Чудо пылающего креста

— В Галлии мы видели много доказательств тому, что ты обладаешь такой мудростью, — сказал Даций. — Многое переменилось с тех пор, как я побывал тут в последний раз, и все к лучшему.

— Расскажите-ка мне о своем пути, — попросил их Констанций. — Вижу, Галерий незамедлительно удовлетворил мою просьбу.

Константин начал рассказ с получения им в Салонах распоряжения, которым он освобождался от поста начальника охраны бывшего императора. Когда он дошел до того места, где Даций предсказал, что в письмах Галерия будет говориться о его предупреждении насчет опасностей альпийских перевалов, Констанций прервал его и сломал печать на одном из пакетов. Пока он читал, Константин внимательней присмотрелся к отцу, ведь в первые минуты волнующей встречи он не смог его как следует разглядеть; но то, что он увидел, совсем его не обрадовало.

Сильный человек с загорелым обветренным лицом, который в тот далекий день уезжал из Наисса, оставляя позади обозленного и плачущего мальчишку, здорово постарел за этот десяток с небольшим лет. Цвет лица, заметил Константин, не такой уж здоровый, широкие плечи как-то ссутулились, на лице появились морщины, он похудел и осунулся. И это, наряду с висевшей на нем форменной туникой, заставило Константина заподозрить, что упомянутая в письме к Галерию болезнь куда серьезней, чем все они думают.

— Ха! — Констанций поднял вверх свиток, отмечая большим пальцем место, которое он хотел им прочесть.

Даций оказался прав, предупреждая, что нельзя ехать по северному пути непосредственно в Треверы. В письме содержалось упоминание-предупреждение об опасности альпийских перевалов, и это подтверждало, что в данном районе готовилась западня и что после их смерти письма так или иначе попали бы Констанцию в руки, казалось бы снимая всякую вину с написавшего их.

— Галерий заплатит за это! — мрачно сказал Констанций. — Я позволил ему провозгласить Севера цезарем в Италии, чтобы избежать разногласий с Максенцием, пока я буду усмирять пиктов. Но как только окончится кампания в Британии, я перенесу свою столицу в Медиолан и отправлю Севера в Галлию. Рассказывай дальше, Константин.

— Дальше рассказывать особенно нечего. Из Адрианополя мы выехали, делая вид, что едем на север, а сами по полям выбрались на Эгнатиеву дорогу. В Италии поехали в Неаполь, и нам повезло: там стояла военная галера, уже готовая отплыть в Лугдун.

— Вы поступили благоразумно, не поехав в Рим, — согласился Констанций. — Север оповещает обо всем прежде всего Галерия, потом уж меня, и Максенций не питает к вам никакого расположения.

— Была и еще причина, чтобы поехать в Неаполь, — признался Константин. — Я надеялся встретиться с Фаустой.

— С Фаустой? — Констанций нахмурился. — Младшей дочерью Максимиана? Не знал даже, что ты знаком с ней.

— Мы познакомились в Риме на Виценналии и полюбили друг друга.

— Она ведь еще довольно молода?

— Но вполне созревшая для своего возраста.

— Теперь вспоминаю ее. В прошлом году она гостила в Треверах. Ты, конечно, знаешь, что моя жена, Феодора, приходится ей сводной сестрой? Она хорошенькая, не так ли?

— И очень решительная. Она поведала мне такое, что могло бы заинтересовать и тебя.

— Вот как?

Константин вкратце передал ему свой разговор с Фаустой, опустив ту его часть, где речь шла о том, что он должен стать цезарем Британии и в дальнейшем провозгласить себя августом.

— Все это в общем для меня не такая уж новость, — сказал Констанций, когда он закончил. — Феодора не жалует своего отчима и частенько получает из дома сведения о том, что там делается. Знаю, что Максимиан надеется еще раз облечься в пурпурную мантию и что Максенций не уступает ему в честолюбии. Но я преподам тебе важный урок… Нет, пусть лучше вместо меня это сделает Даций. В конце концов, он является твоим наставником с тех пор, как я уехал с Востока.

— В чьих руках армия, тот правит и страной, — быстро проговорил Даций. — А одна армия в Галлии стоит двух других в остальной части империи.

— Верно, мой старый боевой товарищ. Я бы выразился точно так же, — тепло сказал Констанций. — Ты был хорошим учителем.

— У способного ученика.

— Вижу. Чем бы теперь хотел заняться, сынок?

— Переправиться с тобой в Британию и помочь в усмирении пиктов.

— В качестве моего заместителя? Давно уж пора.

Константин знал своего отца, поэтому не сомневался в искренности его предложения. Однако искушение принять его сразу же и в голову ему не приходило.

— Если я получу такое повышение в обход твоих регулярных командиров, это только вызовет недовольство, — заметил он. — Мне как трибуну положено командовать легионом. Дай мне его, и я испытаю себя.

Одобрение, вспыхнувшее в глазах отца и Дация, подсказало ему, что он сделал правильный выбор. Констанций позвонил в колокольчик на столе рядом с ним, и, почти тут же открылась дверь, впустив пухленького средних лет человека в мантии ученого.

— Это Эвмений, мой начальник канцелярии, — представил его Констанций. — Мой сын трибун Константин и центурион Даций.

— Я закажу благодарственную жертву Юпитеру за твое ^: благополучное прибытие, трибун, — тепло приветствовал его Эвмений. — И твое тоже, центурион. Мы вас ждали и, Надо сказать, немного беспокоились.

— Пусть сегодня выйдет приказ, Эвмений, назначить j моего сына командиром Двадцать второго легиона, — отдал указание секретарю Констанций и снова повернулся к сыну: — Тебе он понравится. В нем лучшая галльская кавалерия среди вспомогательного контингента. Помню, ты успешно справлялся с такими войсками в Августе Евфратене. Даций, разумеется, будет твоим заместителем.

— Пора отдыхать, август, — твердо сказал Эвмений. — Я найду жилье для нового командира Двадцать второго легиона и его помощника и вернусь, чтобы дать тебе лекарство.

— Хорошо, что ты здесь, Флавий, а то меня некому защитить от этого тирана, — пошутил Констанций, и по его тону стало видно, что он искренне любит своего пухленького секретаря. — Позже мы здесь поужинаем и поговорим о походе на пиктов.

— Насколько же серьезно болен мой отец? — спросил секретаря Константин, когда они вышли из комнаты.

Эвмений смерил его быстрым оценивающим взглядом.

— Два месяца назад у него был серьезный приступ, но теперь ему намного лучше. Вот почему экспедиция в Британию так запоздала.

— Но он поправится полностью?

— Твоему отцу пятьдесят пять лет, и эти годы, с тех пор как он приехал в Галлию, для него явились тяжелым бременем — тяжелым даже для сильного человека. Мне трудно сказать, что вызвало тот приступ несколько месяцев назад. Возможно, это был рецидив прежней лихорадки. Или заболевание печени — а это уж посерьезней. Теперь он поправляется, но ты, наверное, заметил, как сильно он исхудал.

— И цвет лица у него не такой здоровый, как, помню, был раньше.

— Заботы по поддержанию мира всегда обременительны, — вздохнул Эвмений. — Я рад, что появились сильные плечи, которые понесут их вместе с ним.

Едва они вышли и стали подниматься по улице, как Константин услышал, что его громко окликают по имени Он повернулся и тут же оказался в объятиях Крока, старого своего товарища по годам учебы в Никомедии. Галльский вождь, судя по внешности, вновь вернулся к обычаям своего народа. Его роскошные светлые волосы были зачесаны назад и из-под узкого обруча вокруг головы свисали почти до самых плеч. Здоровенные усищи завивались колечками по обоим концам верхней губы. Туника оказалась окрашена в полдюжину разных цветов, а штаны, оканчивающиеся кожаными сапожками, были расшиты цветочками, такими же яркими, как туника. С плеч свисал плащ на золотой цепочке, кисти рук украшались золотыми браслетами, а в ушах сверкали золотые сережки.

— Это вы, вождь? — Слова Эвмения мгновенно вернули Константина к действительности, и он впервые заметил, что серебряный обруч на голове у Крока — это вовсе и не обруч, а диадема с драгоценными камнями, а плащ, что висит на плечах, окрашен в пурпурный цвет.