Гангутское сражение. Морская сила

Апраксин добродушно заметил:

— Тепереча, государь, и наш флот силу набирает,

— Верно, генерал-адмирал, — ухмыльнулся царь, — в Ревеле скоро линейных кораблей десяток наберется, Салтыков грозится еще прислать. — С лица Петра исчезла ухмылка. — На доброй половине судов недобор экипажей великий, паруса ставить некому, пушки ворочаться без канониров не станут.

Петр зашагал по комнате, посасывая потухшую трубку:

— Нам-то флот на ходу завтра потребен, кланяться будем помощи королю дацкому…

Выслушав Апраксина, Голицына, реплики остальных, царь высказал главное:

— Стержень для всего нашего флота — галерные эскадры. Здесь мы превосходим шведа. Покуда оные дремлют, в зиму галерные суда надраить, солдат к абордажному бою настропалить, гребцов подобрать проворных.

Глубокой осенью Долгоруков получил предписание от царя договориться с королем о присылке весной в Финский залив датской эскадры. К берегам Швеции «через Аландсгаф, где никоими мерами от больших пройти невозможно, ибо на многие мили чисто, нигде островов нет, а мы большими кораблями не сильны, только имеем 11 линейных кораблей, и из тех иные по нужде годятся, понеже имеют меньше 50 пушек…» — так прописал Петр задание послу в Дании.

Долгоруков не мешкая начал переговоры, но вскоре понял, что без денег не обойтись.

Датский канцлер довольно прозрачно намекнул:

— Без субсидии России мы не сможем вооружить флот, для этого необходимо полмиллиона ефимок, провиант, парусина, пенька и порох.

«Сколь мерзко, нагло канцлер говорит, — соображал посол, — государь немало этих ефимок королю выдал, а толку мало».

Царь тоже возмутился и передал Гавриле Головкину:

— Не помышляет ли Фредерик с нас деньгу взять, а потом мир с Карлом учинить?

В Копенгаген Петр сообщил, что субсидию Фредерик получит по прибытии датского флота в воды Финского залива.

Поджав губы, канцлер передал ответ Фредерика:

— Его величество послать флот не может. А на что деньги будут издержаны, его величество ответ держать не будет…

Итак, помощь союзника растаяла как дым. Видимо, осталась надежда только на свои силы.

Но Долгоруков и Куракин сообщают о смуте в шведском королевстве. В сенате поговаривают о замирении с царем. А нешто? Прибалтика и Финляндия покорены, море отвоевано у шведов. Правда, аглицкие и голландские купцы остерегаются торговать через Балтику. Ан мы их заставим. Пускай столкнутся мордами аглицкие и голландские со шведскими, авось поумнеют. Перестанут шуры-муры за моей спиной водить.

Немного погодя вызвал канцлера Гаврилу Головкина:

— Сочиняй указ купцам нашим: «Отныне повелеваем лес и всякие поделки из оного, пеньку, смолу и прочие для корабельного строения изделия из Архангельского порта не возить, а токмо торговать из Лифляндии или Питербурха».

Головкин собрался уходить, но царь его остановил:

— Другой задел поразмысли. Надобно универсал наш через послов иноземных переслать к шведскому сенату. Брат Карл до сей поры замирения не желает, так мы поведаем шведскому люду о наших стремлениях.

После Рождества воззвание разослали русским послам. Вскоре «Универсал ко всей Свейской земле» через купцов и верных людей появился в Стокгольме.

Царь,

Призыв русского царя, казалось, попал на благодатную почву.

В прошлые времена в столицу Швеции нет-нет да и залетали грустные вести о поражении королевской армии в России. Толковали на рынках торговцы, мастеровые в цехах, роптали втихомолку работные люди и окрестные крестьяне. Горбились и затягивали пояса купцы, росли налоги и поборы. Сиротели поля, король требовал новых рекрутов, пустела казна, пламень войны не затухал. И все же дворянство и купечество пока твердо держали сторону короля. Как так, десять лет кровопролития — и отдать навсегда России лучшие земли за морем?

Но в эту зиму на улицах Стокгольма появились беженцы с Аландских островов. Они сеяли панику, своими ушами слышали пушечную пальбу с финского берега, там в Або обосновались русские гренадеры. Столичные бюргеры пугливо втягивали головы в меховые воротники, — до островов-то рукой подать.

Воспрянули и в королевском Совете противники войны, сторонники Арведа Горна:

— Пора искать замирение с царем Петром. Иначе придут русские, и тогда всему конец. Король, видимо не осознает всей пагубности затянувшейся войны, к тому же и сам царь призывает к миру.

Здравые мысли советников отвергала Ульрика-Элеонора. Мстительная по натуре, она не скрывала, что презирает и ненавидит русских, и полностью разделяла чувства своего брата. Эти пришельцы с востока должны быть наказаны в полной мере и отомщены.

С годами Ульрика вошла в роль регентши, зная, что без ее согласия советники не могут что-либо предпринять. Потому она уверенно ответила Горну:

— В такое дело нельзя вступать без королевской воли.

Ульрика довольно часто прибегала к советам посла королевы Анны. Англичанин всегда льстил ей, одобрял ее твердость по отношению к русским:

— Ваша сестра, королева Анна, восхищается вашей мудростью.

В душе Ульрика завидовала именитой «сестре» и втайне мысленно не однажды примеряла королевскую корону к своей головке…

Однако же главный королевский советник Горн воспротивился мнению регентши и вместе со своими единомышленниками созвал съезд государственных чинов, дабы обговорить ситуацию в стране.

Ульрика тоже не дремала, сообщила брату о проделках королевского Совета.

Чиновные люди все же съехались в столицу, но, оказалось, напрасно. Королевский Совет получил указ Карла: «Запретить собираться государственным чинам, а ежели они прибыли, немедленно распустить съезд».

Вместо «Универсала» русского царя Арвед Горн в гробовой тишине объявил королевский указ…

Сильна еще была у шведов вера в божественное предназначение короля, а потому и безропотно подчинились они королевской воле…

Если чиновная братия проявляла иногда колебания, пользуясь долголетним отсутствием короля, то военачальники беспрекословно выполняли его приказы.

В минувшую кампанию король остался доволен своими адмиралами. Королевский флот запер русских в Финском заливе, надежно держит в своих руках коммуникации с важной крепостью на материке, Штральзундом, пленил линейный корабль, купленный русскими в Англии. Мало-помалу король начинает ценить важность господства на море и возрастающее влияние королевского флота на ход войны…

Обо всем этом неторопливо держал речь перед флагманами в Адмиралтейств-коллегий адмирал Густав Ватранг.

Второй месяц не покидает постель престарелый Ганс Вахтмейстер.

Видимо, дни его сочтены. Его величество назначил Ватранга старшим флагманом.

— Нам не следует упиваться успехами, — размеренно, взвешивая каждое слово, поглядывая на адмиралов, излагал свои соображения на предстоящую кампанию Ватранг. — Наши офицеры и матросы превосходно действуют против извечного неприятеля, неуклюжих датчан.

Говоря так, Ватранг не мог знать негласного указания датского короля — беречь корабли, не вступать в серьезную схватку со шведами.

— На востоке русские тоже не отваживаются меряться с нами силой на море.

Флагманы как бы очнулись от дремоты, повеселели.

Довольный Ватранг осторожно заметил:

— Все же признаемся, что царь Петр преуспел в одном. Он сумел построить не одну сотню галер и частенько господствует в прибрежных шхерах, где мы бессильны проявить свою мощь.

«Пожалуй, достаточно утомлять коллег, пора определить основные цели на предстоящую кампанию». Ватранг встал и повернулся к большой карте, развешанной на стене.