Звучит повсюду голос мой

Как ни грустно все, что произошло, приносит удовлетворение сознание того, что не только мы, но и наши бесправные сестры думают о будущем своих младших сестер и дочерей. Ну, как не радоваться! Наш учитель Мирза Фатали Ахундов сказал, что, пока матери и сестры не получат нужное воспитание, рожденные ими дети тоже будут невежественными и отсталыми. И мы должны все силы отдать, чтобы наши матери и сестры, а особенно дочери хотя бы в отцовском доме получили необходимое воспитание и научились читать и писать. Воистину, Мирза Фатали Ахундов - учитель нации.

Мой дорогой ага Тарлан! У мыслящих молодых шемахинцев явилась мысль организовать чисто литературное общество - поэтический меджлис. Господа Молла Ага Бихуд, Гафар Рагиб, Алиакпер Гафил, Молла Махмуд и молодой человек под псевдонимом Мухаммед Сафа изъявили желание собираться вместе и устраивать диспуты по поводу собственных произведений и произведений наших великих предшественников.

Мы будем обсуждать вопросы образования, обучения. Было бы прекрасно видеть тебя среди участников этих литературных меджлисов. Ах, если бы! О наших собраниях я буду тебе писать.

От друзей тебе безграничное уважение и привет.

Искренне твой Сеид.

Десятого числа второго месяца... года".

... Как только мы повели рассказ о шемахинском Базаре, перечисляя купцов Мануфактурных рядов, мы упомянули сыновей покойного Гаджи Гусейна. В наши дни главенствовал в лавке, оставшейся после покойного отца наследникам, старший из трех братьев - Исмаил. Младший из братьев - Мухаммед - только что закончил обучение в школе местного моллы. Подобно многим молодым людям, вспоенным водой из родников Ширвана, он иногда сочинял стихи, писал газели. Чтобы как-то отличиться от других, он придумал себе псевдоним "Сафа", что значит - наслаждение. Авось ему удастся прославиться под таким именем! Проследим за его судьбой, тем более что в среде поэтов и местных интеллигентов Мухаммеда Сафу признавали и любили, заметим еще, что Сафа был самым младшим из поэтов Ширвана. К тому же его судьба имеет непосредственное отношение к нашему рассказу о жизни Сеида Азима Ширвани.

"ДОМ НАСЛАЖДЕНИЯ"

Уже несколько дней Ханумсолтан собиралась поговорить с младшим сыном наедине.

... Расстелив скатерть и приготовив все для чая, она села напротив сына, наблюдая за тем, как он ест, и по ее лицу было видно, что она приготовилась к беседе.

Трудно читать наставления самому младшенькому, любимцу, но необходимо передать ему слова старших братьев - Исмаила и Вели.

- Сынок, я должна тебе кое-что сказать, посиди немного со мной.

- Как хорошо получилось, мама, и мне надо кое-что тебе сказать...

Женщина поднесла руку к подбородку, приложила пальцы к губам, но все медлила со словами. Нужно найти такие, чтобы не обидеть сына. "Без отца вырастила я своего младшенького, как бы не задеть больно его ранимое сердце", - подумала и решилась:

- Сынок, до моих ушей иногда доходят неприятные вести о тебе. Ведь ты мое любимое дитя. Надо поступать так, чтобы я не жалела, что неправильно воспитывала тебя без отца...

Мухаммед встревожился:

- А что произошло, мама?

- Аллах всемогущий, сделай так, чтобы я подольше оставалась тебе мамой на этой земле!... Исмаил и Вели говорят, что в лавке ты совсем ничего не делаешь, ничем не интересуешься, попусту проводишь время. Ты на братьев не сердись, они из любви так говорят.

- Что делать, мама, мне совсем не нравится эта купля-продажа. Разве все непременно должны быть купцами? Как отец и дед? Вот мои старшие братья идут по торговому пути, а мне это не по душе. Неужто мне идти за ними только потому, что они так хотят?

Губы матери задрожали, она не нашлась что сказать своему любимцу, как быть? И старшие со своей стороны правы, и младший приводит свои доводы...

- Но ты, слава аллаху, совсем взрослый человек! - в душе подумала: "Совсем еще дитя!" - Тебе уже двадцать, жениться пора. А какая у тебя профессия? Как ты собираешься зарабатывать хлеб насущный? - голос Ханумсолтан задрожал.

- Ты права, мама, - Мухаммеду было жаль мать. - Что же делать? Видно, придется мне работать с братьями в лавке, хочу я того или не хочу. Другим делом я заниматься не умею: с детства приучен к лавке. А теперь скажи мне, что же ты еще слышала?

Ханумсолтан так обрадовалась, что устроилось желание братьев вернуть младшего в лавку, что она решила не продолжать разговор дальше.

- Да что я могла еще слышать?

Мухаммед поближе пересел к матери, обнял ее за худые плечи, совсем как в детстве потерся щекой о щеку матери:

- Нет, мамочка, я вижу, ты не все сказала, что хотела. Что тебя тревожит? Разве я соглашусь, чтобы ты горевала!

Мягко улыбнувшись, мать сказала:

- Так и быть, ладно, скажу... Еще говорят, что ты с кем-то связался, вы где-то собираетесь, что-то читаете... Да отсохнет мой язык, еще говорят, что вы вино пьете. Это так страшно! Потому-то моя душа рвется, когда тебя допоздна нет дома. Все думаю: "Где он? С кем? Избави аллах, не случилось ли с ним чего-нибудь?"

Речь непроизвольно зашла о том, о чем сам Мухаммед собирался поговорить с матерью:

- Мамочка, родная моя, не следует так волноваться. Один из тех, с кем я провожу свое время, - Сеид Азим Ага; я знаю, что тебе по душе это имя.

От уважаемого Аги-потомка пророка - женщина не ждала ничего дурного, напротив, то, что сын Сеида Мухаммеда покойного и Кичкине ханум, которую все величают Минасолтан, дружит с ее сыном, наполнило сердце матери гордостью.

- Ой, да буду я жертвой его предка, сынок, ты правду говоришь? Разве он тебе ровесник? Все в городе уважают и называют его "Ага", а кто ты для него, сынок?

- Мама, этот уважаемый потомок пророка еще и поэт, и учитель! Не только школьники, но и молодые люди постарше меня приходят, чтобы поучиться у него. Я тоже учусь у него...

- А того, что ты изучал с моллой, разве недостаточно? Писать и считать, слава аллаху, ты научился, чего тебе еще надо?

- Этого мало, мамочка. Ага пишет стихи и газели, и я тоже пишу стихи. Вот у Аги я и учусь законам стихосложения. Только это тайна для всех, мамочка, никто не должен знать о ней... Теперь у меня к тебе просьба...

- Да буду я твоей жертвой...

- Молодые поэты собираются вместе то в доме Аги, то в каком-нибудь другом... Учим правила, читаем стихи Физули, Хагани, Аги... Не воображай, что в них есть что-нибудь не дозволенное шариатом, мои религиозные стихи пришлись бы тебе по вкусу.

- Ты правду говоришь, сынок?

- Клянусь тобой, родная.

- Да продлит аллах твою жизнь, детка!

- Раз ты хочешь, чтобы по вечерам я не возвращался поздно, чтобы в дневное время не отлучался из лавки и помогал братьям, разреши, чтобы мы все собирались в нашем доме. Это и есть моя просьба... Скажи о ней сама Исмаилу, попроси у него согласия. Если только он пожелает, пусть тоже приходит послушать наши разговоры о поэзии, науке. Тогда и он, и ты убедитесь, что никто у нас не пьет вино...

- Хорошо, сынок, и сам Ага к нам придет?

- А как же!

- Все никак не могу представить, что столь уважаемый, солидный человек возится с какими-то мальчишками... А знаешь, что о нем говорят?

- Что же?

- Будто он говорит слова, задевающие видных людей города, молл, купцов, кази...

- Мамочка, о ком бы Ага ни писал, он говорит только правду. Действительно, он не оставляет в покое дурных людей, тех, кто грабит сирот, обманывает простых людей, прикрываясь религией. Вот они и болтают за его спиной всякое... Что бы о нем ни говорили, не верь! Это выдумки его недоброжелателей, а сам он замечательный человек! Услышишь его сама - и поймешь. Его наставления и тебе придутся по душе. "Изучайте науки, - говорит он, - будьте воспитанными и мужественными, жалейте и помогайте бедным, никого не обманывайте!.." Ну как, мама, ты согласна? Я сам буду ухаживать за гостями, а ты из-за двери на него посмотришь.