За землю Русскую

— На голову вырос.

— Не зевай, засылай сватов!

Омос сбросил колпак, подпрыгнул на одной ноге.

— Курочка короткопапоротненькая, — прочастил он скороговорку. — Шли три попа, три Прокопья попа, говорили попы про Прокопья попа, про Прокопья попа, про Прокопьевича… Кто боек — переговори!

— Ха-ха-ха!

— Не язык у Омоса — шило. Как про попа-то?

— Легко загадал, Омос, отгадали.

— Отгадали — скажи!

— Блин… Блин загадал.

— Говори другую!

— Дверь… Не замай, Омос, хитрее загадывай!

…Шум у Великого моста. Идет на луг князь Александр с дворскими и дружиною. Толпа отхлынула от Омоса.

— Князь… Ярославин.

Дружинники очистили на лугу круг для потехи. Александр идет рядом с княгинею. Следом за князем, впереди дружины, воевода Ратмир; за дружиною отроки несут копья для потехи, луки и тулы со стрелами. Александр с княгинею прошли на переднее место. Ратмир поднял руку. Выбежали на круг скороходы, сбросили сподницы. Ноги у них босы. Встали в ряд, ждут.

Рожечники заиграли веселую, дудки с сопелями засвистели. По знаку Ратмира сорвались с мест бегуны, помчались ветром по указанному кругу. Кто придет первым, тот возьмет копье из княжих рук, будет бегуном над бегунами в Великом Новгороде.

Любо молодым витязям с ветром спорить, любы и старым удалые забавы, — посмотреть на молодых, свое время вспомнить.

Точно в медные латы обрядило солнце плечи у бегунов. На бегу ноги не касаются земли, не мнут под собою траву.

Первым прибежал Олексич. Приблизился он к княжему месту. Александр отдал победителю бегунов копье.

— Слава Олексичу! — возгласил он.

— Слава! — понеслось над лугом. Красные девицы рукавами закрываются, смотрят одним глазком. Позади княгини — черный каптур Евпраксеюшки. Недовольна она. Губы сложила сердечком, вздыхает, то и дело поправляет на голове каптур. Наконец не стерпела, покосилась на Ратмира, плюнула в его сторону.

— Старой ты греховодник! Эко удумал… Голых жеребцов пустил на показ людям! — Наклонилась Евпраксеюшка к княгине, шепчет — Прости, осударыня! Шла сюда — думала: как и у людей все будет, а ну-ко такое-то… Срам! Ох, насмотрелась, нагрешила — не отмолишь.

На круг вышли копейщики. В ста локтях впереди — мета, чурбаш тесаный. Бросить за сто локтей и вонзить копье в чурбаш — сила и умельство надобны.

Чурбаш раскололся от богатырских ударов. Но не все копья брошены, никто из копейщиков не взял копья с красным ратовищем. Перо у него тяжело, как топор, ратовище охвачено железными кольцами.

Выступил вперед воевода Ратмир, взял красное ратовище, отставил ногу и, как был, в бехтерце и шеломе, — метнул. Тяжелое копье пролетело далеко за расколотый чурбаш, на пол-локтя в землю впилось.

Играют рожечники, свистят дудки и сопели, вызывают витязей на потеху.

Победителю в копейном бою награда — плат паволочитый, шитый княгинею.

На кругу Василий Спиридонович. Потрогал одно, другое копье — нет ему копья по силе.

— Дозволь, княже, не копье — камешок метнуть, по старинке.

— Твоя воля, Спиридонович!

Выбрал Спиридонович камешок, весом в пуд без малого, встряхнул на ладони, будто орех.

Расставил ноги, метнул. Ветер пробежал по Волхову, посеребрил его чешуей.

— Слава Спиридоновичу! — прокатилось по лугу.

То, что сделал Спиридонович, раззадорило Ивашку. Бывало, брасывал он камешки.

— Дозволь, княже, и мне метнуть камешок, — попросил он.

— Метни, да не опозорься перед Спиридоновичем, — усмехнулся Александр. — Не положено княжему дружиннику быть ниже торгового гостя.

Выбрал Ивашко камешок, равный тому, что бросил Спиридонович. Рожечники играют без устали, свистят дудки и сопели. Метнул Ивашко камень, упал тот рядом с вехой Спиридоновича, но глубже в землю врылся.

— Слава витязю!

Силен и ловок дружинник, знать, и быть ему победителем в копейном бою, носить на рукаве белый княгинин плат. Ждут, сейчас скажет Александр «славу».

Но нет, играют рожечники. Кто еще выйдет?

Пока судили да гадали, на круг выбежал витязь. Узнали — ахнули. Александр Ярославич. Взял он копье, с разбегу взмахнул им. Упало копье дальше вехи Ратмировой.

— Слава!

Рожечники заиграли веселую. Поднял Александр камешок, встряхнул на ладони, бросил…

Под «славу» и крики вольницы опустился Александр на колено перед княгинею, повязала она на рукав победителю паволочитый плат…

После копейной прокричали «славу» стрелецкой потехе. Но как только засвистели стрелы, Ивашко исчез с Буян-луга. Не пускал он стрелы, не видал никто, где он, с кем встретился, чьи глаза его приманили.

И в самом деле, нечаянная встреча заставила Ивашку забыть о потехе. В тот миг, когда бросал камень, Ивашко увидел лицо знакомое. Он, тот старец, что ночевал на займище у Данилы.

И показалось Ивашке, не на Буян-лугу он, а в бору на Шелони. Сорвался где-то ветер, с гулом и визгом промчался по-над верхом. Не вчера ли Ивашко ходил в бор, не вчера ли видел, как Олёнушка держала за крыло снятую стрелой птицу?.. В тот день встретился Ивашке захожий поп, Семенко Глина, приспешник перевета Нигоцевича. Ивашко узнал крашенинную скуфейку, зипун, перехваченный вытертым и побелевшим кожаным поясом; вспомнилось, что рассказывал о попе Данила.

Ивашко стал пробираться в толпе к Глине, но поп исчез. Это изумило Ивашку. Он вытянул шею, высматривая, не мелькнет ли где скуфейка? Нет. Протолкался к Раздвиже, и там не видно. С Раздвижи Ивашко вновь, через луг, к Великому мосту. В Опоках, близ Ярославова дворища, вроде кто-то похожий… Нет, обманули очи. Побежал к Волхову. Навстречу ему молодуха с ведрами на коромысле. Ивашко к ней:

— Не видала ли, часом, попа в скуфейке? — спрашивает.

— Под мостом, молодец, воду черпала, не видала, — сказала она. — А как шла с пустом, на острову, к водяным воротам ровно бы бежал кто-то.

— Рыженькой?

— Не видно издалека… Может, и рыженькой.

Не успела сказать, Ивашко уже на мосту. Посудачила бы молодуха, да полные ведра на коромысле. Велика, знать, нужда до попа у молодого дружинника.

Глава 30

Катерина Славновна

Дни летние как дороги дальние, — медленно тянутся они. Но еще тише плетется день, когда сердце неспокойно. Сто дум передумается, сто забот потревожат. Пора бы опуститься вечеру, а солнце словно забылось: и блеск его ярок, и земля, согретая им, тепла. Нет конца дню! Разве что надвинется туча, закроет синей полою солнце и прольется упругим, обильным ливнем…

Закончилась потеха на Буян-лугу. Гаврила Олексич, проводив князя, отстал от дружины. Прошел он мимо девичьего хоровода на берегу Волхова, мимо Мстиславова дуба, поднялся берегом пересохшего ручья вверх, к качелям…

Не весел Олексич, забавы его не радуют.

А так ли жить доброму молодцу? Олексич строен и высок. Кафтан на нем обшит серебром, наборный пояс стягивает тонкую талию, по плечам — темные кудри кольцами. Пройдет мимо — красные девицы заглядываются. Брови у Олексича соколиные, борода… Разве мягкий, вьющийся пух назовешь бородою? В забавах ли ратных, на ловищах ли в борах — везде ловок и смел Олексич. Жил, не знал кручины, а вот…

Ехал Гаврила Олексич из Городища.

Над городом только что прошел дождь. На Славне, на немощеных улицах, куда, сокращая путь, свернул Олексич, разлились полыньи мутных луж. И только Олексич выбрался к Кожевникам, как под ним оступился конь…

Прянул в сторону, заплясал на скользкой обочине, обдав нечаянно грязью встречную женку.