Федор Апраксин. С чистой совестью

Еще в Москве на совете с «адмиралами» царь обговорил идти в плавание на новом фрегате.

— Добро, — согласился царь, — будем ждать вестей от Виниуса. А пока суть да дело, пойдем-ка на Соловки, навестим преподобного Фирса, как думаешь, владыко? — обратился царь к Афанасию.

Афанасий перевел взгляд на Апраксина.

— Там, государь (Петр поморщился, но не перебил), твой воевода уже погостил, нынче твоя очередь.

Царь неожиданно резко дернулся в сторону, недовольно прищурился:

— Как так, Федор, когда ты поспел?

Не любил Петр, когда его в чем-то упреждали, да еще без его ведома. А тут еще в таком деле, как море. Царь засопел, схватил огурец, заиграл желваками.

Афанасий добродушно проговорил, прерывая молчание:

— Каждому христианину, государь, не заказана дорога в церковь. Воевода монастырю Соловецкому как правитель дань принес.

Петр ухмыльнулся:

— Ну, это дело другое. Меня-то архимандрит жалует?

— На Соловках, государь, преподобный настоятель с нетерпением ожидает приезда высоких гостей. Неделю, как он прислал кочь для вашего отвозу в обитель.

— А мы на своей посудине, «Святом Петре», туда двинемся, а кочь пущай следом идет, нам веселей станет. — Петр оглядел сидевших за столом. — Возьмем немногих. Тебе, Федор, там делать нечего, упредил-таки меня. — Он посмотрел на боярина Стрешнева. — Ты, Тихон, в прошлый раз с нами не был, Франца прихватим, Никита, князь-кесарь наш Бахусов, Алексашка с Захарием. — Петр повернулся к Афанасию. — А ты, владыко, пойдешь с нами?

Афанасий улыбнулся, словно ждал этого вопроса:

— Как не пойти, государь, с тобой, ежели сам жалуешь. Святое мое дело благословение Божье к тебе приветить.

— Быть по сему, а своих дьяконов сам определишь, да и нашего духовника не забудь.

На другой день обедали на «Святом Петре». Яхта стояла у пристани, грузили провизию, тянули такелаж, проверяли паруса. Команда обновилась, не было прошлогодних потешных, кроме Скляева и Меншикова. Отыскали Енсена и Прохора. Оказалось, что деверь на Соловках не был ни разу. Апраксин нашелся:

— Часть матроз возьмем с коча монастырского и кормщика, он те места должон знать.

Накануне на яхте пировали, Петр пригласил за стол всех попутчиков. По привычке заставлял всех пить, даже через силу. В этом деле послушным помощником шкипера, как всегда, оказался Никита Зотов. После возвращения из ссылки он исподволь превратился из духовного наставника в прошлом в патриарха пьяных застолий.

— Никитушка, штой-то Захарий наш отстает от компании, подлей ему секты [22], — входя в роль, командовал царь.

Захмелевший с непривычки доктор долго отказывался:

— Петр Алексеевич, невмоготу, душно.

В самом деле припекало, ветер стих, палуба раскалилась.

— А ты выпей, легче станет, — шутил Петр, подмигивая Никите, — выйди на палубу, там проветришься.

— Пей, тебя государь жалует, — тыкая полной кружкой под нос Гульста, подначивал Никита.

Все-таки заставили выпить…

Покидали Архангельский в день рождения шкипера, после обеда.

На яхте прибавилось пассажиров. Афанасий прихватил ризничего и дьякона. С ними появился и кормщик, служка Соловецкого монастыря. Бухнулся в ноги царю.

— Подойди, — поднял кивком Петр, цепким взглядом ощупывая кряжистого, лохматого монастырского служку, не торопясь спрашивать, кто, откуда.

— Антипка, сын Тимофеев, мы сумские, при монастыре.

— Путь ведаешь?

— Знамо. Сызмальства кажинное лето от Соловков по Беломорью в окиян да на Колу хаживаем.

От пристани соловецкая кочь отваливала сама, а яхту пришлось буксировать шлюпкой на стремнину. Ветер затих, паруса обвисли и только течение и начавшийся отлив потащили «Святого Петра» вниз по реке.

Апраксин и Гордон с провожающими долго стояли на пристани, пока яхта и карбас не исчезли за поворотом…

Апраксин пригласил Гордона:

— Прошу, Петр Иванович, откушать, поведаешь мне новости стольного города.

Генерал хлопнул себя по лбу:

— Тебе поклон братец передавал, да я запамятовал.

Сидели долго, Гордон остался ночевать. Наутро за Гордоном пришел его зять, полковник Снивенс.

— Пошли с нами, воевода, — пригласил Гордон.

Уговаривать Апраксина не пришлось, соскучился он по общению с давними друзьями.

— Заеду на съезжую — и к вам тотчас.

На съезжей Озеров, как обычно, доложил о делах. Апраксин направился было к двери, но она распахнулась, и на пороге появился Лефорт. Обычно краснощекий, веселый, Франц сейчас не походил на себя. Осунувшийся и бледный, с обмякшей фигурой, он растерянно смотрел покрасневшими глазами на Апраксина.

— Беда, Федор, Гульст помер, никто не видел, ночью преставился.

Апраксин оторопел, перекрестился, потом усадил Лефорта, и тот рассказал, как все случилось.

— Видимо, сердце не выдержало, — виновато закончил Франц.

…Хоронили царского лекаря на другой день. Ясное с утра небо к полудню заволокло рваными тучами. Западный ветер крепчал. Пастор на лютеранском кладбище, придерживая шляпу, спешил прочитать молитву. Порывы ветра рвали полы его сутаны, засыпали сухой землей лица людей, провожавших в последний путь Гульста.

Поминали усопшего по-православному у воеводы. За окном бушевал ураганный ветер. На поминках больше говорил Лефорт, он хорошо знал покойного Гульста, ценил его добросовестность, лекарские способности.

— За государем Захарий как тень ходил, присматривал будто за ребенком. Помнишь, прошлый год выходил его, когда государь животом маялся.

Апраксин устало вздохнул, отпил вина, кивнул на окошко:

— Каково-то теперь им на яхте в море. Небось взыграло оно, ветер-то сатанинский.

— Ничего, государь наш не из робкого десятка, одолеет и море.

Апраксин невесело усмехнулся.

— Не то говоришь, Франц. Не в обиду, ты-то хотя и адмирал, в море не хаживал. Оно, братец, не разбирает, где царь, где смерд. — Апраксину почему-то вспомнились У некие рога. — Швырнет посудину на камни, попробуй выплыви…

Весь день высокие волны кидали «Святой Петр» из стороны в сторону, а ураганный ветер помалу оттаскивал судно от едва видневшегося вдали берега в открытое море. На яхте решили переждать непогоду на якоре. Распоряжался на судне Петр, но промокший за день насквозь он пошел передохнуть.

— Будем якоря отдавать, — твердо сказал Прохор соловецкому кормщику, — попытаемся отстояться.

— Оно так, однако паруса прежде подобрать надобно, — согласился Антип.

Наверх вызвали Меншикова, Скляева, всех, кто держался, кое-как подобрали нижние паруса. Сначала отдали левый якорь. Потравили почти весь канат, но якорь полз, едва зацепился за грунт. Пришлось отдавать и правый якорь, но он тоже волочился по дну, плохо держал. Временами, натягивая канат, яхта нехотя останавливалась.

Петр появился наверху спозаранок, видимо едва прикорнув. Антип кивнул на подобранные паруса:

— Нынче на якорях пытаем задержаться.

Ураганный ветер тащил судно, и яхта продолжала дрейфовать.

— Противняк! — прокричал Антип на ухо Петра.

Руль подбивало то слева, то справа и штурвал крутило из стороны в сторону.

Изменив направление, ветер потащил «Святого Петра» дальше к северу, в открытое море. Судно то и дело кренилось, проваливалось в бездну. Временами бушприт зарывался в очередную волну, и весь корабль ходил ходуном. Скрипели переборки, а укрывшимся внизу попутчикам царя мерещились страшные картины неминуемой гибели. Совсем рядом, за какой-то хлипкой доской толщиной в один вершок, ощущались грозные удары бушующего моря, и казалось, что вот-вот деревянная обшивка не выдержит и наступит конец света.

Антип оглянулся. В предрассветной мгле по корме где-то у самого горизонта едва различалась темная полоска суши. «Унекие каменья там, а деваться некуда. Эдак унесет нас далече, якоря, видать, не держат вовсе». Подозвал Прохора, отчаянно махнул рукой: