Кувыр-коллегия (СИ)

Молодой секретарь кабинета министров Иоганн Эйхлер. Выдвинутый в чины Остерманом и всем ему обязанный. Но он почему-то стал сторонником Волынского и мечтал самого своего благодетеля Остермана, и иных немцев Бирона, Либмана, Штемберга, Миниха, Манштейна, Бисмарска из России спровадить.

Архитектор известный и полковник войск инженерных Петр Еропкин. Ему было немного за 30, и был он высок, строен, и лицо имел чистое приятное. Сей человек был другом Волынского. Новый кабинет-министр ему во всем доверял.

Адмирал флоту российского Федор Соймонов, прокурор Адмиралтейства. Был адмирал уже стар. Службу свою России он еще при Петре Великом начинал и был человеком честным и неподкупным. Поначалу на этой почве и ссорились они с Волынским, который казнокрадом был известным, но общая ненависть к немцам при дворе сблизила их.

Все они жаждали изменений и были готовы за них бороться. Назначение Артемия Петровича на высокую должность при государыне было воспринято как начало великих свершений…

— А вот и господин де ла Суда с новостями! — проговорил Волынский. — Тот, кого мы ждали, господа.

Все посмотрели на вновь прибывшего. Тот подошел к столу и сел на свободное место.

— Говори! Не томи, Жан! — приказал Волынский.

— Я коротко сошелся с певицей Дорио, господа. И она в своих разговорах со мной многое стала выбалтывать. Так что время на Дорио было потрачено не зря.

— И что вы узнали, де ла Суда? — спросил старый адмирал Соймонов.

— То узнал, про что токмо любовница от любовника узнать может.

— И что там такого важного? — торопил де ла Суду адмирал.

— Бирену предложили его сына Петра женить на Анне Леопольдовне, господа. Ни больше и не меньше.

— Что? — не поверил Мусин-Пушкин. — Но как быть такое может? Сын Бирена станет мужем наследницы трона российского? И кто предложил такую глупость?

— Банкир Либман. И он задумал сие уже давно и на Бирена наседает, дабы тот согласие на сие дал. Но Бирен отказывается, сославшись на несогласие императрицы и молодость своего сына Петра Бирена.

— Он по пути Меньшикова идет, господа! — проговорил Волынский. — Тот хотел свою дочь женой императора сделать, а сей сын конюха курляндского желает сына на принцессе женить и своего внука иметь в императорах российских.

— А себя в регентах! — продолжил Соймонов. — Вот куда Либман замахнулся. Но Бирен на то пока не дал согласия?

— Нет, — ответил де ла Суда. — Но сие токмо пока, господа. Сегодня не дал, а завтра даст. И что же тогда нам под Биреном 20 лет ходить?

— Да нет, господа, — спокойно возразил Эйхлер. — Не пойдет Бирен на такое. Да и не поддержит его никто в сем начинании кроме Либмана. Остерман первым на пути того союза станет. Да и императрица наша не станет ссориться с императором Австрии, из-за Биренова сопляка. Здесь принц Антон Брауншвейгский. И Вена в нем видит мужа принцессы. Но в том иной резон есть, господа. Пусть не его сын станет мужем принцессы, но Бирен наш думает о регентстве при Анна Леопольдовне и при принце Браншвейгском.

— Откуда такие сведения, господин секретарь? — спросил Эйхлера Волынский.

— Этого вице-канцлер Остерман опасается. Ведь Бирен единственный при дворе кто дает принцу Брауншвейгскому деньги в долг. И Анне Леопольдовне он презенты дарит. А кабинет в суммах, принцессой просимых, отказал недавно. А вот Бирен те суммы выдал из своих денег.

— В этом он умнее тебя оказался, Артемий, — прямолинейно заявил адмирал Соймонов.

— Но я не один в кабинете, адмирал! Там еще и Черкасский и Остерман. Но дело сие мы с вами поправим. Я постараюсь поближе сойтись с молодой принцессой.

— Да и среди людей принца Брауншвейгкого стоит завести себе глаза и уши. У Либмана, а значит и у Бирена они есть, — предложил архитектор Еропкин.

Волынский продолжил мысль Еропкина:

— И среди шутов неплохо обзавестись сторонниками. Пьетро Мира работает на Бирена. Его любовница Мария Дорио на нас, сама того не зная. Но стоит к нам Авдотью Буженинову накрепко привязать. Она на царицу такое влияние имеет, что иным до неё далеко.

— Буженинова крепкий орешек, — сказал Эйхлер. — Она на посулы не сильно податлива.

— Ничего. Пусть денег не возьмет, так на ином её поймаем.

— Но с Биреном стоит быть осторожным, — предостерег всех де ла Суда. — Пока он Артемия Петровича за своего друга почитает. Но Либман хитер, и глаза ему открыть сможет.

— Я не стану лбом ворот прошибать, Жан. Я буду осторожен!

Год 1739, январь 18 дня. Санкт-Петербург. При дворе. Волынский и Анна Леопольдовна.

На следующий день Артемий Петрович Волынский был принят принцессой Анной Леопольдовной. Он подарил принцессе 10 тысяч рублей в шкатулке и выразил желание помогать ей и впредь.

— Я рада, Артемий Петрович, что мы с вами общий язык нашли, — сказала принцесса. — А то при дворе меня только герцог Бирон понимал и помогал мне. Но скажу вам правду — мне Бирон не приятен. И неприятна его жена заносчивая герцогиня Бенигна.

— И мне герцог не столь приятен, ваше высочество. Но он господин у себя в Курляндии, а вы наследница в России. И за вас многие русские станут.

— Вы в том крепко уверены, господин Волынский?

— Я тому порука, ваше высочество.

— Могу я что-нибудь сделать для вас, Артемий Петрович? — спросила молодая принцесса.

— Есть у меня к вам небольшая просьба, ваше высочество. Прошу вас принять в штат свой новую камер-юнгферу Варвару Дмитриеву. Уж очень она в месте при дворе нуждается.

— И это все о чем вы просите?

— Да, ваше высочество.

— Тогда считайте что Варвара Дмитриева уже камер-юнгфера моего двора.

— Благодарю вас, — Волынский схватил руку принцессы и почтительно её поцеловал.

Вот у него и появился соглядатай при молодом дворе. Правда доносители Либмана в тот же день доложили ему о том, что Волынский щедро одарил Анну Леопольдовну…

Год 1739, июль, 3 дня. Санкт-Петербург. Бракосочетание.

3 июля 1739 года состоялось торжественное бракосочетание принца Антона Улриха Брауншвейгского, племянника императора Австрии, и принцессы Анны Леопольдовны Мекленбургской, племянницы императрицы Всероссийской.

Жених и невеста были в великолепных одеждах осыпанных бриллиантами. Анна не поскупилась на эту свадьбу.

Белый кафтан принца, расшитый золотом, усыпанный драгоценными камнями камзол, пышный парик и треуголка с плюмажем скрепленном бриллиантовой заколкой — притягивали взоры толпы.

Невеста была в закрытом платье белого цвета. Ее голову венчала небольшая корона, изготовленная для свадьбы придворными ювелирами.

Молодые ехали в карете самой императрицы Анны. Народ приветствовал свадебный кортеж. По бокам кареты скакали офицеры конной гвардии в белых плащах.

Вслед за каретой императрицы, следовали экипажи герцога курляндского. Теперь Бирону по чину владетельного герцога были положены и собственные придворные. В пяти каретах украшенных желто-черными эмблемами Курляндии ехали сам Бирон со своей женой, барон Ливен с семейством, барон Мегден с женой и другие.

Затем катили экипажи князя Куракина, князя Черкасского, принца Гессен-Гобургского, кабинет-министра Волынского, Бестужева-Рюмина, Трубецкого и других. В самом конце процессии ехала цесаревна Елизавета Петровна.

Бирон посмотрел на свою горбунью и произнес:

— Ты заметила странность, Бенингна?

— Какую, ваша светлость?

— Толпа не сильно приветствует жениха и невесту.

— А мне какое дело до толпы? — надменно произнесла она.

— Но если они не приветствуют жениха и невесту, то вам приветственных криков народа вовсе не досталось.

— Я герцогиня курляндская. И я стою выше какой то там толпы. Какое мне дело до их криков?

— Вот как? — Эрнест Иоганн улыбнулся. — С каких пор вы стали так надменны, ваша светлость?

— С тех пор как стала герцогиней. А вот вы, герцог, ведете себя не подобающим образом.