Царица Прасковья

С такими же поздравлениями приветствовала она государя и государыню по поводу наступающего праздника Христова Воскресения: «…желаем от сердца нашего вашему величеству оный препроводить во всякой радости, и в предыдущих летах да благословит Бог много таких торжественных дней достигнуть в добром здравии и во всяком благополучии…»

Императрица, со своей стороны, отвечала вниманием на предупредительность и вежливость старушки. Екатерина послала в Новгород доктора и письменно просила Прасковью обрадовать ее скорым приездом.

«Благодарствую, государыня моя невестушка, — отвечала царица (11 апреля, Новгород), — что изволили прислать к нам доктора. А дочери моей от болезни есть свободнее, только внучка (Аннушка) п…м не может. А в С.-Петербург поедем на завтрее праздника, и как могу, так спешить буду».

Государь также показывал заботливость о Прасковье Федоровне и ее семейке, разумеется, по-своему, своеобразно. Он хлопотал об окончательном, более надежном закреплении Курляндии за Россией и всячески подыскивал жениха для вдовствующей, сетующей без мужа Анны Ивановны. Государь писал по этому поводу в Митаву к Петру Бестужеву, приказывая ему стараться об этом деле, прочил Анну за герцога Вейсенфельского, но это сватовство почему-то не состоялось.

Царица прибыла между тем в Петербург, в начале мая 1723 г., совершив это путешествие более спокойно, водой на судах, присланных в Новгород по высочайшему повелению.

Оставив хворых маменьку и сестрицу в постеле, «свет-Катюшка» вместо их объездила всех с визитами и приняла участие в обычных увеселениях двора. Мы не останавливаемся на них потому, что они очень хорошо известны — по крайней мере, характер их — из предыдущих глав нашего исторического и нравоописательного очерка.

Нельзя не заметить, однако, что от участия в некоторых из потех сего года не решалась отказываться сама царица Прасковья Федоровна, стоявшая одной из отнявшихся у ней ног в гробу.

Так, на празднествах при спуске кораблей, празднествах, особенно любезных монарху, старушка, из внимания к нему, подъезжала к новорожденному кораблю на барке; не будучи в состоянии выйти из нее, больная обыкновенно оттуда поздравляла государя и всех пирующих. При спуске корабля «Михаил Архангел», 26 мая 1723 г., она отпустила со своей барки на корабль «свет-Катюшку» и ей поручила принять участие в пире. Пир был на весь мир! Гости и гостьи ели и пили с четырех часов пополудни до двух часов утра; сам государь, предупредив, что он в этот день намерен хорошенько напиться, выдержал свое обещанье настолько, что едва мог стоять на ногах; герцог Голштинский доведен был угощением, по собственному выражению Петра, до состояния пьяного немца (Kerel de'Allemagne), то есть его высочество лежал в бесчувственном положении. Дамы, и нет сомнения — и наша герцогиня, были напоены настолько, что к ним не пускали мужчин…

Такой же характер имело пиршество при спуске другого корабля, «Крейсер», 23 июля 1723 г. И это торжество почтила своим присутствием вдовствующая царица. Несмотря на всю свою немощь, она подъезжала с маленькой внучкой Аннушкой (впоследствии — правительница Российской Империи в 1740–1741 гг.) к кораблю; по-прежнему не выходила из барки и, высадив герцогиню Катерину Ивановну, отправилась домой, где оставалась ее царевна Прасковья в постели, с распухшими на обеих руках пальцами.

Государь был очень любезен и внимателен к веселой Катюшке и советовал, между прочим, от слишком большой полноты, которая ей немало досаждала, меньше спать и меньше есть. Слепо веруя, вслед за маменькой, в медицинские познания дядюшки, «свет-Катюшка» серьезно начала лечиться: целые сутки не ела, не пила и не смыкала очей; затем — разрешила себе постный стол. Но, разумеется, всякий, знавший Катерину Ивановну и ее страсть поспать хорошенько и поесть сколь можно положительнее, был наперед убежден, что и пост, и бдение не долго продолжатся.

Весь июль и начало августа 1723 г. старушка провела на яхте, участвуя в морском путешествии всего двора в Ревель и Ригу; морское путешествие не доставило ей удовольствия; здоровье ее нисколько не поправлялось; старушка, видимо, разрушалась и с каждым днем быстро приближалась к могиле; на яхте ей сделалось особенно дурно, так что некоторое время царевна Катерина не отходила от постели матери; болезнь Прасковьи не мешала, впрочем, веселиться другим, — и в день возвращения в столицу, — день, ознаменовавшийся встречей знаменитого ботика, — дедушки русского флота, — все от мала до велика, от последнего деньщика до великого монарха, пировали десять часов сряду. По свидетельству одного из участников пира, император был особенно расположен пить; несколько раз говорил, что тот бездельник, кто в этот день не напьется с ним пьян, и все, соревнуя друг перед другом, так страшно пили, как не запомнит ни один заезжий немец — во все пребывание свое в России. Не было пощады и дамам, т. е. императрице, герцогине Катерине Ивановне и прочим членам царского семейства с их свитами. Их отпустили после шестичасового угощенья. Оно особенно размягчило сердце Петра. С ним случился решительный припадок самой страстной, нежной чувствительности. Он беспрестанно целовал милого герцога Голштинского, оказавшего необыкновенные успехи в российском служении Бахусу; государь, в припадке нежности, беспрестанно трепал его, несколько раз срывал с головы парик, целовал то в затылок, то в маковку, то в лоб, даже оттягивал ему нижнюю губу и целовал в рот между зубами и губами… То же сентиментальное чувство овладело многими знатными персонами: они плакали, целовались, обнимались, — зато другие от нежных поцелуев круто перешли к резким объяснениям: так, напр., адмирал Крюйс дал контр-адмиралу Зандеру такую затрещину, что контр-адмирал покатился под стол, потерял парик и волей-неволей остался в положении бесчувственного немца.

Достойно замечания, что, говоря о подобных пиршествах, нельзя сказать, чтобы прекрасный пол особенно тяготился усиленным угощением. Привычка делала чудеса, даже «небесно-прекрасныя царевны», как называет Берхгольц Анну Петровну и Елисавету Петровну, с поразительной приветливостью подносили пирующим стаканы крепчайшего венгерского вина и с неподражаемой грацией сами осушали стаканы. Толстенькая герцогиня Катерина Ивановна уступала им в грации, но по опытности своей и значительно большему возрасту превосходила в искусстве самоугощения. Но, кто знает, быть может, именно на подобных пирах цесаревна Елисавета Петровна усвоила себе ту несчастную привычку к неумеренному употреблению крепких напитков, которая впоследствии низвела ее с престола в могилу (25 декабря 1761 г.).

Начало сентября 1723 г. ознаменовалось восьмидневным маскарадом в честь годовщины Ништадтского мира; все были обязаны подпиской явиться на это празднество. В течение восьми дней по улицам Петербурга выдвигались торжественные процессии, были самые разнообразные костюмы — халдейские, аббатские; государь Петр Алексеевич являлся то католическим кардиналом, то матросом-барабанщиком; костюмы польские, старинно-немецкие, иезуитские, французские, итальянские, китайские, жидовские, капуцинские, индейские, японские, татарские и другие пестрели на площадях и улицах Петербурга. Тут же среди замаскированных, как видно из печатной росписи, красовалась «неусыпаемая обитель». Ее составляли: архимандрит в странном уборе, от гвардии фендрих Афанасий Татищев, князь Ярославский, от гвардии фендрих Нелюбохтин со своей княгиней и со всей своей фамилией и синклитом; обитель сопровождала большая свита в разных духовных, арлекинских, нищенских и прочих мужчины и женщины. Далее по машкарадной росписи [169] следовали: известный шут Семен Тургенев, в роли Нептуна, пропоица-певчий Карпов — Бахусом; далее архиереи: Наникандр… митрополит С.-Петербургский, Морай… митрополит Кроншлоцкий и Котлинский, Тарай… митрополит великого Нова… и великих..; Никон Прыткой… митрополит Дербенской и Мидский; Гнил… митрополит Сибирский и Тобольский, Бибабр, митрополит реки Охтинской и Седмимелницкой, М… митрополит Псковский и Изборский; Феофан Красной… митрополит Смоленский и Дорогобужский, архидьякон Иди на… Строев. Ключарь Формосов… Протасьев. Всего 10 человек.