Фельдмаршал Борис Шереметев

— Да, действительно, — покачал головой Шереметев.

— Послы съезжаются на конвекционный сейм для выбора короля, и почти все с саблями. Думаете почему?

— Интересно.

— Вот то-то. Чтоб отстаивать наказ своего сеймика оружием.

— Что? И дерутся?

— А как же. Обязательно. И ранят друг друга, а то и убивают.

— И на ваших выборах рубились?

— Еще как!

— Но все же вас выбрали, ваше величество.

— Хэх!.. Выбрали… — засмеялся Август. — Если б не ваш царь, вряд ли мне досталась польская корона ^{25} .

— Так что? Государь заезжал сюда? — удивился Борис Петрович.

— Зачем? Он прислал из Кенигсберга письмо для ясновельможных, где недвусмысленно пригрозил, что если они изберут королем французского принца Конти, то этим нарушат мирный договор с Россией, поскольку принц держит сторону султана, и в этом случае Польша станет врагом Руси. Так и написал в грамоте: такого короля в дружеской Польше мы видеть не хотим. Письмо его на сейме зачитал ваш представитель Никитин. Оно явилось для многих панов как ушат ледяной воды. Отрезвило горячие головы. И на выборах за меня проголосовало большинство. А сторонники принца, оставшись в меньшинстве, сразу за сабли.

— И рубились?

— А как же. Так вот, семнадцатого июня я был избран королем. Ну а на коронационный сейм сюда, в Краков, я пришел со своей армией. Это лучший аргумент в споре. И ваш государь, спасибо ему, придвинул армию Ромодановского ^{26} к польским границам. Так что коронация прошла вполне благополучно.

— А как к этому отнеслись другие посольства?

— Меня, помимо России, поддержали Австрия и Бранденбург. Даже вдова Яна Собеского Мария-Казимира была на моей стороне.

— Королева? Она-то почему?

— Она ненавидит французского короля Людовика XIV. Ну а я… — Август засмеялся. — Я еще не встречал женщины, которую бы не смог влюбить в себя ^{27} . Давайте выпьем за успех у них.

— У кого?

— У женщин, разумеется.

Август опять поднялся с кресла, наполнил бокалы, взял свой.

— Ну, Борис, за женщин.

Осушив бокал, опустился опять в кресло, проговорил с нескрываемым удовлетворением:

— Ваш царь первым поздравил меня с избранием и выразил надежду на союз с Польшей. Я через Никитина велел передать царю мое честное слово, что буду всегда заодно с ним против врагов Креста Святого, и мой низкий поклон за изъявленный Петром аффект в мою пользу. Я тщу себя надеждой лично повидаться с ним.

— Я полагаю, ваше величество, он, возвращаясь из Голландии, обязательно заедет к вам.

— Зачем он поехал туда? Если, конечно, не секрет.

— Ну, официально это Великое посольство поехало приискивать союзников на борьбу с Турцией.

— Ну, Голландию — эту купчиху — вряд ли удастся соблазнить на драку с султаном.

— У государя и другая цель: выучиться там правильному судостроению и вождению кораблей. Нанять побольше профессиональных моряков, военных, закупить оружия. Кстати, сам он едет туда инкогнито.

— Даже так? — удивился король.

— Да. Он всем спутникам запретил величать себя за границей государем под страхом наказания.

— А как же?

— А просто — Петр Михайлов. Десятник.

— Видно, ваш царь оригинал, Борис… э-э…

— Петрович, — подсказал Шереметев.

— Да, да, я так и хотел сказать, Борис Петрович. Сдается мне, мы подружимся с ним по-настоящему. Говорят, он с меня ростом?

— Да, ваше величество, пожалуй, вы одного роста, — согласился Шереметев. — Может, и силой равны.

Видимо, последние слова задели самолюбие Августа: он молча взял со стола бокал свой, обернул его носовым платочком и, кажется совсем не напрягаясь, раздавил в кулаке. Осколки высыпал на стол. Заметив удивление на лице гостя, предложил:

— Попробуйте вы.

— Куда мне, ваше величество.

— Нет, нет, все же попробуйте.

Делать нечего, их величествам отказывать не принято. Борис Петрович взял свой бокал, сдавил в ладони. Ничего не получилось.

— Я разрешаю вам двумя руками, — милостиво согласился Август.

Но и двумя руками Шереметев ничего не смог сделать с бокалом, хотя и сдавливал изо всех сил, аж покраснел. Наконец признался:

— Крепкий, черт… — И поставил на стол.

— Неужли? — хмыкнул король и, взяв бокал, мгновенно раздавил и этот.

— Ну, ваше величество… — развел руками Шереметев. — У меня нет слов.

— Вот так с вашим царем мы раздавим любого нашего врага, хотя бы и султана. В связи с этим у меня к вам вопрос, Борис Петрович.

— Я слушаю вас, ваше величество.

— Вот вы, насколько мне известно, самый удачливый русский воевода, скажите, зачем вам понадобилось Черное море?

— Это вопрос не ко мне, ваше величество. Я воин, мне куда прикажет государь, туда я и иду. Скажет завтра идти на вас — и я пойду.

— На меня?.. — усмехнулся Август.

— Повторяю, если прикажет государь, ваше величество.

— Ну а если на шведов?

— И на них пойду. Но сегодня у нас с ними мир ^{28} , ваше величество.

— Но мир стоит до рати… так, кажется, у вас говорят?

— Да. Так. Но я не думаю, что государь сразу решится воевать на юге и на севере. Это неразумно.

— И все же, я повторяю свой вопрос: зачем вам Черное море? Неужто у вас нет своего мнения, Борис Петрович?

— Отчего же? Есть. Нам нужен выход к морю, ваше величество.

— Но у вас же есть через Архангельск.

— Там море замерзающее, холодное, а здесь круглый год плавать можно. И потом, России очень досаждают крымские татары.

— Да, — согласился Август. — Крым — это заноза в заднице России. Тут я согласен. Но и все же согласитесь, что Черное море — это бочка воды, пробка от которой в руках у султана.

— Наверно, вы правы, ваше величество.

— Вы строите флот на Воронеже, а куда на нем плыть станете? К султану на рамазан? Флот ведь строится не только для войны, но и для торговли. А чтоб торговать с Европой, вам надо выйти в Средиземное море к древнейшим торговым путям. А ключи от Босфора и Дарданелл у турок. Нет, Борис Петрович, вам надо прорываться к Балтийскому морю.

— Но у нас со шведами…

— Знаю, что вы скажете: мир. Но какой мир? Он же унизительный для России. Ведь Нева же испокон была вашей, и крепость, стоящая на ней, ваша. Только шведы переименовали ее в Нотебург ^{29} . А ведь заложили ее вы, ваши предки. Как она по-вашему называлась?

— Орешек.

— Вот где ваш настоящий интерес, Борис Петрович: выход к Балтийскому морю.

«А ведь и твой, наверно, там есть…» — подумал Шереметев, прищуриваясь, чтоб мысль его король в глазах не прочел. Но Август словно услышал ее:

— Конечно, здесь и Польша заинтересована вернуть себе Инфлянты.

— Лифляндию?

— Ну да. Или, точнее, по-немецки Ливонию ^{30} .

«Ты гля, губа не дура у короля-то. Вчера корону надел, а ныне уж ему и Ливонию подавай», — подумал Шереметев.

— Вам Ингрия ^{31} , мне Ливония — и все довольны. «Медведь-то еще в лесу. Не рано ли шкуру делить?»

— Но это не мне решать, ваше величество. Я солдат.

— Знаю. Но именно это я стану говорить царю Петру при встрече. И думаю, он согласится со мной.

— Вполне возможно, ваше величество. Но на сегодня наш общий враг — султан.

— Само собой, воевода, и я не спорю. И всеми силами стану помогать царю. А о том, о чем мы здесь говорили, никому знать не следует. А?

— Согласен с вами, ваше величество. Такое лишь в мыслях Держать можно, а говорку вести об этом рано. Еще рано.

— Вот и договорились, — поднялся Август с кресла. Шереметев тоже встал и неожиданно сказал с неким смущением: