Повесть о партизане Громове

По текущему моменту была принята краткая, но ясная резолюция: "Являясь представителями всей массы трудящихся восставших местностей Алтайской губернии, съезд крестьянских депутатов Каменского, Барнаульского, Новониколаевского и Славгородского уездов, выявляя волю своих избирателей, выносит:

1. с властью буржуазии и её армией бороться, напрягая все силы и мощь, до полной победы её;

2. восстановить в восставших местностях истинную народную власть, власть трудового народа, — Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, каковой только в состоянии уничтожить государственную разруху да наладить общественную жизнь;

3. на борьбу с буржуазией призвать всё население, способное носить оружие".

Было решено от имени съезда выпустить воззвание к крестьянству Сибири и мобилизованным солдатам с призывом к восстанию. Особым решением был образован Областной Исполнительный Комитет Советов рабочих и крестьянских депутатов, которому съезд вручил всю полноту власти. Председателем его единодушно избрали Петра Клавдиевича Голикова.

За два дня до открытия съезда в Леньках в Солоновку прибыл начальник штаба Северного фронта Воронов. Он привёз письмо, подписанное Громовым, Маздриным и Голиковым, в котором предлагалось "объединить все отряды армии на платформе борьбы за власть Советов под руководством большевиков".

Начальник Солоновского штаба Фёдор Архипов, прочитав письмо, обрадованно воскликнул:

— Поддерживаю, поддерживаю! Обеими руками голосую за объединение. — И вдруг умолк. После раздумья заметил: — Только вот как Мамонтов на это посмотрит. Вьются, понимаешь, вокруг него эсеры: Романов, Полещук, Козырь. Как бы они его не сбили с правильного пути… А уж я твёрдо знаю: эта святая троица выступит против слияния отрядов.

— А что это за люди? — поинтересовался Воронов.

— Романов — комиссар действующей армии, эсер. Мы хотели Ивкина комиссаром назначить, а Мамонтов этого взял. Козырь — бывший поручик. В душе и сейчас им остаётся. А Полещук… сам чёрт не разберёт, кем он был и кем он является…

— Ну, а вы-то, вы-то? — нетерпеливо перебил его Воронов. — Ведь вас, большевиков, половина в штабе.

— Алейцы против не будут, — уверенно заявил Архипов. — Да вот мы с партийной группой посоветуемся. — И бросил дежурному: — Собирай!

Дежурный вышел. Воронов проговорил:

— И ещё у нас, товарищ Архипов, есть одна великая просьба. Дайте нам пулемёт. Бои большие ведём, а пулемётов ни одного. Удружите!..

— Решим и это. Пулемёты у нас есть.

Вскоре явилось несколько членов штаба — большевиков. Они единодушно поддержали предложение громовского штаба и тут же решили назначить заседание на 9 сентября. День открытия съезда в Леньках должен быть и днём объединения отрядов!

Заседание членов Главного штаба состоялось в полдень 9 сентября. Председательствовал Фёдор Архипов. Он говорил горячо и убеждённо:

— Надо объединяться! Пора… Сильнее будем. Покончим с анархизмом и дисциплину укрепим. Колчака крепче бить будем, скорее во всех районах восстановим советскую власть. Большевики — члены штаба — поддерживают объединение.

Никто из двадцати одного члена штаба, собравшегося на заседание, не выступил против. Все с воодушевлением приняли резолюцию: "…О соединении главных штабов при всестороннем обсуждении постановили: слиться главным штабам, Солоновскому и Глубоковскому, в один Главный штаб крестьянской Красной Армии Алтайского округа. Для создания этого органа каждый из упомянутых штабов должен командировать своих представителей по 10 человек, которые, собравшись в определённое место, выбирают из среды своей представителя и, распределивши всю работу по отделам, приступают к таковой.

По второму вопросу решено: "Оставить все действующие отряды на своих местах"..

Мамонтов и Романов прибыли на заседание, когда резолюция уже была принята. Романов был не совсем трезв. Большой, грузный, он тяжёлой походкой прошёл к столу бросил недоверчивый взгляд на членов штаба, спросил:

— О чём разглагольствуете?

Архипов недовольно поморщился, но ответил спокойно:

— Не разглагольствуем, а большое дело решили: объединиться с отрядом Игнатия Громова. На большевистской платформе…

Романов вскочил, лицо его побагровело.

— Объединиться?! — прохрипел он. — А кто разрешил? С командующим вы советовались? У армии спросили?.. Это самоуправство — слышишь, Ефим Мефодьевич?.. Я, как комиссар действующей армии, не допущу этого. Я протестую!

Романов со свистом втянул в себя воздух и раздражённо выкрикнул:

— Что же ты молчишь, Ефим Мефодьевич? Без тебя решают… В Ново-Егорьевской мы беляков без чужой помощи разбили, и в дальнейшем она нам не потребуется. Своих сил хватит. Зачем нам объединение? Отмени решение штаба, отмени!..

Мамонтов молчал. И тогда Архипов обратился к Главкому:

— Ефим Мефодьевич, Громов просит выделить для его отряда пулемёт. Мы поддерживаем его просьбу.

Романов вспыхнул, стукнул по столу кулаком.

— Не давать!.. Не давай пулемёта, Ефим Мефодьевич. Громовцы хотят чужими руками жар загребать, нашу мощь ослабить…

К Романову подошёл один из членов штаба и, утянув его в сторону, шепнул:

— Плюнь, не порти нервов. Пойдём лучше спиртишку хватим. Мне целую бутылку доставили. И закуска — первый сорт.

Романов соблазнился, вышел вместе с алейцем из штаба.

Архипов заметил, обращаясь к Мамонтову:

— Хотя ваш комиссар и просит сменить фамилию на Богатырёва из-за того, что царь Николай, дескать, Романовым был, от этого он лучше не станет.

Мамонтов нахмурился, но ничего не ответил.

— Так что передать нашему штабу, Ефим Мефодьевич? — спросил Воронов.

Мамонтов поднялся, твёрдо сказал:

— Я согласен объединиться. Задача у нас одна: советскую власть отстоять. Пулемёт отправьте, только под хорошим конвоем.

Однако объединение отрядов задерживалось. Мамонтов вновь предпринял наступление на противника, занявшего село Ново-Егорьевское, и разгромил белогвардейский отряд в 900 человек. Их остатки бежали на станцию Рубцовка. Партизаны, преследуя врага, подошли к Рубцовке, окружили её и одновременным ударом окончательно уничтожили белых. Заняли и станцию Поспелиха, но вынуждены были отойти назад.

Комиссар действующей армии Романов, видя, что Главком окрылён победой в Рубцовке, продолжал склонять его к отказу от объединения с отрядом Игната Громова.

— Зачем тебе, Ефим Мефодьевич, это объединение? — при удобном случае внушал он Мамонтову. — При твоём военном таланте да при храбрости наших партизан мы и одни врага разобьём. Вон какую победу в Рубцовке одержали. А у них ни одного пулемёта нет…

Мамонтов колебался. Однако он понимал, что объединяться необходимо — этого требовала обстановка. Белогвардейское командование не могло остановиться на полпути. Потерпев поражение во время первого похода, оно организует второй, но теперь уже большими силами.

Видя, что Мамонтова не удаётся склонить к отказу от слияния с отрядом Игната Громова, Романов и его единомышленники-эсеры решили восстановить Главкома против большевиков-алейцев, имевших в штабе решающее влияние.

— Штаб начинает главенствовать, — поговаривал Романов, — твой авторитет хочет подмять. Архипова в Главкомы метят. Присмотрись к штабу, Ефим Мефодьевич…

— Архипов — провокатор, — вторил ему Полещук. — Партизан сговаривает за Алей уйти.

— Измена готовится, — нашёптывал Мамонтову Козырь, — Андрианова и Сентерева арестовали будто бы за пьянку и дебоширство, а на самом деле преданных тебе людей убирают. Этак, Ефим Мефодьевич, и до нас, и до тебя доберутся.

Мамонтов рассердился, приказал освободить Андрианова и Сентерева, и к штабу, к Архипову стал относиться крайне подозрительно.

Из Солоновки прибыл Захар Боярский, который после чехословацкого переворота прятал в Корнилово Игната Громова. Тогда он говорил, что ему всё равно, какая власть будет. Но прошло время, Боярский убедился, что не всё равно, и однажды сам заявился к Громову, попросил принять в партизаны.