необыкновенную силу, а тело казалось вовсе невесомым. Княжич едва сдерживался, чтоб не пуститься в удалой пляс вместе с конём.

Выйдя к броду, юные воины слезли с лошадей и, держа их на поводу, вошли в воду и поплыли, цепляясь за конские гривы. На середине Непры было самое сильное течение, влекущее вниз. Но вскоре приблизился другой берег, поросший кустами и старыми вербами. Дружинники вместе с лошадьми выходили на песок, выбирались на дорогу и выстраивались в прежний порядок. Когда пересчитались, удостоверились, что никто не утонул и не потерял коня.

– Добре ходите, младые вои, через Непру! – похвалил Свенельд.

– Имемо гобзитися! Рады стараться, воевода! – весело отвечала молодёжь.

Конница резво поскакала вперёд, оставила позади луга, прошла через лес и спустя несколько дней уже входила в Черниговские земли. Конские следы на дорогах сплетались и расходились во множестве, но юные вои хорошо различали, где прошла русская конница, а где – печенеги. Следы и остатки кострищ стали попадаться совсем свежие, – не сегодня завтра они настигнут Старую Дружину и, может быть, вступят в настоящую схватку с врагом. Скорее бы!

Но Свенельд охладил их нетерпение, приказав раскинуть походный стан, хорошо выспаться и отдохнуть.

Расседлав коней, расположились у небольшой речушки. Повечеряв, юные вои тут же заснули крепчайшим молодым сном, едва коснувшись головой подложенной котомки, седла, а то и просто кулака.

Погасла вечерняя Заря, и наступила тихая ночь. Изредка слышались только вскрики ночных птиц да шуршание в сухих стеблях мелких животных. Вокруг лагеря прохаживались одинокие фигуры дозорных да фыркали кони, щипавшие сочную траву у реки. Насытившись, они ложились тут же отдыхать после трудного дня и засыпали, порой вздрагивая в своих лошадиных снах. Даже беспокойный Стрибог затаился средь веток деревьев, ведя чуть слышный шёпот с лесными и полевыми Дивами. А в синие небесные степи вышел Велес-бог и погнал звёздные стада по ночной Сварге.

Степная тишь и сладкая истома объяли всех, – даже стражники нет-нет да и предавались дремоте, роняя на грудь отяжелевшую голову.

Лишь одному юному воину – сотнику Олеше – спалось плохо. Когда проезжали через черниговскую весь, одна огнищанка угостила их молочными вершками. Олеша на радостях съел почти полкринки, потом повечерял добрым шматком сала с кашей. И вот теперь уж в который раз за ночь приходилось бежать по нужде за лагерь – благо, что его сотня с краю стоит.

«Ох и крутит в животе! Как поутру в поход, ежели мне у каждого куста останавливаться придётся? Всё моё чревоугодие проклятое! – костерил себя юный сотник, вновь прокрадываясь за лагерь. Дозорный, каждый раз окликавший его, на сей раз промолчал. – Отошёл, наверное, – подумал Олеша, – ну и слава богам, а то всё насмешки строит над моей бедой…»

Когда Олеша уже собирался бежать назад, он вдруг вспомнил, что где-то тут, совсем неподалёку, растут кусты дикой маслины. Он видел их днём, но лакомиться не стал – слишком во рту вяжет. А теперь дикая маслина могла стать для желудка спасением! Как же он не подумал об этом сразу, всю ночь мучился, вот пень осиновый! – ругнул себя сотник. Пройдя чуть дальше, он стал спускаться в лог, на склонах которого росли нужные ему кусты. Нашёл один, уколовшись несколько раз, нащупал ягодки и отправил их в рот. Скулы и нёбо сразу свело от мучнистой кашицы. Олеша потянулся за новой горстью, и тут ему показалось, будто из тёмной пасти лога донёсся едва слышный то ли стук, то ли шорох.

«Верно, почудилось, – подумал Олеша, – или зверь какой бродит…» Однако на всякий случай затаился. Вроде ничего… Дожевав маслину, он неслышно, будто ящерица, скользнул наверх и, затаившись за кустом, снова прислушался.

Вначале ему показалось, будто по дну лога плывут клубы чёрного тумана, из которого стали беззвучно вырастать неясные тени. Олеша до боли напряг слух и зрение, потому что в клубах тумана ему стали рисоваться всадники, ведущие под уздцы своих лошадей. Но вот снова донёсся чуть слышный звук, похожий на бряцание железа, и вслед за этим – отчётливое конское фырканье.

Печенеги! – враз обожгла догадка. Он не знал, откуда пришла такая уверенность, но подспудное чутьё безошибочно подсказало: это чужаки!

Вмиг улетучились боли, грузное тело стало неощутимым, а в мозгу застучала только одна мысль: скорее!

В считаные мгновения Олеша отполз ужом за бугор, вскочил и понёсся к лагерю. Там растолкал уснувшего дозорного, и они вместе стали будить всех военачальников, что попадались на пути, – сотников и десятников. Святослав со Свенельдом были уже на ногах. Вскоре был разбужен весь лагерь. При упоминании о печенегах остатки сна вмиг слетали с лиц юных воинов, – они становились внимательными и сосредоточенными.

– Не ронять ни звука! Коней пока не седлать! Луки на изготовку! – шёпотом передавались одна за другой команды Свенельда.

– Цельтесь в сторону вон той долины, – когда всадники выйдут из лога, они будут видны на фоне светлеющего неба, – распоряжался воевода.

Лагерь напрягся в ожидании. Юные вои, наложив стрелы на тетивы луков, вглядывались в темноту.

Свенельд оказался прав, – вскоре из пологой части выходящего в долину оврага появились беззвучные тени вооружённых воинов в отороченных мехом шапках на головах. Едва они стали вытекать из лога и вскакивать на лошадей, как прозвучал громкий оклик Свенельда:

– Стой! Кто таковы будете?

Ответа не последовало, а через мгновение отрывистая команда, прозвучавшая на чужом языке, развеяла окончательные сомнения, – то были печенеги.

– Лучники! Бей! – скомандовал воевода.

Густой рой русских стрел с грозным свистом понёсся в сторону неприятеля. Послышались крики, стоны, резкие возгласы, заржали раненые кони. За первой волной стрел тут же последовала вторая и третья, прежде чем в ответ полетели печенежские стрелы, но Святославова дружина легко закрылась от них щитами.

Сделав ещё по нескольку выстрелов и видя, что неприятельская конница растекается и исчезает вместе с предрассветным туманом, юные воины вскочили на своих неоседланных лошадей и бросились на врага, обнажив мечи. Однако схватки не получилось. Оставив на поле боя несколько убитых и раненых, печенеги растворились в синем полумраке, будто ночные Дивы.