Врата Рима

— Хорошее пойло, первый помощник! — еле проговорил Марк.

Крикс улыбнулся.

— Ты мне нравишься, парень. Правда нравишься, — сказал он, наполняя свою кружку. — А вот твой приятель Рений — гад еще тот.

Все кивнули и продолжили мирно любоваться морем и небом.

ГЛАВА 20

Марк смотрел на приближающийся порт со смешанным чувством. «Люцида» ловко маневрировала меж древних камней, отмечавших переход из бурного моря в спокойную гавань. Вокруг теснилось множество кораблей, и они простояли у гавани почти все утро, пока к ним не подплыл усталый лоцман.

Раньше Марк считал месяц в море пустяком, чем-то вроде пешей прогулки от одного города к другому, и думал только о месте назначения. Теперь он знал по имени каждого члена небольшой команды. После той ночи, когда они вместе пили на носу, команда приняла юношу. Даже возвращение первого помощника к некоторым обязанностям не испортило их отношений. Первый не держал на него зла и едва ли не гордился им, как будто сам помог Марку завоевать дружбу моряков.

Пеппис все так же спал на палубе в укромных уголках, но немного отъелся на пище, сэкономленной Марком; по негласному соглашению бить мальчика перестали. Пеппис заметно повеселел и уже всерьез собирался стать моряком.

Марк в некотором смысле завидовал мальчику: у моряков своя, особенная свобода. Они увидят все портовые города мира, пока Марк будет маршировать под палящим солнцем по чужим землям, хоть и с Римом в сердце.

Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, пытаясь определить, что за непривычные ароматы принес морской бриз. Ярко ощущались жасмин и оливковое масло, смешанные с запахом большого скопления людей — пота и экскрементов. Марк вздрогнул оттого, когда кто-то опустил ему руку на плечо.

— Приятно будет снова встать на твердую землю, — проговорил Рений и тоже посмотрел на портовый город. — Наймем лошадей, чтобы доехать на восток, в легион, и отыщем твою будущую центурию.

Марк молча кивнул, и Рений уловил его настроение.

— Только воспоминания остаются прежними, парень. Все остальное меняется. Когда ты снова увидишь Рим, ты его почти не узнаешь. И люди, которых ты любил, будут другими. С этим ничего не поделаешь. Так бывает всегда.

Увидев, что Марка это не подбодрило, он продолжал:

— Когда Рим появился на свет, здешняя цивилизация уже была древней. Для римлянина это чужая страна, так что будь настороже, чтобы не размягчиться от их любви к легкой жизни. Впрочем, на границу Иллирии постоянно нападают варварские племена, на твою долю боев хватит. Что, интересно? — Он рассмеялся лающим смехом. — А ты думал, тебя ждет только муштра и стояние на солнцепеке? Марий хорошо разбирается в людях, парень. Он послал тебя в одно из самых жарких мест империи. Даже греки не становятся на колени, хорошенько не подумав, а Македония — родина Александра. Именно тут тебе самое место.

Они вместе наблюдали, как «Люцида» подходит к доку, как оттуда бросают морякам канаты, как их крепят на судне. Очень скоро маленький торговый корабль прочно пришвартовали, и Марк почти пожалел, что его лишили свободы. Эпид вышел на палубу в хитоне, традиционной греческой тунике до колена. Он весь сверкал драгоценностями, намасленная голова отражала солнце. Увидев пассажиров, стоявших в сторонке и ожидавших, когда можно будет сойти на берег, он подошел к ним.

— Плохие новости, господа. На севере восстала греческая армия, и мы не смогли высадиться в Диррахии, как намеревались. Это Орикум, почти в сотне миль к югу.

Рений напрягся:

— Что? Вам заплатили, чтобы нас высадили на севере, возле легиона этого парня. Я…

— Как я уже сказал, это было невозможно, — с улыбкой отвечал капитан. — Нам недвусмысленно сообщили об этом флагами, когда мы приблизились к Диррахию. Поэтому мы и плыли вдоль южного побережья. Я не мог рисковать «Люцидой», когда в городе стоит армия бунтовщиков, которые напились вина в разбитых римских гарнизонах. Под угрозой была безопасность корабля.

Рений схватил Эпида за хитон и поднял так, что тому пришлось стать на цыпочки.

— Будь ты проклят! На пути до Македонии огромная гора, и ты это прекрасно знаешь! Нам предстоят еще месяц тяжелого пути и большие расходы. Отвечаешь за это ты!

Эпид дернул плечами. Его лицо побагровело от гнева.

— Убери руки! Как ты смеешь нападать на меня на моем корабле? Я вызову портовых стражников, и тебя повесят, ты, наглый…

Рений отпустил его и взялся за рубин, висевший на тяжелой золотой цепи на шее Эпида. Он грубо дернул, разорвал звенья и забрал рубин себе, спрятав его в сумку на поясе. Эпид запыхтел от гнева, не в силах сказать ни слова. Рений отпихнул его в сторону. Тот упал на палубу. Гладиатор повернулся к Марку.

— Ладно, давай сходить. На эту цепь мы по крайней мере закупим провиант для путешествия.

Заметив, что Марк перевел взгляд ему за спину, Рений резко обернулся и одним движением достал меч. Эпид со скривившимся лицом попытался ткнуть в него инкрустированным драгоценными камнями кинжалом.

Рений, качнувшись, вступил в зону удара и пропорол мечом снизу вверх гладко выбритую грудь грека. Пока Эпид корчился на палубе, Рений вытащил меч из тела и быстро вытер о хитон.

— Говоришь, напились в разбитых гарнизонах? — пробормотал он, пытаясь засунуть меч в ножны. — Чертовы ножны — все болтаются и болтаются…

Марк не двинулся с места, ошеломленный неожиданной смертью. Моряки, стоявшие рядом, широко раскрыли глаза. Рений наконец вставил меч в непослушные ножны и кивнул матросам:

— Спускайте трап! У нас впереди долгий путь.

Моряки открыли створки в корабельном борту и вытащили сбитый из досок трап. Марк покачал головой, не веря в то, что произошло. Он в последний раз проверил, все ли у него с собой, похлопал себя по бокам: не хватало кинжала. Еще в предыдущий вечер он подарил его первому помощнику. Почему-то Марк был уверен, что так будет правильней. То, как люди улыбались, когда первый показывал им кинжал, подтвердило его решение. Сейчас никто не улыбался, и Марк пожалел, что отдал кинжал.

Он поднял на плечи свой мешок и помог Рению.

— Что ж, посмотрим, что там за Греция, — сказал он.

Рений усмехнулся произошедшей в Марке перемене и переступил через скрюченное тело Эпида. Они покинули «Люциду», не оглядываясь.

Земля под ногами Марка неприятно двинулась, и Марк несколько мгновений неуверенно покачивался, пока годы сухопутной привычки не взяли свое.

— Погодите! — раздался крик позади.

Они обернулись и увидели Пепписа, который катился вниз по трапу так, что только руки и ноги мелькали. Мальчик догнал их, запыхавшись. Они ждали, пока он успокоится и заговорит.

— Возьми меня с собой, господин! — сказал он, умоляюще глядя на Марка.

Тот заморгал от неожиданности.

— Я думал, ты хочешь стать моряком, когда вырастешь!

— Больше не хочу! Я хочу стать воином, легионером, как ты и Рений! — выпалил Пеппис. — Я хочу защищать империю от орд варваров.

Марк посмотрел на Рения.

— Это ты с ним говорил?

— Ну, рассказал пару историй. Многие мальчики мечтают попасть в легион. Хорошая жизнь для мужчины, — ответил Рений без тени смущения.

Пеппис увидел, что Марк колеблется, и добавил:

— Тебе же нужен слуга, чтобы носить меч и смотреть за конем. Пожалуйста, не отсылай меня обратно!

Марк стащил мешок с плеч и вручил мальчику. Тот расплылся в улыбке.

— Ладно. Неси это. А ты умеешь смотреть за лошадьми?

Пеппис отрицательно покачал головой, продолжая улыбаться.

— Научишься.

— Научусь! Я буду самым лучшим твоим слугой! — ответил мальчик, обхватив руками мешок.

— Зато капитан не будет возражать, — сказал Марк.

— Не будет. Мне он не нравился, — угрюмо ответил Рений. — Спроси кого-нибудь, где ближайшая конюшня. До темноты надо выйти.

И конюшни, и постоялый двор, и сами местные жители вызвали у Марка смешанное чувство. В тысяче маленьких штрихов он видел Рим — особенно в мрачных легионерах, которые по двое патрулировали улицы и следили за порядком. И в то же время на каждом шагу он сталкивался с чем-то новым и странным. Красивая девушка обратилась к своим охранникам и произнесла какую-то тарабарщину, а они ее поняли. Возле конюшни стоял храм из белого мрамора, совсем как дома, только статуи были странные, с другими лицами, не как в Риме. Многие мужчины ходили с завитыми бородами, надушенными приторными маслами. Самым же странным зрелищем оказалась стена храма, где молились об исцелении больных.