Старый вождь

— Шапери, я тоже вас люблю, но что нам с этой тайной любовью делать, как быть, право не знаю, — пожал он растерянно плечами.

— А что если нам прямо сказать об этом папе? Он очень вас ценит и, наверно, согласится выдать меня за вас, — уже с какой-то отчаянной смелостью заговорила Шапери.

— Так ведь мне, дорогая Шапери, не положено самому свататься, людей необходимо прислать из своего села, а как это сделать даже тогда, когда я поправлюсь и уеду? Это для меня такая опасная дорога — нипочём. А они могут и не добраться сюда…

Оба замолчали, о чём-то раздумывая, Шапери посмотрела на конюшню:

— Там есть хорошие лошади, они нас куда угодно доставят…

— Нет, — показал головой парень, — бежать нехорошо, можем ославить всю твою семью, нужно как-то по-другому сделать…

— Если вы уедете без меня, я погибну от горя и тоски… Неужели же нет какого-то верного и разумного пути для того, чтобы они могли свести нас! — воскликнула Шапери и заплакала.

Хаджимурад стал её успокаивать:

— Ладно, что-нибудь придумаем, время ещё есть, мне ведь тоже трудно будет уехать, оставляя тебя здесь…

В комнату вошёл Хабип-пальван и понаблюдал, как с помощью дочери уже без особого труда передвигается Хаджимурад:

— Молодей, парень, да ты уже почти здоров, но всё-таки не переутруждайся, присаживайся отдыхать. Я послал Джапаркули-джана за нашим дядей, скоро они приедут. А ты, Шапери-джан, должна знать, что Хаджимурад самый близкий нам человек, я люблю его не меньше, чем своих братьев, поэтому присматривай за ним, помогай ему во всём…

После ухода Хабипа-пальвана Шапери подбежала к Хаджимураду, поцеловала его в щеку и задумчиво сказала:

— Мама-то знает, что я вас люблю, может, она и отцу сказала? Хотя не похоже, что и ему это известно…

— А откуда мама знает? — удивился Хаджимурад. — Вы ей сами сказали?…

— Да нет, так вышло, — смутилась Шапери.

— Если мать узнала, — стал вслух рассуждать Хаджимурад, — то, вероятно, она и отца не оставила в неведения. А если и отцу это известно, и он так просто оставляет вас со мной, значит, не возражает, чтобы мы были вместе? Верно я предполагаю?

— Не совсем, — потупилась Шапери. — Мама знает только о моих чувствах к вам, а о вашем отношении ко мне ничего не ведает, поэтому она, возможно, отцу и не сказала…

— Ну, так вот что, Шапери, — решительно заявил Хаджимурад, — пойдите и скажите матери, что я вас тоже очень и очень люблю, пусть она об этом сообщит и самому Хабипу-пальвану! Посмотрим, что из этого выйдет, может, придётся самим что-либо предпринимать. А сейчас пойдите к маме, прошу вас.

Шапери только улыбнулась, но из комнаты не ушла.

— Во-первых, Хаджимурад, давайте не обращаться один к другому на «вы», а звать по имени или говорить «ты». А во-вторых, маме достаточно и того, что она знает. Время, как ты говоришь, у нас ещё есть. Ещё не знаю, как отец себя поведёт. Он ведь крутой. Может пойти и на какие-либо крайние меры…

Хаджимурад вздохнул:

— Ты, пожалуй, права. Если он меня даже и не тронет, а просто прогонит из вашего дома, и тогда не быть нам с тобой вместе, не видеть счастья… Будем помалкивать, пока я как следует не встану на ноги. — Хаджимурад обнял Шапери и прикоснулся губами к её шее.

У ворот послышался какой-то шум. Шапери глянула в окно и увидела, что во двор въезжают дядя на муле и Джапаркули на лошади. И мул, и лошадь были навьючены множеством больших и малых тюков и узлов. Наверно, их добрый и богатый дядя, брат Беневше, привёз подарки своей родне. Он со всеми поздоровался за руку, последним подошёл к Хабипу-пальвану. Поздравил его с возвращением сына и попросил показать ему того славного человека, который дважды спас от смерти его племянника. Сказал, что он привёз для этого храброго парня некоторые подарки…

Хабип-пальван и гость с узлом на плече направились к больному.

Почтительно поздоровавшись с Хаджимурадом, дядя попросил Шапери развязать узел. Чего только не было в нём: и каракулевая папаха, и новые чарыки, и серый чекмень с расшитым воротом, и многое другое…

Поздоровался с табипом и его одарил целой горстью серебряных монет:

— Это вам за то, что подняли такого мужественного и доброго джигита, как Хаджимурад.

После шумного обеда гости начали разъезжаться. Уехал и щедрый дядя Шапери, оставив всем уйму подарков…

Для человека, привыкшего к просторам пустыми, трудным оказалось это многодневное «заточение». Да ещё в такую жаркую пору. Ему всё чаще хотелось вырваться из этих глинобитных стен на простор, — пока что хотя бы во двор. И Хаджимурад решился. Сам уже, лишь опираясь на посох, добрался до порога. На топчане, в тени чинары сидели все домочадцы Хабипа. Они обрадовались появлению Хаджимурада, помогли ему усесться рядом с ними. А тётушка Беневше принесла и его постель. Хаджимураду так понравилось на дворе, что он уже больше не вернулся в комнату. Правда, встречаться с Шапери теперь стало трудно, тем более ходить обнявшись.

Хаджимурад всё чаше подумывал о возвращения домой. Там ведь тоже ждали неотложные дела. И Сазак-яга ждёт не дождётся. Приближается день, когда Довлетяр грозился устроить кровавую схватку из-за воды. Но как он может оставить здесь любимую Шапери? Как может вообще расстаться с нею?..

Хаджимурад в мрачном раздумье один сидел на топчане. Мужчины находились в поле, а женщины занимались своими домашними делами. Беневше мимо чинары проследовала к калитке и вышла за ворота.

Хаджимурал подумал, что лучшей минуты для решительной беседы с Шапери ему может и не подвернётся. Он окликнул девушку. Она тут же выскочила из дому, озираясь по сторонам. Но двор был пуст. Девушка подошла к чинаре и присела на краешек топчана. Хаджимурад посмотрел ей в глаза:

— Сейчас нам надо, окончательно всё решить. Завтра я отправляюсь домой.

Помрачневшей Шапери только и хватило сил сказать:

— Я люблю тебя, не оставляй меня здесь одну.

Хаджимурад другого ответа и не ждал. Но он не мог ей ни сказать следующего:

— Я ведь живу бедно, в простой туркменской кибитке. Там тебе придётся и овец доить, и разными хозяйственными делами заниматься. Не знаю, сумеешь ли ты ко всему этому привыкнуть…

И опять Хаджимурад слышит краткий и твёрдый ответ:

— Мне не страшны никакие трудности, если буду рядом с тобой.

Теперь они начали уже вдвоём раздумывать: как быть? Что предпринять?

— Может, попробовать переговорить с отцом? Или лучше это сделать через Беневше?..

— Ничего, найдём какой-то разумный выход. В крайнем случае действительно вынуждены будем сесть на лошадей… А пока иди и занимайся своими делами…

Хаджимурад строил самые различные планы этого «разумного выхода», но все они были ненадёжными, шаткими…

Вернулась Беневше. И Хаджимурад окликнул её. В каком-то недобром предчувствии она присела на топчан и сказала первые попавшиеся слова:

— Что, Хаджимурад-джан, рана продолжает беспокоить?..

— Да нет, тётушка Беневше, о ране я уже позабыл, завтра собираюсь домой. Но меня другая болезнь настигла. И без вашей доброй воли мне от этой болезни не избавиться… Каким бы мой спаситель Хабип-пальван не был гордым и твёрдым человеком, он не может посчитаться с вашим мнением. Вот я и обращаюсь со своей просьбой первым делом к вам…

Беневше сразу поняла, о чём собирается просить её парень. Побледнела. И с трудно давшимся ей спокойствием произнесла:

— Какая у вас там просьба, говорите, послушаем…

— Дело в том, уважаемая тётушка Беневше, что у меня нет возможности прислать сюда сватов, соблюсти общепринятый обычай. Вы сами знаете, что Шапери любит меня, и я без неё не могу. Вот я и прошу вас уговорить Хабипа-пальвана выдать за меня вашу дочь. Ведь если мы не получим вашего родительского согласия, то скорее всего оба погибнем, и она, и я…

— Значит, если вы от нас получите согласие, то завтра. Шапери увезёте с собой? — испуганно спросила Беневше.

— Да, мы обязательно поедем в наше село, но вы не беспокойтесь, это же совсем близко, можно часто видеться, — успокаивал он мать Шапери.