Людовик XIV, или Комедия жизни

— Ах! Как ты глупа!

— Нет, я вовсе не глупа! Я докажу тебе, что со мной нельзя обращаться как с ребенком!

— В том-то и дело, что ты еще совершенное дитя. Неужто ты не понимаешь, что, не пуская тебя на сцену, мы заботимся о твоем же счастье, о твоей же пользе? Что мы хотим предохранить тебя от всех соблазнов, постыдных предложений, ухаживаний, которыми преследуют хорошеньких актрис? Неужто тебя не прельщает тихая скромная жизнь добродетельной жены и любящей матери семейства?

— Убирайтесь от меня с вашими добродетельными женщинами! Я хочу веселиться, нравиться, кокетничать! Я чувствую в себе талант и вовсе не желаю, в угоду вам, зарывать его в землю!

В эту минуту вошел Мольер.

— Что здесь случилось? Вы, кажется, опять поссорились? Арманда, ты плачешь?.. Ну как тебе не стыдно, Мадлена, вечно огорчать ее.

Арманда отошла к окну и громко всхлипывала.

— Ну так и есть, — проворчала Мадлена, — я всегда остаюсь виноватой. Ты бы сперва узнал, о чем она разрюмилась!

Мольер подошел к Арманде и любовно обнял ее.

— Сокровище мое, что с тобой?..

— Ей непременно хочется на сцену, — сердито отозвалась Мадлена.

— Ну да, хочу! А ты препятствуешь мне, потому что боишься показаться слишком старой рядом со мной, да и трусишь за твою любезную Дебрие, чтобы я не затмила ее.

Мольер стал серьезным.

— Дитя мое, Дебрие — такая замечательная актриса, которой нечего бояться неопытной дебютантки. Я не желаю, чтобы ты поступила на сцену совсем по другим причинам. Став актрисой, ты, разумеется, захочешь нравиться публике, а это покупается такой ценой, которая может сильно омрачить наше супружеское счастье!

— Ну так знай же, Батист, что я не хочу быть женой человека, который имеет так мало доверия ко мне и считает меня способной броситься навстречу первому встречному, кто лишний раз вызовет меня или поднесет подарок!.. И кто же это так думает? Тот, которого я с детства боготворила!.. Неужто, Батист, ты не видишь, как я люблю тебя?.. Неужто из-за глупой, бессмысленной ревности ты захочешь отнять у меня величайшее счастье — делить твою славу и величие?..

Она бросилась к нему на шею и прильнула к его губам жарким поцелуем. В груди поэта происходила сильная борьба. О, как дорого он дал бы, чтобы безусловно верить Арманде!

— Не терзай меня, дитя!.. Я верю в твою любовь, надеюсь, что ты не променяешь меня ни на кого… но я сам не знаю, почему страшусь того дня, когда весь Париж увидит тебя!.. Мне кажется, что эта минута будет последней минутой моего счастья!..

Арманда отступила от него, глаза ее сверкали гневом, она вся дрожала.

— А, так мои слова, мои уверения ничего не значат в твоих глазах?.. Хорошо же, я возвращаю тебе твое слово!.. Я разрываю узы, которые так тяготят тебя!

— О нет!.. нет!!! Жизнь моя… радость!

Мольер хотел привлечь ее к себе, но Арманда остановила его резким движением.

— Оставь эти нежности! Теперь мне не до них! В эту минуту решается моя жизнь! Если ты не согласишься, чтобы я поступила на сцену, то я никогда не буду твоей женой! Я немедленно оставлю этот дом… Может быть, в театре Бургонне я найду славу, которая вознаградит меня за потерянную любовь!

— Арманда!!!

— Воля моя неизменна!

Она выбежала из комнаты.

Мольер смотрел ей вслед с невыразимой тоской.

— Эта девушка — ангел или демон! Она способна дать райское блаженство и все муки ада!..

Поэт, шатаясь, побрел в свою комнату.

Трудный вопрос предстояло решить Мольеру. Ему было под сорок. Беспокойная цыганская жизнь, тяжелый труд, огорчения и разочарования преждевременно состарили его. Он стал меланхоликом. И этот-то нравственно отживший человек должен быть мужем молодой семнадцатилетней девушки, полной страсти, энергии, жажды славы и похвал!.. Они будут вместе на сцене! Она — во всем блеске молодости и красоты, он — старый комик!.. Отказаться от нее, заглушить эту позднюю страстную любовь было не в его силах. Это чувство — его единственная отрада, светлая звезда на мрачном горизонте жизни. Что делать, на что решиться?.. Он знал, что если не согласится с Армандой, то она непременно исполнит свою угрозу.

Бледный, с опухшими глазами, сидел Мольер у своего рабочего стола.

— Да, — прошептал он наконец с тяжелым вздохом. — Нужно уступить. Нет другого выхода… Ты будешь играть, Арманда, в новой комедии, в которой я выставлю на посмешище мою любовь! Может быть, смех толпы заставит меня очнуться, излечиться от этой дьявольской страсти… А может быть…

О, воображение, зачем рисуешь ты мне эту дивную картину?.. Может быть, она, Арманда, поймет всю силу моей любви, моих страданий и почувствует ко мне сострадание!.. Кто знает?..

Бедняга! Чтобы излечить больное страждущее сердце, он принялся писать свое бессмертное творение — «Школу мужей».

Прошло несколько недель. Наступило двадцать четвертое июня, день, назначенный для представления новой комедии Мольера — «Школа мужей», в которой должна была дебютировать девица Арманда Бежар в роли Леоноры.

В театре собралось самое знатное, блестящее общество, тут были все покровители Мольера: герцог и герцогиня Орлеанская со своей свитой, принц Конти с супругой и многие другие.

Занавес поднялся. Первое действие началось разговором между Сганарелем (Мольер) и его братом Аристом (Жоделе). Оба брата — опекуны двух молодых девушек, в которых они влюблены. Чтобы предохранить своих невест от соблазна, каждый из них придумал особый план действий. Сганарель запирает свою воспитанницу Изабеллу (Дебрие) в четырех стенах, между тем как Арист предоставляет младшей сестре — Леоноре (Арманда) полную свободу, позволяет ей пользоваться всеми удовольствиями в совершенной уверенности, что светская жизнь приведет ее к тому заключению, что самое прочное счастье для нее заключается в любви ее опекуна. В то время, как оба брата выставляют друг перед другом преимущества своего образа действий, на сцену входят их воспитанницы. Изабелла, которая несмотря на свою монашескую жизнь, успела познакомиться и влюбиться в некоего Валерия, и Леонора, которая, находясь в вихре светских удовольствий, все больше и больше привязывается к честному, разумному Аристу.

После первого монолога Арманды, а в особенности после третьей сцены, где она развивает свой взгляд на общество и преимущественно на мужчин, успех ее был несомненен. Она была далеко не красавица, но чрезвычайно пикантна. Ее огненный взор, нежный, ласкающий голос, изящно-кокетливые манеры, какой-то «привлекательной и беспечно-воздушной» делали ее неотразимо прелестной. Публика проводила дебютантку оглушительными аплодисментами. Когда Арманда ушла со сцены, герцог де Гиш, Лорен и д’Эфиа поспешили к ней за кулисы, и бедный Мольер должен был видеть, как они рассыпались в любезностях перед его возлюбленной. Сердце его болезненно сжалось, слезы выступили на глазах, а он не смел убежать со сцены, не смел дать волю душившим его рыданиям… Он должен был играть свою роль! Но зато никогда еще не играл он с таким чувством, одушевлением, как в этот вечер. Его не радовал восторг публики! Он мысленно проклинал и свою славу и свою пьесу. А Арманда продолжала весело болтать с новыми поклонниками.

— Объясните мне, очаровательная Арманда, — шептал ей красавец Лорен, которому она, по-видимому, отдавала предпочтение перед другими, — как это случилось, что мы были лишены до сих пор удовольствия восхищаться вашим неподражаемым талантом?

— Причина очень простая — меня держали в таком же уединении, как бедную Изабеллу, с той только разницей, что я не успела еще обзавестись каким-нибудь Валерием, который помог бы мне освободиться от домашнего ига!

— О! За этим дело не станет! Мы все трое готовы служить вам, только согласитесь стать царицей наших сердец и кошельков! — Лорен взял ее руки и поднес к губам.

— В таком случае нужно большое постоянство одного и неистощимость других! Надо вам признаться, что я чрезвычайно требовательна и капризна.

— Это не беда! — воскликнул д’Эфиа. — Ведь нас трое против одной. Да и притом хорошенькая женщина должна быть капризна.