Окаянная Русь

Старик управился в срок. В обед после молитвы он принёс в кувшине красную жидкость, густую и пахучую. Может, и вправду поможет снадобье? Тогда его нужно испить до дна, чтобы вновь ощутить себя, как и прежде, полным сил.

Улу-Мухаммед осушил кувшин до капли. Пил жадно, запрокинув голову, и тоненькая струйка стекала с его губ на белый шёлк воротника. Хан почувствовал на губах солоноватый привкус, совсем такой, какой бывает, когда слизываешь с ранки на пальце выступившую кровь.

Ночь Улу-Мухаммед провёл с одной из любимых жён и целый день ощущал радостное блаженство.

Через неделю Улу-Мухаммед позвал к себе старика вновь. Лекарь явился незамедлительно. Улу-Мухаммед подумал о том, что, сколько он себя помнит, лекарь всегда был старым и оттого казался бессмертным.

   — Тебе не хватает красного снадобья? — удивился старик.

   — Оно у меня ещё осталось. Но сегодня я хотел бы провести ночь в гареме не с одной наложницей, а с тремя! Здесь нужно более сильное средство.

   — Понимаю. — Лекарь пытливо посмотрел на хана.

И снова Улу-Мухаммеду показалось, что старик сумел прочитать его сокровенные мысли. Ничто не могло укрыться от этих умных и проницательных глаз. Многое они видели, но старик оберегал не только его тайны, но и тайны его отца, уже давно умершего. Очень умён лекарь, если сумел дотянуть до глубокой старости, находясь вблизи от властителей.

—Я принесу тебе снадобье вечером.

Улу-Мухаммед хотел поторопить лекаря, но раздумал: кто посмеет обидеть старика, если никогда не знаешь, что забираешь из его рук — спасение... или отраву!

Ханский лекарь был точен и после вечернего намаза вошёл в покои Улу-Мухаммеда, сжимая в руках глиняную чашу.

   — Здесь то, повелитель, что ты заказывал, — произнёс старик. Кожа лица его покрылась многочисленными морщинами — старик улыбался. — Оно поможет тебе.

Улу-Мухаммеду захотелось вдруг задержать лекаря и заставить его отведать приготовленное снадобье, но он раздумал. Не стоит обижать старика, для этой цели подойдут рабы.

Лекарство помогло. Совсем скоро хан почувствовал прежнее желание и велел евнуху готовить наложниц.

   — Кого бы ты хотел видеть в эту ночь, мой повелитель? — спросил Узбек.

Хан чуть не сказал, чтобы к нему привели Гайшу, но вспомнил, как неделю назад расплатился с ней за измену.

   — Приведёшь ко мне Фатиму, Ильсияр и Гульшат.

   — Хорошо, мой повелитель.

   — И позови ко мне мурзу Тегиню.

   — Слушаюсь, — ещё ниже согнулся чёрный евнух. Он слегка поджал губы, только это и могло выдать его невольный страх.

Мурза Тегиня был не только молочным братом хана, он исполнял все его тайные приказания. И если из дворца кто-то исчезал или неожиданно умирал, то здесь не обходилось без жилистых рук мурзы Тегини. Эмиры поговаривали, что частенько он выполняет роль палача и в кармане кафтана носит длинный шёлковый шнур, который умело затягивает на шее обречённых. Евнух подумал, что с приходом Тегини может решиться и его собственная судьба, если он чем-то не угодил повелителю.

Разве способен хан простить измену?

Вошёл Тегиня. За последние два года он сильно пополнел, однако это обстоятельство только добавило ему важности. Мурза поклонился молочному брату и спросил:

   — Ты звал меня, Мухаммед?

   — Звал, — отвечал хан.

Улу-Мухаммед сидел на троне, по обе стороны которого пылали два факела. Огонь красными пятнами ложился на лицо хана, от чего он выглядел старше, на острых скулах залегли глубокие морщины.

   — Тегиня, ты знаешь о том, что мне было нанесено оскорбление?

Как не знать, если об этом уже целую неделю говорил весь дворец, однако Тегиня отвечал сдержанно:

   — Знаю, хан.

Мурза Тегиня хорошо изучил своего молочного брата. Не часто Улу-Мухаммед разговаривал с ним, сидя на троне. Чаще всего их беседа походила на разговор равных — право на это давали годы, проведённые вместе. А что может сблизить сильнее, чем вкус материнского молока. Но сейчас молочный брат возвышался над ним, и достать его он не смог бы, даже если и надумал бы подняться на несколько ступеней.

   — И знаешь, кто нанёс мне оскорбление? Мои евнухи!.. Они посмели впустить в ханский сад чужака. Теперь все торговцы на базаре говорят о том, что ханский гарем — это колодец, из которого может напиться каждый желающий. Ты знаешь, брат, как нужно поступать с теми, кто посмел посягнуть на честь своего господина?

   — Знаю, хан, — поклонился мурза.

   — Ступай... Постой! — остановил хан мурзу у самой двери. — Пусть чёрный евнух останется жить!

   — Слушаюсь, повелитель.

Чёрный евнух привёл к хану трёх наложниц. Фатима — крупная и рослая, с широкими пышными бёдрами и длинными чёрными до пят косами. Ильсияр — росточка небольшого, светловолосая и белолицая. Она досталась хану в подарок от турецкого султана. Гульшат была моложе всех остальных, ей едва исполнилось четырнадцать лет, но она уже успела побывать в гареме бухарского эмира. Юная прелестница в первую же ночь доказала хану, что за неё не зря он отсыпал целую шапку каменьев. Девушки были непохожи одна на другую и внешне и по характеру. Фатима, спокойная и немногословная, любила уединение и тишину. Ильсияр — игрива и весела, беспечна, как могут быть беззаботны только счастливые дети. С ней Улу-Мухаммед любил отдыхать, слушая её заливистый смех. Гульшат большую часть времени проводила в кругу подруг, видно, рассказывала о традициях бухарского двора. Хан поостыл к ней и почти не выделял среди прочих наложниц. Порой он бывал даже груб с ней. И девушка принимала это невнимание с покорностью любящей собаки. Но именно сегодня Мухаммеду хотелось первой отдать ей свои ласки.

Евнух ушёл, три наложницы скинули с себя покрывала и стояли перед повелителем нагие. Такими они предстанут перед высшим судом Аллаха. Ибо на земле не было для них более великого человека, чем их господин.

Хан решил провести одну ночь с тремя непохожими женщинами. Он, как гурман, заказал три разных деликатеса — три тонких, изысканных блюда.

— Подойдите ко мне ближе... жёны мои, — приказал Мухаммед. — Я хочу, чтобы вы ласкали меня втроём. Я так соскучился по вашим нежным пальцам. Я так жажду вашего сладостного прикосновения, как может ждать иссушенная земля обильного дождя. Воскресите меня, сделайте, как и прежде, юным!

Улу-Мухаммед изнывал в сладостной неге, когда со двора раздался приглушённый хрип. Это умирал один из евнухов хана. Тегиня лично исполнял приказ Улу-Мухаммеда. Евнухи умирали безропотно, словно куры, которые подставляют шеи под удар заточенного ножа.

Остался чёрный евнух. Он уже смирился с предстоящей участью и, закрыв глаза, нашёптывал молитву. Чёрный евнух подумал, как важно успеть прикрыть глаза, а быть может, закрыть их сразу, когда Тегиня захлестнёт шнурком горло. Узбеку хотелось умереть сразу и не видеть тех, кто будет отправлять его в мир иной.

   — Теперь твоя очередь, — сказал Тегиня.

Стража обступила чёрного евнуха с двух сторон. Разве думал он, что придётся умирать в самом дальнем конце дворца, в тесной затхлой комнате, по соседству со скотным двором. Скорее всего, убитых не осмелится отпевать даже мулла, перетащат всех на телегу и отвезут далеко в степь на съедение изголодавшимся шакалам.

Чёрный евнух расстегнул кафтан, обнажив толстую шею.

   — Так тебе будет удобнее, Тегиня. Не хочу утруждать господина, ты и так очень устал.

Евнух увидел, как в усмешке расползлись губы мурзы.

Тегиня посмотрел на шнур, который сжимал в руках, а потом спросил скопца:

   — Страшно умирать?

   — Когда настанет черёд умирать, мурза, тогда поймёшь, — пророчески усмехнулся чёрный евнух. — А теперь не задерживай меня больше, я спешу на встречу с Аллахом.

Однако Тегиня не торопился. Он размотал шнур, и на кулаках остались кровавые полосы. Евнух закрыл глаза и стал ждать. Когда живёшь рядом с ханом и знаешь все его тайны, то надо быть готовым к встрече со смертью. Но почему же он заставляет его ждать так долго! Или мурза хочет перед смертью сполна испытать его терпение? Но и оно не беспредельно!