Ревизия командора Беринга

Между прочим, в Казани встретился двадцатидевятилетний Георг Стеллер с лейтенантами Харитоном и Дмитрием Лаптевыми, которые были ненамного старше него, и пристроился, чтобы с ними добираться до Якутска. Однако вместе недолго они путешествовали. И от рождения не шибко-то покладистый характер у Стеллера было, а за время жизни у Феофана он и совсем испортился. В редком городе удавалось Стеллеру не учинить скандала. На пять лет из-за такого «покладистого» характера затянулся его путь до Охотска. Лаптевым же недосуг было. Спешили Харитон Прокопьевич и Дмитрий Яковлевич к студёному, покрытому льдами морю, которое назовут потом их именами...

4

В Тобольске ещё одна встреча ждала братьев Лаптевых. Встретились они в сибирской столице с Митенькой Овцыным — этим любимцем женщин и удачи.

Как начищенная медаль сиял Митенька. Виват! Виват! Прошлое лето 1737 года, которое провёл Дмитрий Лаптев в Петербурге, споря с казаком Семёном Дежнёвым, Митенька Овцын не пропустил. Всё-таки прорвался из устья Оби к устью Енисея — первым из командиров исполнил приказ... Полностью исполнил, без всяких оговорок! Сейчас он вёз в Петербург точные карты берегов Обско-Енисейского междуречья.

Победно сияли глаза Митеньки. Награды, слава и ласки ждали его в Петербурге. Некогда было Митеньке...

Случайно столкнулся с друзьями у тобольской губернской канцелярии. Обрадовался. Посочувствовал Дмитрию Лаптеву, что пропустил тот такое благоприятное для плавания лето. Победоносно улыбаясь, подбодрил Харитона, дескать, уже отправлен им штурман Фёдор Минин с помощником Стерлиговым на «Оби-Почтальоне», должны они пройти вокруг Таймырского полуострова навстречу Ленско-Енисейскому отряду, которым предстоит командовать Харитону Лаптеву.

   — Поспешай, Харитоша... — поддел Митенька товарища. — Фёдор — мужик решительный... Как бы наперёд тебя в Якутск не прибыл...

Обидно было Лаптевым эту похвальбу слушать, но, хотя и натянуто, улыбались они. Понимали, что удача распирает Митеньку. И не интригами столичными удача добыта, а в равнодушном безмолвии льдов, в смертельно опасных походах... Как же не порадоваться за товарища? Может, и им когда-нибудь тоже улыбнётся фортуна?

   — Друзья! — сказал Овцын. — Я на минуту только... Доложусь начальству да подорожную отмечу... Подождите меня. Поговорить хочется!

Не стали возражать братья. Зависть, конечно, была, но радости за товарища — всё-таки больше.

   — Давай, Митенька... — улыбаясь, сказал Харитон. — Докладывайся. А мы тебя здесь подождём. Посидим потом, поговорим...

Захлопнулась дверь за счастливчиком.

Тёплый сентябрьский день был. Деревья в золотом убранстве стояли, и оттого особенно солнечным день казался. Всё золотистым светом залито. Только дверь в губернскую канцелярию, захлопнувшаяся за Митенькой, чернела в солнечном празднике.

Поговорили братья об Овцыне, вспоминая его проделки в Морской академии. Вот уж о ком бы не подумал никто, что он первым будет. Но это он стал первым. Всех сумел обойти! Значит, за мечтательностью и легкомысленностью Митеньки самого главного в нём они не разглядели. Улыбались братья этой своей мысли, радуясь за Овцына.

Час прошёл. Не выходил из канцелярии Митенька.

Не нервничали братья. Понимали, что всякому, небось, с героем поговорить хочется. Начальству тоже.

Ещё полчаса прошло.

   — Я схожу, узнаю, скоро ли он... — решительно сказал Харитон и шагнул к чёрной двери.

В канцелярии непонятное происходило.

Испуганно жались друг к другу писаря. Настороженно смотрели они на вошедшего Лаптева. Овцына не видно было.

У дверей одной из комнат с примкнутыми штыками застыли солдаты. Дверь открылась, и из неё знакомый Харитону пожилой офицер вышел. В руках пакет. Глаза отчуждённые. Строго взглянул на Лаптева.

   — Что вам здесь, господин лейтенант, надобно? — спросил.

Всё понял Харитон. Уже смотрели так на него, когда привезли их из Франции в Россию... Тоже вошёл тогда офицер, что-то сказал весёлому сержанту, встречавшему пленников, и сразу чужим стало лицо сержанта.

   — Бумагу надо выправить... — осторожно сказал Харитон.

Чуть помягчели глаза офицера, узнавая Лаптева.

   — Прошу вас, господин лейтенант, — сказал он, — зайдите завтра. Очень прошу...

И чуть сжал локоть Харитона, как бы извиняясь. Взглянув на конверт, прочитал Лаптев надпись: «Его сиятельству графу Головину, президенту Адмиралтейств-коллегии».

Чуть заметно кивнул пожилой офицер, перехватив взгляд Харитона.

   — Прошу вас, лейтенант... — повторил он.

   — Скоро Митенька освободится? — вопросом встретил брата на улице Дмитрий.

   — Пошли! — не объясняя ничего, сказал Харитон. — Не надо никого ждать.

Ничего не понял Дмитрий, но пошёл следом за братом. Только раз и оглянулся назад...

А к вечеру поползли по Тобольску слухи, что схвачен опасный злоумышленник. Всё лето шло в Тобольске следствие о заговоре Долгоруковых, но главного злоумышленника задержать не удавалось. Скрывался где-то на северах. Прятался от агентов Тайной канцелярии среди тамошних льдов... А теперь решил пробраться в Россию и объявился в Тобольске. Слава Богу, не растерялся канцелярист, когда подорожную его увидел. Задержал злодея. Сейчас он в Тайной канцелярии, не уйдёт теперь, не спрячется...

   — Харитон! — кинулся к брату услышавший эту новость Дмитрий Лаптев. — Надобно пойти... Рассказать... Выручать Митеньку надобно.

   — Сядь! — не глядя на брата, ответил Харитон. — Никуда ходить не надобно. — И добавил не очень уверенно: — Небось сами разберутся в Тайной канцелярии...

С Овцыным собирались отпраздновать братья встречу... Вот и отпраздновали. Сидели на крутом берегу Тобола и пили водку. Вместо Овцына пожилой офицер, который арестовывал Митеньку, с братьями сидел.

Когда уже порядочно выпито было, рассказал, что просил лейтенант по назначению пакет в Адмиралтейств-коллегию переправить... Там — отчёты экспедиционные, карты... Что теперь делать? Как быть? То ли в Тайную канцелярию сдать, то ли в Адмиралтейств-коллегию, как Овцын просил. Такое горе, как же не уважить?

   — Великий подвиг лейтенант Овцын совершил... — сказал Дмитрий Лаптев. — Через такие льды непроходимые из Оби в Енисей прорвался... Как можно, господин офицер, подвиг сей в Тайной канцелярии схоронить? Этот отчёт не Овцыну надобен, всей России.

   — Кто знает, чего ей, России, надобно... — вздохнул офицер. — Годов восемь назад, я ещё только начинал службу здесь, сидели мы, как с вами, на берегу с казачьим головой Афанасием Федотовичем Ч1естаковым... Тоже говорили, чего России надобно... Где он сейчас, Афанасий Федотович... Слух такой был, что от чукоч немирных погиб...

   — Погиб... — сказал Дмитрий. — Верный слух то.

   — Я тоже так и думал... Коли не погиб, обязательно объявился бы. Жалко... Крепкий человек был. До ста лет такие живут...

Он выпил водки и повернулся к Дмитрию.

   — России, говоришь, надобно... — слезливо сказал он. — А я тут, пока служу, за эти десять годов такого насмотрелся, что уже и не знаю, чего надо... Везут и везут народ. И генералов в Сибирь везут, и князьёв, и графов... Простого народа тоже добро бывает. А то дак назад начинают везти... И ничего не знаешь, кого и куда завтра повезут... А то бывает, что у человека и имя переменят, чтобы никогда уже не сыскать...

   — Нам это ни к чему знать... — прервал его Харитон. — У нас дело простое — корабли водить.

   — Оно верно... — опомнился офицер. — Меньше знаешь, и душа меньше болит. Это уж у меня участь такая...

   — Вы об Афанасии Федотыче Шестакове вспомнили... — стараясь перевести разговор в безопасное русло, сказал Дмитрий. — Смелый, видать, человек был?

   — Смелый... — ответил офицер. — А тоже до того в Тобольске досидел, что выть по ночам стал.