Королева Жанна. Книги 4-5

— Ваше сиятельство, это все далеко не так просто. Чемия в народе считают святым. И мы не можем его осудить, он это знает. Мы бессильны перед ним…

— Вот как, — сквозь зубы сказал принц. — Вы отказываетесь? Какого же… гхм! Зачем же вы морочили мне голову столько месяцев?

— Уверяю ваше сиятельство, мы не сидели бездельно… Но мы не нашли в словах Чемия никакого преступления — ни канонического, ни догматического. Иначе говоря, мы не нашли ереси — а другое ничто не входит в компетенцию консистории…

— Публичное поношение примаса виргинской церкви?.. Вы, конечно, знаете, как он называет вас в своих проповедях?

— Увы, да, — печально улыбнулся Флариус. — Не иначе как «толетским боровом»… Но невоздержанность на язык есть всего лишь порок, а не вина…

— Да вы христианин еще больше, чем он! — усмехнулся принц. — Ну а то, что этот святой совершает прямую государственную измену — вашим квалификаторам совсем не видно?

— О ваше сиятельство, преотлично видно! Не подобает священнику царское творити — это прекрасные слова… Но это не дело консистории. Аврэм Чемий не отступает ни в чем от католиканского вероучения, а деяния его подлежат исключительно вашей компетенции…

— Ах, нашей, — медленно процедил Гроненальдо. — Значит, королевский суд…

Кардинал Флариус очень робко возразил:

— Но это весьма опасно, ваше сиятельство… Чемий может многое, чего я сильно боюсь…

— Например?

— Например, интердикт [34], ваше сиятельство. Это хуже потопа, уверяю вас.

— Но, черт возьми! — сорвался принц, — это же недействительный индердикт!

— Его считают святым, — кротко повторил кардинал Мури:.

Гроненальдо резко встал.

— Я еще не начал подозревать вас, монсеньер… потрудитесь помолчать! Сейчас я вижу только, что вы желаете быть хорошим со всеми. Чемия вы боитесь, а мне тоже не даете прямого отказа — ибо вы открываете мне лазейку: королевский суд…

— Я не советовал вашему сиятельству…

— Но вы и не останавливали меня? Да или нет? Считаете ли вы, что с Чемием надо покончить?

— О да, ваше сиятельство, он крайне опасен для Виргинии… Но я говорил об интердикте…

— Да, я слышал об интердикте. Но ведь вы же не сказали мне прямо: нет, этот путь закрыт? Значит, вы считаете, что он открыт — для меня, только для меня?

Во взгляде князя церкви была тоска. Гроненальдо брезгливо приложился к его перстню и вышел, на ходу демонстративно вытирая губы платком.

«Вот уж ничтожество, прости Господи! — раздраженно думал он в карете. — Интердикт! Напугал тоже!. Черта с два он у меня успеет что-нибудь сделать!»

Польский мятеж пришелся на редкость некстати. Но Гроненальдо уже принял решение и не желал останавливаться ни перед чем. Он отправился в Тралеод, где имел довольно резкую беседу с королевой. Впрочем, резким был он один: она сидела перед ним удивленная и даже растерянная. Она никогда еще не видела своего милого, славного принца таким. Он шагал взад и вперед по комнате, забыв про всякий этикет, и, сам того не замечая, молотил ее целыми периодами из Чемия: «Вам нужны еще новые доказательства? Вы их дождетесь. Вчера они слушали тупо и молча, сегодня уже рычат, а завтра они возьмутся за оружие — вы дождетесь, что все так и будет». Жанна почти робко, как провинившаяся девочка, спросила: «Так чего же вы хотите?» — «Я хочу ордер на арест Чемия, — отчеканил он, останавливаясь перед ней. — Попы нам не помощники. Обойдемся без них! Ошеломим их, как король Карл в 1558 году! Королевским судом, и приговор за сорок часов, без проволочек! Раздавим эту гадину!» — «Вы меня убедили, принц, — королева уже улыбалась. — Ордер у вас уже готов, не так ли?.. Дайте, я подпишу».

Она подписала, но придержала бумагу, не отдавая ее «А риск, мой принц? — вдруг спросила она, поднимая на него королевский взгляд, — на чью долю приходится риск?» Принц выдержал этот взгляд, но голос у него все же сел, когда он произнес в ответ: «Все беру на себя, Ваше Величество».

Лианкар только покрутил головой, увидев ордер. «Ваше сиятельство, мы играем с огнем», — сказал он. «Это я играю с огнем, — заявил Гроненальдо, — я один. Я ставлю на внезапность». «Прекрасный козырь, — сказал Лианкар, — но не лишайте себя этого козыря, по крайней мере. Вы нарядили для ареста Чемия целую армию — передвижение такой массы людей будет заметно издалека. По-моему, двадцати человек более чем достаточно». — «Для верности пусть будет двадцать пять», — сказал Гроненальдо.

Ордер был вручен молодому барону Кальву, вполне достойному такого страшного доверия. Девятнадцатого августа он тайно отправился со своим отрядом в Понтом. Гроненальдо считал дни. Чемий, по его расчетам, должен был быть арестован двадцать четвертого; двадцать шестого принц рассчитывал знать об этом наверняка. Но в этот день он получил совсем другое известие: на Понтом и Чизен наложен интердикт.

Враг успел-таки нанести ответный удар. Что там с бароном Кальвом — было уже не важно. Принц немедля помчался в монастырь Укап. Монсеньер кардинал встретил его бледный, с трясущимися щеками.

— Снимите поскорее этот дьявольский интердикт! — закричал Гроненальдо еще с порога.

— Увы, ваше сиятельство, — простонал в ответ князь церкви, — я этого не могу, и никто не может. Снять может только он сам…

— А что же можете вы?!

— Я могу только попытаться воспрепятствовать распространению заразы… в меру сил… Я уже подписал необходимый указ и велел разослать по епархиям…

— Что ж, и это кое-что, — проворчал Гроненальдо. — Будьте же тверды, кардинал Флариус, — я играю с огнем, но вы также, помните об этом…

Решительно не было времени гадать о судьбе барона Кальва, надо было действовать. Гроненальдо срочно созвал Совет вельмож и Королевский совет. Войдя к собравшимся, он сказал, что Ее Величеству не угодно присутствовать и что он уполномочен ею принимать любые решения. Господа и министры, достаточно напуганные событиями, были совсем подавлены сообщением государственного секретаря. Но это было, пожалуй, и к лучшему: Гроненальдо мял их, как воск, как глину. Буквально под его диктовку объединенный совет принял формулу, что Аврэм Чемий, бывший епископ Понтомский, лишается всех своих титулов и привилегий и объявляется государственным изменником; за голову его, живую или мертвую, назначается обычная в таких случаях награда. Равным образом объявляются государственными изменниками все помогающие Чемию и подчиняющиеся ему. Совет назначил также суммы для срочного набора новой армии — все это в один вечер.

Итак, Чемий был поставлен вне закона. В ответ на это закрылись церкви в Торне, Прене, Агре, Прегере и Сепетоке. А еще через три дня до принца дошли вести о бароне Кальве.

Вести были жуткие: принц получил голову барона Кальва в дерюжном мешке. Комментарии к этому были таковы:

Барон Кальв беспрепятственно достиг Понтома. Уже на пристани он узнал, что Чемий находится не в монастыре Эсхем, а в городе, в кафедральном соборе. Он вошел со своими солдатами прямо в собор, ибо он имел инструкцию: «Взять в любом месте». Чемий спокойно принял ордер из его рук, осмотрел подпись и затем, подняв ордер над головой, сказал: «Стой, солнце, над Гаваоном», — сказал не очень громко, но в ту же минуту собор наполнился вооруженной толпой. Барон Кальв пал, как солдат, — видя, что дело проиграно, он пытался заколоть Чемия, но не смог этого сделать. Остальные были частью перебиты, частью обезоружены. Чемий молча наблюдал, как всем людям Кальва — живым и мертвым — рубили головы тут же, на паперти. Когда все было кончено, он собственноручно запер двери собора. Какие-то молодцы живо закидали дверь вязанками хвороста, набросили на них черный покров и придавили сверху здоровенным бревном — все это явно было приготовлено заранее. В страшной тишине епископ сказал, не повышая голоса; «Вы дождались. Отлучаю вас от церкви Божьей», — и, сойдя с паперти, удалился под вопли и рыдания раздавшейся перед ним толпы.