Сын чекиста

— Ты слышишь мотор?

Рывчук утвердительно кивнул, хотя в лесной тишине раздавалось лишь щебетанье птиц да шелест листвы.

— Самолет! Это за мной... — Вялых начал метаться, судорожно вцепился пальцами в бинты, стянувшие грудь. Лицо его стало землисто-серым.

Рывчук взял в свои руки холодеющую руку друга.

— Володя, мне надо тебе сказать... — вдруг тихо, но внятно произнес Вялых.

— Тебе нельзя говорить... Потом...

— Будет поздно... — Вялых засунул руку под подушку, вытащил помятую, в пятнах крови фотокарточку, потухающим взглядом посмотрел на нее. — Возьми!..

С фотографии на Рывчука смотрело лицо жены.

— Наташа?!

Вялых судорожно жал его руку.

— Мы очень любили друг друга... У нас ребенок. Прости ее... если сможешь...

На обратной стороне фотографии знакомым Наташиным почерком было написано: «Любимому мужу, моему Володе. Помни свою Наталку».

В палатку вошел врач, посмотрел на Вялых, поднял веко и сложил руки на груди умершего,

Адрес завода, на котором директорствует Екатерина Сергеевна, Владимиру Рывчуку сообщили в наркомате. Поезд в далекий город на Урале, где лейтенант Рывчук рассчитывал провести свой десятидневный отпуск перед началом занятий в спецшколе, уходит на рассвете.

Сегодня Владимир Рывчук провел день в учреждении, чей адрес не печатается в справочниках, а название не пишется на вывесках. Сюда лейтенанта направили из штаба партизанского движения. Человек, выписывавший направление, сказал:

— Партия и командование оказывают вам большое доверие, лейтенант!

В кабинетах, где принимали Рывчука, его биографию знали лучше, чем он сам. Последний, у кого Владимир был на приеме — высокий худощавый человек, — подробно расспросил его о том, как он вместе с немцем Гансом вел разведку в тылу врага, задал несколько вопросов на немецком языке. Владимир ответил тоже на немецком. Человек хмыкнул.

— Недурно! — И неожиданно сказал: — Я с твоим отцом, Владимир, в Харькове в Чека служил.

Хозяин кабинета помолчал и уже официальным тоном добавил:

— Мы предполагаем, лейтенант, послать вас на выполнение специального задания... Трудного задания... Возможно, вам придется работать в стане врага...

— Готов к выполнению любого приказа!

— Две недели вам хватит, чтобы встретиться с матерью, уладить все свои дела?

— Вполне, товарищ начальник!

— В добрый путь! Надеюсь, что сын чекиста Арсена Рывчука окажется достойным отца.

До отхода поезда на Урал остаются вечер и ночь. За это время предстоит выдержать еще одно испытание — встретиться с женой. Он долго разыскивал адрес капитана медицинской службы Натальи Васильевны Рывчук, а оказалось, что найти ее проще простого. Живет она по хорошо известному адресу — на московской квартире матери. Это обескуражило Владимира.

Сколько бессонных ночей за время, минувшее после смерти Вялых, провел Владимир, готовя себя к этой встрече! Бессчетное количество раз он продумывал каждое слово, которое скажет бывшей жене. Да, бывшей! Хотя их брак формально еще и не расторгнут. Нужно ли подвергать себя испытанию? Нужно! Об этой встрече просил Вялых. К чему лукавить перед собой? Он и сам много ждет от свидания с Наташей, которую все еще любит...

На звонок вышла соседка Екатерины Сергеевны.

— Да, капитан Рывчук живет здесь. Но ее, кажется, еще нет дома. В комнате нянечка.

В комнате была не нянечка, как предупредила соседка, а Марина Юрлакова и маленький Вовочка.

— Мне нужна Наталья Васильевна, — поздоровавшись, сказал Владимир. — Не скажете, скоро ли она придет домой?

— Скоро.

— Могу я ее подождать?

— Конечно, можете. Я и сама на этой квартире гостья. — Марина бесцеремонно разглядывала обветренное лицо пограничника. — Вы давно знаете Наталью Васильевну?

— Школьные знакомые...

— Что же вы стоите, школьный знакомый? Садитесь.

Владимир сел, положил на стул зеленую фуражку.

— А вы не очень разговорчивы, лейтенант, — заметила Марина. — Вы что, с фронта?

— С фронта. — Владимир поднял глаза и только сейчас увидел висящий прямо перед ним на стене фотопортрет. Вялых помнили в этой комнате!..

Проследив за взглядом Владимира, Марина спросила:

— Вы, наверное, и его знали, раз учились вместе с Наташей?

— Да.

— А это их сын. Не правда ли, похож на отца?

Рывчук заставил себя посмотреть на малыша, прижавшегося к коленям женщины.

В комнату вошла Наталья Васильевна, на ходу расстегивая китель. Увидев гостя, отшатнулась, прижалась к косяку двери:

— Вовка!..

Рывчук встал со стула.

— Ты, Вовка, совсем седым стал!..

— Возможно. — Владимир начал расстегивать карман гимнастерки, пуговица не слушалась, тогда он с силой рванул клапан кармана, достал бережно завернутые в целлофан партийный билет Вялых и фотографию Наташи.

— Он просил передать тебе, — тихо сказал Владимир. — Он очень любил тебя и... ребенка. Теперь его нет. Мы похоронили Володю в лесу, возле штаба партизанской бригады.

Одинокая слеза блеснула на реснице Натальи Васильевны, сорвалась и медленно покатилась по щеке.

— Так уж случилось... Он погиб, а я остался жив. — Владимир взял со стола фуражку. — Я обещал... Если понадобится моя помощь тебе и ребенку, дай знать. Прощай...

Наталья Васильевна слышала, как сбегал по лестнице Владимир Рывчук.

Пригородный лес неожиданно подвергся ожесточенной атаке ветра. Он взъерошил листву на величавых дубах, сбил набекрень папахи кленов, заставил сгибаться не только стройные березки, но и мачтовые сосны. В черном небе вспыхнули молнии, загрохотал гром.

— «Люблю грозу в начале мая», — продекламировал Владимир.

— Бежим, сынок! — крикнула Екатерина Сергеевна и легко побежала в сторону видневшихся вдали огней большого завода.

Крупные капли дождя, пробившись сквозь густую листву, обжигали лицо. Хлынул ливень.

— Сюда, сынок! Быстрее! — Переводя дыхание, Екатерина Сергеевна прижалась к шершавой коре дуба.

Звонким, молодым голосом, словно бросая вызов непогоде, мать запела: «По военной дороге шел в борьбе и тревоге боевой восемнадцатый год...» Песню она оборвала так же внезапно, как начала. Спросила, прижав руку к груди сына:

— Скажи, ты счастлив?

— Я счастлив, что увидел тебя, мама... Познакомился с твоими друзьями.

— В восемнадцатом году, в такую же ненастную ночь, мы с Арсеном стояли под дубом в Нерубаевском лесу. Мы ждали твоего рождения. В огне и боях клокотала Украина, а Арсен грезил о каких-то светлых городах и предсказывал, что ты их будешь воздвигать и станешь очень счастливым!

— Немного счастья отмерила жизнь моим сверстникам! — вздохнул Владимир. — Сколько их, рожденных в боях одной войны, приняли смерть на полях другого сражения...

— И все-таки, несмотря ни на что, вы поколение счастливых!

В эту радостную для матери и сына ночь было переговорено обо всем. То и дело слышалось: «А помнишь, мама?», «А знаешь, Вовка?»

Стало светать.

Сын поцеловал мать в мокрую от дождя щеку.

— Ты у меня самая лучшая мать на земле! Такая молодая! Такая красивая!

Екатерина Сергеевна довольно хохочет.

— Комплимент от сына особенно приятно услышать. Хотя ты и сболтнул насчет молодости и красоты. Но я счастливая мать! Мне повезло. Не во всех семьях бывает, когда родители и дети несут в сердце одну веру, исповедуют одни убеждения, вместе идут в бой, одержимы одной великой идеей. Смешно! Но сегодня мне вдруг показалось, что это не ты, а Арсен со мной. Что не с тобой, а с твоим молодым отцом я сегодня свиделась...

Дома, за чаем, Ванда Станиславовна и Екатерина Сергеевна говорили о каких-то хозяйственных делах. Потом мать звонила на завод, кого-то отчитывала за нерадивость. А Владимир все никак не мог отделаться от очарования лесной прогулки. Ему казалось, что он по-новому увидел мать. Какой знал ее в далеком восемнадцатом году отец — молодой, сильный, счастливый.