За землю Русскую

Проповеди отца Биорна, полные божественного лукавства и страсти, пробуждали возвышенные чувства; как целительный бальзам, воздействовали на больных духом; подобно сладкому греховному яду, успокаивали страсти. И если не ведавшие грамоты евангельские рыбаки и земледельцы заговорили на многих языках, то что можно сказать о святом отце, изучавшем богословие и философскую мудрость в Упсале!

Биргер ценил своего духовника. Дар красноречия отца Биорна был необходимым и естественным украшением властолюбивых замыслов правителя государства. Когда шведское войско вступило в землю озер, Биргер кроме трудов над обращением неверных возложил на отца Биорна обязанности первосвященника войска и верховного судьи.

Вернувшись от герцога, отец Биорн, сидя в покойном кресле, погрузился в размышления. Казалось, он задремал.

В тишине чуть слышно скрипнула дверь. Бесшумно ступая кривыми, будто нарочно вывернутыми в суставах, коротенькими ножками, в покой, не постучав, вошел горбатый уродец. Длинные руки его достигали колен, огромная голова казалась случайно приставленной к тщедушному телу. Лицо горбуна, изжелта-серое, с довольно правильным, лишь немного задранным вверх носом и крупными, мясистыми губами, напоминало застывшую маску.

— Что случилось, Роальд? — спросил отец Биорн.

Горбун подвинулся вперед. В глазах его вспыхнул и тут же погас зеленоватый, лихорадочный блеск. Словно боясь, что его могут услышать чужие уши, сказал шепотом:

— Стража схватила неизвестного бродягу, ваша милость.

— Где он?

— В охотничьей зале. Начальник стражи намерен сказать о пленнике его милости герцогу.

— Как? — изумленно поднял брови отец Биорн. — Нужно ли тревожить герцога из-за какого-то бродяги? И ты, Роальд, не предупредил об этом. Кто начальник стражи?

— Рыцарь Ингвар Пробст, вассал из рода Торгильсов. Он ожидает благословения вашей милости.

Лицо отца Биорна смягчилось. Он поднял глаза к распятию, которое виднелось в углу, набожно вздохнул:

— Пробст — благочестивый католик. Передай ему, что я поговорю с незнакомцем.

Горбун направился к выходу, но отец Биорн его задержал.

— Рыцарь Олаф Карлсон в замке?

— Да. Вчера он снова встречался с госпожой Хильдой. Муж ее, смотритель Трок, был пьян и храпел так, что перепугал коз, которые паслись в долине.

Розовый шар головы отца Биорна налился кровью.

— О, сможет ли когда-нибудь молчать твой язык, Роальд? — Отец Биорн подавил вздох. В голосе его прозвучал скорбный упрек.

— Ваша милость приказали мне говорить обо всем, что совершается в замке, — оправдываясь и как бы не сознавая своей вины, угрюмо произнес горбун. В полутьме, издали он не видел лица святого отца и поэтому не знал, что выражение скорби в глазах отца Биорна сменилось выражением гнева.

— Я не просил тебя рассказывать о греховных утехах рыцаря Карлсона, — не скрывая раздражения, резко произнес отец Биорн. — Мне дела нет до этого неисправимого грешника… Долго ли пробыл он в покоях Троков? — помолчав, спросил более мягко.

— С заката до полуночи.

— Боже милосердный, настанет ли конец долготерпению твоему?! — устремив взгляд на распятие, воскликнул отец Биорн. — Сокрушаюсь при мысли о том, как велика будет горечь почтенного ярла Улфа, когда узнает он о недостойном поведении своего сына. Сожалеет ли Карлсон о совершившемся?

— Не думаю того, ваша милость. Он весел, смех его звучит так же громко, как и всегда.

— Нераскаявшийся грешник хуже язычника, — произнес свой приговор отец Биорн. — Трок все время спал, покуда жена его предавалась греховным сладостям?

— Как мертвый.

— Счастливец! Завидую его неведению, — отец Биорн на минуту умолк. — Но велико милосердие божие, Роальд, оно указывает нам путь к спасению заблудших, — снова начал он, и теперь голос его звучал уже не сокрушением, а откровением истины. — Рыцарю Карлсону поможем воинскими подвигами смягчить участь, ожидающую его… Госпоже Хильде ты передашь: пусть, когда утихнет замок, войдет она в мой покой. Искреннее раскаяние спасает и неверных. Да не забудь дать Троку вина. Пусть втайне для него совершится милосердие божие. Госпожа Хильда, очистясь покаянием, получит отпущение греха и вернется к мужу целомудренною и чистой, какою знал он ее в первую брачную ночь.

Глава 2

Гость из Висби

Охотничья зала, куда Пробст ввел пленника, находилась в западной половине замка. Она представляла собой обширный покой с массивными каменными стенами. Дневной свет еле проникал под ее своды. Крохотные щелки окошек терялись где-то в вышине. Строителем замка, святым королем, эта зала предназначалась для игр и пиров. Она лишена каких-либо украшений. Единственное, что оживляло ее, — вбитые в стены железные консоли, которые поддерживали плошки, освещавшие залу. И плошки и консоли изъедены ржавчиной.

Ни в одной из частей замка запустение не оставило таких глубоких следов, как в этом, по преданию, любимом покое святого короля, досуги которого украшали благородные дамы и прославленные храбрыми подвигами рыцари. Строгость убранства залы, следы чего сохранились и поныне, отражала суровую эпоху первых рыцарских войн за мировое господство католической церкви.

Ныне покрытые плесенью стены зала зияют впадинами от вывалившихся камней. Во впадинах гнездятся летучие мыши. В углах, на темных перекрытиях свода, всюду, словно забытые кем-то лохмотья пыльных одежд, сереет паутина. От древнего убранства, кроме ржавых светильников, сохранилось несколько пар покоробленных, с распавшимися отростками оленьих рогов. Они расположены полукругом над высеченной из гранита нишею очага.

Когда в верхних пролетах кровли свистит ветер, а за стенами грохочет и бьется рассерженное море, охотничья зала оживает, наполняется древним, как и сама она, величественным гулом. Кажется тогда, что под сводами ее рождается старая сага, сложенная безвестным скальдом на пиру конунга:

Пленник стоял около очага. При появлении отца Биорна он шагнул навстречу, но тут же остановился в нерешительности.

— Кто ты, откуда пришел в замок? — спросил отец Биорн.

— Прошу выслушать меня, ваша милость!

— Говори, — разрешил отец Биорн.

— Я живу в Висби, — начал пленник. Он оправился от первой неловкости. Высокая фигура его, откровенный и прямой взгляд и даже свалявшаяся клочьями борода показывали, что этот человек знал лучшие дни. — Шли мы на трех ладьях с товарами из земли русов, из Великого Новгорода, — говорил он. — Богат и обширен торг в этом городе. Много там торговых гостей из ганзейских городов и из Византии, из-за Каспия. Везли мы дорогие меха, лен, воск и иное добро. Радовались удачному торгу. Если бы плавание наше завершилось благополучно, собрали бы хорошую прибыль. Но надежды наши не сбылись…

— Русы напали на вас в пути и захватили ваше добро? — довольный внезапно пришедшей догадкой, спросил отец Биорн.

— Нет, ваша милость. Иное несчастье постигло нас, — голос пленника дрогнул. — На второй день, как вышли мы из протоки в море, поднялась буря. Остаток дня и всю ночь боролись с волнами. Не знаю, что сталось с моими товарищами. Море нас раскидало. Перед утром ладью, в которой шел я, разбило о камни. Очнулся я на песке. Волна выбросила меня. Увидев замок, я пошел искать пристанища. Я мирный торговый гость, ваша милость. Меня схватила стража замка, и до вас никто не пожелал выслушать несчастного, претерпевшего столько неисчислимых бед.