Ксанское ущелье

Живописными, нарядными группами разместились княжеские семьи: княгини с дочерями и младшими детьми, с гувернерами и служанками. Стоило кому-то устроиться прямо перед судейским столом, все дружно зашикали, заставили перебраться подальше в сторону: проход к судьям должен быть абсолютно свободным! По нему туда-сюда, как челноки, будут сновать разные распорядители, а главное — смогут подняться за почетными призами будущие победители в борьбе и скачках. А какое же это торжественное получение приза, если на дороге у победителей будут бегать неуемные барчуки со своими собачками?

Амилахвари вышагивал вдоль стола. Не хотелось посылать приглашение губернатору с нарочным, а пришлось. Гиви, шут его дери, опять набрался прежде времени, так что и на лошадь не мог сесть без посторонней помощи. Ну а если он остановится у первого попавшегося духана и явится к Альфтану неприлично навеселе, что тогда спесивый губернатор будет думать об Амилахвари? Нет, хватит одной встречи, когда этот кривоногий Цицнакидзе вывел его из себя.

— Пора, князья, скачки начинать! Люди заждались, — явился снизу седобородый распорядитель.

Цагарели и Цицнакидзе обернули взоры к Амилахвари, не хотели они на сей раз обходить его: больше всех издержался на праздник Черный Датико, он учредил и главный приз — медаль, отлитую из пяти царских золотых, и чистокровный скакун.

— Подождем еще чуток, — сказал Амилахвари. — Может, все-таки подоспеют? Иначе бы мой посыльный давно вернулся!

— Не погубите праздника ожиданиями, светлейшие! — напомнил о себе седобородый. — В народе говорят: чем зря сидеть, лучше кость погрызть.

— «В народе говорят, в народе говорят»… — проворчал, явно угрожая Черному Датико, Цагарели. — В народе говорят и другое: чем плохо торопиться, лучше хорошо не спешить…

Князья натужно рассмеялись: прав был старик, пора начинать, но и не хотелось потакать черни. Они тут хозяева — князья, а не эти нищие. Может, это их лошади сейчас поскачут? Может, их баранов крутят над медленным огнем, давая мясу хорошенько упреть, костям размякнуть?

— Верно сказал Цагарели. Ай, верно! — прищелкнул языком Амилахвари, — Иди, старик, пусть пока потанцует молодежь. Мы дадим знак. Иди.

Старик, недовольно приговаривая что-то себе под нос, стал спускаться.

— Смотри, князь, кто-то торопится к нам. Не твой ли гость? — указал Цицнакидзе плеткой на дорогу.

Сердце Амилахвари радостно екнуло. Неужто сбылось? Неужто? И хотя он понимал, что не будет губернатор добираться к нему на праздник один, верхом, без свиты, хотелось верить, что это он и есть.

Каково же было разочарование Амилахвари, когда к судейскому столу бесцеремонно подскакал и мешковато спрыгнул с коня его беспутный зять.

— Да сопутствует вам удача, светлые князья! Да будет с вами вечно неистощимый фарн! [19]

— Проспался? — усмехнулся тесть. — Еще бы часок вздремнул — и уже приехал бы к шапочному разбору.

— Гиви всегда вовремя! — ломался зять, явно зная что-то и набивая цену. — Чем много говорить, лучше немного сделать!

— Уж ты-то, конечно, сделал!

— Сделаю, князь, сделаю. Как вы думаете, что я вам привез? Радости или горести?

— Будь всегда вестником радости, Гиви, — сказал Цицнакидзе и мигнул служке.

Тот мгновенно наполнил вином небольшой рог и подбежал с ним к Гиви. Гиви принял рог и передал служке поводья.

— Спасибо за честь, князья. У меня как раз со вчерашнего раскалывается голова.

Он опустошил рог и, близоруко щурясь, стал осматривать толпу, разноцветно колыхавшуюся у подножия холма.

— Так где же твоя радостная весть, Гиви?

— А-а, — спохватился тот, сладко позевывая, — солдаты полковника Альфтана уложили одного из главарей абреков — Антона Дриаева. Слыхали о таком?

— О-о! Вот это новость! — дружно возрадовались князья.

— Откуда новость, Гиви? — ощипывая прозрачную гроздь винограда, спросил Цагарели. — Из чистого ли источника вода?

— Чище и быть не может. Вернулся нарочный из Гори.

— Вон как! — ухмыльнулся Амилахвари. — Так, оказывается, за мой счет награду получил, негодный?

— Какая разница, дорогой тесть? От меня ты ее узнал или от своего нарочного! Главное, вовремя. Не так ли?

— Ничего больше не говорил посыльный?

— Если бы он еще что-то привез, неужели бы я это за пазухой держал? Я бы с вас, князья, еще магарыч получил…

Цагарели кивнул в сторону горийской дороги:

— Взгляните, господа, еще два всадника!

Все стали рассматривать приближающихся всадников.

— У переднего неплохой конь! — отметил Цицнакидзе.

— Видели бы вы, господа, моего Пестрака, — вздохнул Амилахвари. — Вот это был конь!..

Сказал и запоздало одернул себя. Вот дурная голова! Кто тебя спрашивает о нем? Не дай бог, пристанут с расспросами, где теперь тот Пестрак. Что он скажет? Что какой-то безвестный бродяга прибрал коня к рукам?

— Передний-то, господа, в офицерском мундире! — приложив руку козырьком к глазам, сказал Цицнакидзе. — Не Альфтан ли это собственной персоной?

— Вполне возможно, господа, — возвышаясь в собственных глазах от проявленной предусмотрительности, изрек с достоинством Амилахвари. — Я приглашал губернатора на наш праздник.

— Смотрите, у них в поводу еще лошадь! — изумился Цагарели. — Вполне возможно.

— Ну, дорогой сосед, — протянул недоверчиво Цицнакидзе, — ты и скажешь! Чтобы губернатор участвовал в скачках с простолюдинами?!

— От этого губернатора, господа, — демонстрируя свою особую информированность, значительно произнес Амилахвари, — всякого можно ожидать. Давно ли он у нас? А как дело пошло: абрека Хубаева суд ждет, а Дриаев, сами слышали, уже перед всевышним предстал… Теперь очередь за Хачировым.

— Дай бог, дай бог! — согласно закивали князья — хоть в этом желании они были единодушны.

Наконец гости приблизились, и князья, одновременно огорчаясь и радуясь, увидели, что за губернатора они приняли высокого, плечистого мужчину в щегольском капитанском мундире. А следом за ним, покашливая в кулак, шел коренастый, чуть сутулый осетин с тщательно подстриженными усами и курчавой бородкой, с быстрыми, живыми глазами. Дорогая черкеска с золотым шитьем обнимала крепкие, налитые плечи.

— Капитан Внуковский! — щелкнул каблуками сапог, небрежно кинув смуглую ладонь к козырьку фуражки, офицер — Представляю вам, господа, нового начальника Горийского уезда. Прошу любить и жаловать…

… Конечно, Васо Хубаев и Габила Хачиров изрядно рисковали, облачаясь в чужие мундиры. Но уж слишком велик был соблазн сыграть роль тех, кого князья еще не знали, и из первых рук узнать, как собираются действовать новоявленные боевые дружины.

Ни капитана Внуковского, ни нового начальника уезда князья не видели, а умелые руки Нико так потрудились над тем, чтобы избавить от лишних волос заросшую физиономию Габилы и привести в божеский вид успевшего до глаз зарасти Васо, что лишь одно беспокоило: Амилахвари может признать в «новом начальнике уезда» своего оскорбителя. Но для этого князь должен был допустить, что Васо бежал из тюрьмы.

Нет, рассудили они, пока Амилахвари думает, что Васо Хубаев в тюрьме, сердце его спокойно, а бдительность спит.

— Позвольте мне, господа, в свою очередь представить хозяев сегодняшнего праздника, — церемонно раскланялся Амилахвари, старательно поджимая живот, чтобы казаться стройнее и легче на ногу.

— Не трудитесь, князь, — остановил его, подняв ладонь, капитан. — Его превосходительство нам так подробно все описал, что мы вполне отчетливо представляем, у кого мы в гостях. Кстати, для вас, князь, письмо.

Когда Дианоз, Асланбек и Авто доставили своих пленников в лагерь, в кармане капитанского мундира нашлось рекомендательное письмо Альфтана. Содержание письма и подтолкнуло Васо и Габилу к этой рискованной, но обещавшей многое операции. Альфтан просил князя посвятить капитана во все тонкости их боевых приготовлений и рекомендовал с помощью этого боевого, испытанного офицера установить взаимодействие между дружинами. Потому сейчас с главного и начал «новый начальник уезда» свою миссию.