Марк Красс

Хозяин дома, видимо, хотел идти в ногу со временем, потому что в руках у него была «Политика» Аристотеля. Держа свиток так, чтобы Красс видел название на ярлычке, Помпей пошел навстречу гостю. «Основательно подготовился к моему приходу», — мелькнула у Красса мысль. На его рабочем столе уже давно не было никакой литературы, кроме книг прихода и расхода, долговых и прочих счетов.

— Приветствую тебя, Гней, — как можно дружелюбнее произнес Красс.

— Привет и тебе, доблестный Марк Лициний, — на лице Помпея сияла такая радушная улыбка, будто Красса он желал видеть больше, чем пылкую любовницу.

Однако самого делового человека Рима трудно обмануть: за внешним радушием он почувствовал в словах и жестах собеседника скрытое превосходство. Подавив неприязнь, Марк Красс продолжал оставаться самим собой.

— Твой триумф, Гней Помпей, был великолепен. Весь Рим вышел чествовать победителя Сертория и покорителя Испании.

— Триумф прошел хорошо, — согласился Помпей, — но все эти празднества недешево обходятся. Между нами говоря, Марк Лициний, я на грани разорения.

«Еще бы, за чтение Аристотеля денег не платят», — усмехнулся про себя Красс и тут же с дружеским участием предложил:

— Дорогой Гней, мой кошелек всегда к твоим услугам. Я, конечно, не так богат, как утверждают слухи, но для друзей денег найду, и без всякого процента.

«Не богат! Да тебе принадлежит половина Рима! Я не успел отвоевать Испанию, как ты скупил там самые доходные рудники», — мысленно возмутился Помпей, а вслух сказал:

— Благодарю, Марк, ты, как всегда, бескорыстен к ближнему. Сейчас так трудно занять денег под сносный процент. Кстати, а почему ты не принял от Сената овацию?

— Овация — не триумф. Чем малая слава, лучше никакой.

— Но почему же? — не согласился Помпей. — Овация — тот же триумф, только пеший. Никто из римских консулов, удостоившихся овации, не счел ее умалением своих достоинств.

Марк Красс тяжело вздохнул:

— Буду откровенен с тобой, Гней. Сенат даровал мне овацию, так как она полагалась и по числу участвовавших в битве, и по количеству уничтоженных врагов, и по числу пленных, но многие отцы народа намекали мне, что даже овация за победу в войне с рабами неуместна и унизительна для столь почетного отличия. Мог ли я после этого принять ее?

«Уж ты не откажешься от почестей по широте души своей», — подумал Помпей.

— Может, ты и прав, Марк, — вдруг согласился победитель Сертория. — Впрочем, слава и тебе досталась немалая. За заслуги в деле спасения отечества тебя увенчали лавровым венком, как триумфатора, а не положенным по овации — миртовым.

— Победа над Спартаком стоит венка из лавра. Скольких военачальников он разбил до меня? Еще немного — и пал бы Рим. Победа над рабами? Нет! Это была победа над войском, созданным по всем правилам. Поражение римских преторов, легатов и консулов доказало, что легионы Спартака ни в чем не уступали римским. Или ты со мной не согласен?

— Дорогой Марк Лициний, я прекрасно понимаю, что Спартак стоит Сертория, но ведь ты знаешь нашу римскую гордыню, извечное презрение к рабам…

— Так ты считаешь, что наши деяния равны по значимости? — встрепенулся Красс.

— Ну конечно, — утешил его самолюбие Помпей. — Более того, я думаю, тебе пришлось труднее. Ты не имел права на ошибку и поражение.

— Значит ли это, что я могу претендовать на ту же должность, что и ты, Гней?

— О чем ты? — удивился Помпей.

— Мне стало известно, что Сенат разрешил Помпею Магну добиваться консульства.

«Так вот откуда твоя непонятная щедрость! Никак тоже метишь в консулы», — Помпей теперь понял причину визита богача.

В разговоре наступила пауза. Помпей предполагал, что Красс будет его о чем-то просить, и наслаждался замешательством самого богатого человека Рима. Красс же думал, как, не унизив собственного достоинства, попросить помощи у своего счастливого соперника. Наконец он решился:

— Если ты, Гней, считаешь, что наши заслуги перед отечеством равны, почему бы и мне не попытать счастья в соискании консульской должности?

— Я не вижу в Риме человека более достойного консульского звания, чем ты, — неожиданно легко согласился Помпей.

— Хорошо, что я нашел поддержку в твоем лице, но получу ли ее от римских граждан? — немного замявшись, продолжил Красс. — Ты, Помпей Великий, — властитель толпы, народ тебя боготворит. Я на такое отношение к себе рассчитывать не могу: у одних вызывает зависть мое состояние, нажитое годами упорного труда, другие ненавидят меня за децимацию во время войны с рабами. Поверь, Гней, у меня самого сердце кровью обливалось, когда пришлось казнить этих трусов, но иначе было нельзя.

— Ты поступил правильно, Марк. Римляне стали слишком заботиться о своей шкуре, поэтому твои предшественники и были биты Спартаком. Они забыли: Рим стал великим оттого, что его граждане ценили отечество дороже собственной жизни.

— Рад, что ты меня понимаешь, Гней, — расчувствовался Красс.

— Можешь рассчитывать на меня и на моих клиентов, — Помпей продолжал удивлять богача своей доброжелательностью. — Придется немного потратиться на длинные языки, но зато твое имя будут выкрикивать на каждом углу. Через неделю эти крикуны убедят весь Рим, что Марк Красс — самый достойный кандидат в консулы.

— Кстати, насчет денег, — встрепенулся Красс. — Ведь даже твои клиенты не слишком охотно будут рвать глотки бесплатно. Завтра утром мой управляющий доставит три миллиона сестерциев. Трать их по своему усмотрению. Будет надо больше — дай мне знать, и ты получишь любую сумму.

— Три миллиона — это слишком большие деньги. Я не смогу потратить на твое дело и половины их.

— Денег никогда не бывает много, — усмехнулся Красс.

— Повторяю, нет нужды выбрасывать на подхалимов столь огромную сумму, когда они слушаются и бесплатно, — вновь попытался возразить Помпей.

— И все же я пришлю три миллиона сестерциев, — чтобы закончить разговор, грозивший затянуться до бесконечности, Красс подал руку Помпею. — Благодарю за помощь и теплые слова. Прощай, Гней.

— Прощай, Марк.

После ухода гостя Помпей долго стоял в задумчивости. Как человек, хотя и обласканный фортуной, но происходивший из незнатного рода, Помпей гордился тем, что первый богач Рима и победитель Спартака явился просить его о помощи. Помпей Магн с радостью выразил свою готовность оказать содействие сенатору, и здесь он не покривил душой. Просто Помпею хотелось, чтобы Красс был чем-нибудь ему обязан. Единственное что смутило Помпея, — это предложенные Крассом деньги. «Не будет ли это выглядеть так, будто он меня купил?» — размышлял он.

Об одном лишь не подумал Помпей: должность консула ему придется исполнять вместе с Крассом. Как выяснилось позже, это было главное, над чем стоило задуматься Помпею Магну.

Консулы

Помпей с таким усердием принялся хлопотать за Красса, что немало удивил римлян. Накануне выборов он заявил в Народном собрании, что будет так же благодарен за товарища по должности, как и за само консульство. С такой протекцией Крассу было просто невозможно не победить на выборах.

— Гней, у тебя особый дар возвышать своих врагов, — предостерегал Помпея Метелл. — Когда-то у тебя неплохо получилось провести в консулы Марка Лепида и потом самому пришлось с ним бороться. А ведь Сулла предупреждал тебя…

— Метелл, ведь ты не Сулла, а Красс не Лепид. Можно в чем угодно обвинять Красса, но только не в подлости и неблагодарности.

— Что ж, посмотрим, — пожал плечами Метелл, — власть сильно меняет людей. Впрочем, победа над Лепидом принесла тебе еще большую популярность.

— Надеюсь, до этого не дойдет.

Дружба Помпея с Крассом оказалась столь же недолговечной, как любовь продажной женщины. Единодушию пришел конец сразу же после того, как избранные облачились в консульские тоги. Гней Помпей, баловень судьбы и любимец толпы, стремился добиться еще большего расположения римских плебеев весьма простым способом. Его стараниями народным трибунам были возвращены все права, отмененные ранее Суллой. Красс упорно боролся против новшеств Помпея, ведущих к всевластию толпы, но, увы, безрезультатно.