Внук Бояна

Юрко посмотрел на деда и теперь узнал его: перед ним стоял старый волхв Маркун, в расстегнутом вороте рубахи виднелся талисман: на арканчике три кабаньих клыка. Жрец был насторожен, словно готовый к бою. И заговорил строго:

— Боги вещали: Яришка — их избранница! Она спасет князя, тогда и сердце его неприкаянное откроется для нее. Названая сестра должна стать названой подругой. Ее мысли будут его мысли...

Братец, я молю тебя: дозволь идти за князем. Я обещаю тебе оберегаться, никому не мешать, слушаться тебя во всем. И еще обещаю: никто из твоей ватаги никогда не пожалуется и не пожалеет, что я шла вместе.

— Будь по-твоему, сестренка. Выезжай поёмной тропой на перехват к Лебяжьему озеру. Там сделаем в камышах дневку. Будто нежданно встретим тебя...

В княжеском тереме в Резани проснулась Всеслава на широкой пуховой постели—давно она в такой приятности не спала. Вошла старая женщина в цветастом сарафане, увидела открытые глаза княжны и перекрестилась.

— Слава тебе, господи! Очнулась, красавица писаная, — запричитала она, низко кланяясь. Княжна не успела спросить, куда ее привезли. Старушка все причитала, не давала слова сказать:

— Голубка ты наша... Господь сподобил. Молись за раба божия Романа-князя, это он благословил молодого сокола княжича Глеба — своего племянника — спасти тебя от лютой участи половецкой рабыни. По гроб жизни благодари его. Служила бы теперь какому-то супостату поганому, сама его от русской крови отмывала...

— Как страшно говоришь ты, мамка, — наконец удалось сказать Всеславе.

— Не мамка, а нянька самого Глебушки. И за него молись. Сам бог послал княжича нашего на твое спасение. Видно, суженого конем не объедешь... А княжич у нас добрый да сердечный, как красна девица. Сокол молодой, да пригожий, да ласковый. А и ты, горлинка, красотой писаной богом отмечена...

Низко поклонившись, старая нянька запела тоненько и ласково:

Очушки-то у ней ясных соколов,

Бровушки-то у ней черных соболей,

Походочка — как лани белые,

Белые, златорогие.

Она ростом высокая,

Станом она становитая,

И лицом-душой красовитая,

Всему городу Резани красному

Будет кому поклонитися.

Нянька вся засияла, и было в ее песне и в глазах столько нежности, что Всеслава хотела улыбнуться. А не вышло: нахлынула печаль, вспомнился милый Ярослав. Он мучается во вражьем становище, а она тут нежится да песенки хвалебные выслушивает...

В полдень ее позвали к князю Роману Глебовичу. Ввели в малую горенку князя — его молельню, всю обвешанную иконами. Встретив Всеславу, князь горячо зашептал, окрещиваясь:

— Благодарю, господи, от всего народа резанского. Ты вернул нам из ада языческого нашу княжну светлую живу-невредиму.

Расцеловал и провел юную княжну за стол, где уже красовались разные яства на серебряных блюдах. Сидели вдвоем, и князь спрашивал:

— Знаешь, кто тебя спас, княжна?

— Княжич Глеб Игоревич.

—~ Видно, сам бог навел его на твое и наше общее счастье. Ты рада, что это он спас тебя, а не кто-то другой? — Всеслава молча кивнула, а Роман Глебович спросил вкрадчиво: — Он пришелся» тебе по душе?

— Да. Он красив, умен и вежеством не обижен.

— Значит, приятен? А он совсем голову потерял от твоей красы. Не ест, не пьет... Сидит задумчивый. Слова не вытянешь... Не пропал бы! Может, полюбишь его? А я сватом приеду,— сказал будто шутливо, наливая вино. А в глазах — свет и ласка...

Всеслава скромно опустила глаза. Было приятно это слышать, но зачем он говорит совсем ненужное: тут же нет ни матушки, ни батюшки.

— Не грех бы нам породниться покрепче,— с вкрадчивой ласковостью настойчиво продолжал князь. — Выпьем за родность!.. И подумай, княжна, ты не простая боярышня. За тобой стоит великое княжество Киевское. А мы все молимся за собирание Руси.

— Но мой зарученный — Ярослав Глебович, — решила открыться Всеслава, отставив чашу, и заметила, как диковато метнулись на нее глаза князя.

— Так он же в плену! — нетерпеливо воскликнул Роман Глебович.— И никто не ведает, вернется ли.

— Вернется!

— И привезет половчанку-жену? Да и с детишками. — В словах князя она уловила усмешку.

— Не будет этого! — решительно ответила Всеслава.

— Почему? Или он побрезгует? Но и твоя мать—половчанка. Жена князя Игоря Ефросинья Ярославовна — тоже дочь половчанки. И сын Игоря женился на половчанке! Не раз такое бывало!

— А Ярослав не женится.

— Почему же тогда половцы не отпускают его и за богатый выкуп? Конечно, хотят женить! — Князь Роман повысил голос. — Мы пытались, но и на пленников не выменивают. Подумай, зачем они его держат? В дальнюю волжскую орду переправили. Подумай!

— Я уже все решила: моя жизнь принадлежит ему.

— Ты так его любишь? А он? Или ты не встречалась с его ладушкой-язычницей? С этой богомерзкой девкой?

«Откуда князь все это знает? — удивилась Всеслава и молчала, раздумывая.— Ведь Кащеря, конечно, убит... Только он один знал все... Нет ли тут какой тайны?»

И вдруг все, что с ней случилось в пути, показалось таким загадочным, что она будто онемела. Мысли быстро мелькали, строя разгадку всем ее злоключениям. Не нарочно ли заставили испытать все это, чтобы наполнить её сердце ненавистью к Ярославу и заставить быть женою другого?! Потому-то князь Роман и чернит ее суженого! И так ли уж болит сердце князя Романа за Русь? Что-то раньше она этого не слыхивала. Не гонится ли он за славою и величием — лезет в спасители Руси?! Повелевать Русью — о-о, это соблазнительно!

И сразу все тут показалось таким негожим и ложным, хоть беги. Она только и сказала, кланяясь:

— Дозволь, князь Роман Глебович, скорее выехать мне к родной матушке.

Роман Глебович удивился: что случилось? Он и так и этак принялся уговаривать ее остаться. Но Всеслава стояла на своем. Видела только, как надувалась его бычья шея, как вздрагивали скулы князя и сердитые глаза метались мимо ее лица.

Наконец-то Всеслава добралась до Владимира — стольного города на широкой горе,— и попала в объятия заплаканной матери-княгини. Сидела у ее ног, рассказывала все, что видела, что слышала. А княгиня только ахала и качала головой: в речи дочерней появились неслыханные дерзостные слова... Ой, как буен и дик окружающий северный мир! Даже ее гордая дочь, побывав в диких лесах несколько дней, стала как непокорная смердка. Уже заявила, что отдохнет и поскачет в половецкий стан: спасать своего суженого Ярослава. О-о, в ней кровь половецких ханов! Самовольная! Поскачет с какой-то девчонкой, которую и зовут-то язычески — Яришка! Всеслава же расхваливает ее, будто она лучше, чем все теремные девушки.

А еще требует она добыть у великого князя Всеволода Юрьевича самого быстролетного коня со сбруей и переправить его на донскую мельницу — для той же Яришки Маркуновой.

Коня послать можно и самого лучшего — не велик расход. Но дочь свою княгиня-мать больше не отпустит со своих глаз: ей не в половчанки бесшабашные готовиться. И тут не Киевское княжество, где живут люди по строгому божескому закону и порядку. Здесь сплошь буйный люд. Украсть княжну — где это было слыхано!..

Княгиня отвернулась и незаметно смахнула слезинку с чернокоричневых глаз.

Коня Яришке отправили, со сбруею и седлом, самого быстроногого и выносливого. На нем она поскачет спасать Ярослава Глебовича и передаст ему. Никто его тогда не догонит! Послали и кольчужку, и меч из лучшего булата дамасского. Всеслава сама провожала ватагу вершников с дарованным конем со двора,

А тут и время приспело скорее ехать в Киев, упросить батюшку Рюрика Ростиславовича, князя Киевского... Если не удастся Яришке, так он спасет ее суженого Ярослава Глебовича.

Яришка

С ватагой удальцов Юрко отправился в поход. Все были в легких половецких кольчужках и шлемах, для всех кузнецы — лучшие умельцы — выковали кривые половецкие сабли. Приторочили к седлам холщовые сумки с продуктами, запас стрел, арканы. Глянешь со стороны — едет половецкая ватажка в набег!