Дама с камелиями

— Как она выглядит?

— Блондинка, стройная, с буклями, синие глаза, очень изящная.

— Ах, это Олимпия. Действительно, она очень красива.

— С кем она живет?

— Ни с кем и со всеми.

— А где она живет?

— Улица Тронше… Вы собираетесь за ней поухаживать?

— Возможно.

— А Маргарита?

— Я солгу, если скажу, что не думаю о ней совсем, но я принадлежу к тем людям, которые обращают большое внимание на то, как с ними порвали. Ну, а Маргарита так легкомысленно со мной рассталась, что я считаю себя большим дураком, что был так влюблен в нее. А я был очень влюблен в эту женщину.

Вы понимаете, каким тоном я старался говорить: пот выступил у меня на лбу.

— Она вас тоже очень любила и теперь еще любит. Вот вам доказательство: встретив вас сегодня, она сейчас же пришла ко мне и рассказала об этом. Она вся дрожала и была близка к обмороку.

— Ну и что она вам сказала?

— Она мне сказала: «Он, наверное, придет к вам» — и просила меня молить вас о прощении для нее.

— Я ей простил, вы можете ей это передать. Она добрая девушка, но погибшая, я должен был предвидеть то, что она со мной сделала. Я ей даже благодарен за ее решение. Теперь я сам задаю себе вопрос, к чему нас мог привести мой план жить исключительно с ней. Это было безумие.

— Она будет очень довольна, что вы признали неизбежность ее поступка. Ей пора было расстаться с вами, мой друг. Жалкий поверенный, которому она предложила продать ее обстановку, спросил у ее кредиторов, сколько она им должна, те испугались, и через несколько дней должен был быть аукцион.

— А теперь все уплачено?

— Почти.

— Кем?

— Графом N. Ах, мой друг, есть люди, специально для этого созданные. Он дал двадцать тысяч франков и таким образом достиг своей цели. Он отлично знает, что Маргарита не любит его, но это ему ничуть не мешает быть очень милым по отношению к ней. Вы видели, он выкупил ее лошадей, драгоценности и дает ей столько денег, сколько давал герцог. Если она захочет жить спокойно, этот человек долго останется с ней.

— А что она делает? Живет в Париже?

— Она ни за что не хотела возвращаться в Буживаль после того, как вы уехали оттуда. Я сама отправилась туда за ее вещами, да и за вашими: вы можете их получить у меня, за исключением вашего маленького портфеля с монограммой. Маргарита оставила его у себя. Если хотите, я могу его потребовать у нее обратно.

— Пускай он останется у нее, — пробормотал я, чувствуя, что слезы выступают у меня на глазах при воспоминании об этой деревне, где я был так счастлив, и при мысли, что Маргарита хотела сохранить у себя мою вещь.

Если бы она вошла в эту минуту, моя решимость мстить ей испарилась бы и я упал бы к ее ногам.

— Должна признаться, — продолжала Прюданс, — Маргарита никогда не была такой, как теперь: она почти совсем не спит, разъезжает по балам, поздно ужинает и даже напивается. Недавно, после одного ужина, она провела неделю в постели, а когда доктор позволил ей встать, она снова принялась за то же, рискуя умереть. Вы зайдете к ней?

— Зачем? Я зашел к вам, потому что вы всегда ко мне хорошо относились и потому что я знал вас раньше, чем Маргариту. Благодаря вам я стал ее любовником, и вам также я обязан тем, что перестал им быть.

— Ах, Бог мой, я сделала все, что могла, чтобы она бросила вас, и уверена, что в будущем вы не будете на меня за это сердиться.

— Я вдвойне вам благодарен, — сказал я, поднимаясь.

Мне было неприятно, что Прюданс слишком серьезно принимает все мои слова.

— Вы уходите? — спросила она.

— Да.

Я узнал все, что мне было нужно.

— Когда мы опять увидимся?

— Скоро. Прощайте.

— Прощайте.

Прюданс проводила меня до дверей, я вернулся домой со злыми слезами на глазах и с жаждой мести в сердце.

Итак, Маргарита была такая же продажная женщина, как все другие. Итак, та глубокая любовь, которую она питала ко мне, не могла побороть желания вернуться к прежней жизни.

Вот что я говорил себе в бессонные ночи, но если бы я обдумал все хладнокровно, то разглядел бы за этой шумной жизнью Маргариты желание прогнать назойливые мысли, неотвязчивые воспоминания.

К несчастью, дурные страсти брали верх, и я придумывал способы помучить бедняжку.

Да, человек становится очень жалким и гадким, когда затронута какая-нибудь его страсть.

Олимпия, с которой я встретил Маргариту, была ее близкой знакомой. Она очень часто посещала ее с тех пор, как вернулась в Париж. Олимпия собиралась дать бал, и так как я рассчитывал, что Маргарита будет там, то постарался получить на этот бал приглашение.

Я приехал туда очень грустно настроенный и застал бал в полном разгаре. Много танцевали, много кричали, и во время кадрили я увидел Маргариту, танцевавшую с графом N. Весь его вид был исполнен тщеславия и, казалось, говорил: эта женщина принадлежит мне!

Я стал около печки, как раз напротив Маргариты, и смотрел, как она танцует. Стоило ей заметить меня, как она сейчас же заволновалась. Я сделал вид, что только сейчас увидел ее, и небрежно приветствовал рукой и взглядом.

Когда я вспомнил, что после бала она уедет не со мной, а с этим богатым дураком, когда я представлял себе то, что, по всей вероятности, будет, когда они приедут к ней, кровь приливала у меня к голове и являлось желание смутить их любовь.

После кадрили я пошел поздороваться с хозяйкой дома, которая выставляла всем напоказ великолепные плечи и ослепительную грудь.

Эта женщина была красива, по совершенству форм даже красивее Маргариты. Я понял это особенно хорошо, когда подметил взгляды, которые бросала Маргарита на Олимпию во время нашего разговора. Человек, который станет любовником этой женщины, может гордиться не меньше графа N. Она была так красива, что могла внушить такую же страсть, как и Маргарита.

В то время у нее не было любовника. Нетрудно было стать им. Нужно было только показать достаточно золота, чтобы обратить на себя внимание. Я решился. Эта женщина должна была стать моей любовницей. Я начал добиваться своей цели и пригласил Олимпию.

Через полчаса Маргарита, бледная, как смерть, надела шубу и уехала с бала.

XXIV

И это уже меня обрадовало, но этого было мало. Я понял, какую власть имею над этой женщиной, и начал ею злоупотреблять.

Когда я вспоминаю, что она умерла, я задаю себе вопрос, простит ли мне создатель когда-нибудь зло, содеянное мною.

После ужина, очень шумного, начали играть.

Я сел рядом с Олимпией и так рискованно играл, что она невольно обратила на это внимание. В одно мгновение я выиграл полтораста или двести луидоров, выложил их перед собой, и она не сводила с них глаз. Вместе с тем одного лишь меня не захватывала игра всецело, и я мог уделять внимание Олимпии. И дальше все время я выигрывал, дал и ей денег на игру, потому что она проиграла все, что у нее было раньше, и, по всей вероятности, все, что у нее было вообще.

В пять часов все разъехались.

Я выиграл триста луидоров.

Все игроки уже ушли, я один незаметно задержался, так как не принадлежал к их кружку.

Олимпия освещала мне дорогу, но перед тем, как спуститься вниз, я подошел к ней и сказал:

— Мне нужно с вами поговорить.

— Завтра, — сказала она.

— Нет, сейчас.

— Что вам нужно?

— Узнаете.

И я вернулся в комнату.

— Вы проиграли, — сказал я.

— Да.

— Все, что у вас было?

Она колебалась.

— Будьте откровенны.

— Да, все.

— Я выиграл триста луидоров: вот они, если вы позволите мне остаться у вас. — И я бросил золото на стол.

— Почему вы мне предлагаете это?

— Потому что я вас люблю, черт возьми!

— Нет, потому, что вы влюблены в Маргариту и хотите ей отомстить, став моим любовником. Такую женщину, как я, нельзя обмануть, мой друг. К несчастью, я слишком молода и слишком красива, чтобы взять на себя ту роль, которую вы мне предлагаете.