Перстень Аттилы

Вдоволь посмеявшись и поглядев друг на друга уже в качестве персонажей, девушки, в сопровождении все той же остроглазой рабыни, удалились переодеться к игре, и парни остались одни, приставая к Аэцию с просьбой растолковать, что же надо им делать.

Девушки, между тем, переодевшись в легкие хитоны, тщательно уложили складки, которые являлись предметом особой заботы модниц и многое что обозначали для сведущих лиц.

Наконец все кое-как разместились на ложах. Начали со сценки спора богов.

Аэций, с венком на голове, свесив ноги, с глупым видом уставился куда-то вниз. Скорее всего — на свои сандалии.

— Посмотрите, как мучается вон тот бедолага! — начал он неторопливо.

— Какой, о лучезарный? — игриво спросила Венера-Элия, слегка прижимаясь к нему и заглядывая в ту же сторону из-за его спины.

— Да вон тот, темноглазый, — сказал новоявленный Юпитер и, взяв со стола яблоко, кинул его куда-то в глубь сада. — Видишь, затылок чешет.

Все засмеялись и Аттила на всякий случай смешно почесал себе голову.

— А-а-а, этот, — беззаботно произнесла Венера, непринужденно усаживаясь к Юпитеру на колени. — А я не верю ему. И вообще — всем мужчинам верить нельзя. Так же легко он увлечется и какой-нибудь другой, более смазливой мордочкой, — сказала она и приглашающе посмотрела на Руса.

Поняв, что пора и ему принять участие в споре, юноша, предварительно кашлянув, собрался.

— Ну, я тоже не верю в их любовь, — хрипло проговорил он, покраснев и стараясь не смотреть на Валерию, и вообще ни на кого, произносил куда-то в дальний угол сада. Все засмеялись — впрочем, как и над всеми другими репликами.

— Дети мои, — произнес Юпитер-Аэций, делая до смешного удивленное лицо. — Какие вы все-таки у меня циники!? Лучше спускайтесь-ка на Землю и испытайте их. Удастся соблазнить — я его накажу, ну а вас — награжу. А не удастся — так и быть, помогу этому бедолаге.

Элия тут же гибко спрыгнула с колен Юпитера и странно улыбаясь стала приближаться к Аттиле, так что он на какое-то мгновение опешил и остолбенел. Руса кто-то в это время в спину подталкивал к улыбающейся сквозь легкое смущение Валерии.

И тут Элия вдруг замерла.

— Если мы все будем делать одновременно, — сказала она, — останемся без зрителей. Предлагаю сценки соблазнений разыграть по очереди. Начнем с Ливии, — и с этими словами, улыбаясь, она вернулась на ложе и на правах дочери уселась возле Аэция.

— Просим-просим, — похлопал Аэций.

И Рус с серьезным лицом осторожно приблизился к девушке. Лицо Валерии, хоть и улыбалось, но тоже было залито краской.

— Э-э, — протянул Рус. — Прекрасная Ливия, можно составить вам компанию в этом саду? — несмело проговорил он.

— Вообще-то она в заточении, — тихо подсказал ему кто-то, и Рус смутился еще больше.

— Это не самое главное, — махнула рукой Элия. — Все нормально, — ободряюще кивнула она Русу, — продолжайте.

Ободренный поддержкой, Рус еще ближе приблизился к Валерии.

— Нет нельзя, — ответила Валерия вдруг пересохшими губами.

А возлежащий на ложах народ в это время покатывался со смеху от одного только их вида.

— Да обними ты ее, не стесняйся, — подсказывали робкому Аполлону. — Это же театр. Тут можно все — в рамках приличия.

Рус покраснел еще больше и послушно и неловко обнял девушку за тонкую талию. Она тоже покраснела, но продолжала улыбаться.

Он еще немного потоптался, неуклюже произнося какие-то глупости, и, видя, что дело явно застопорилось, все признали его миссию не выполненной, и они уступили место Элии и Аттиле.

Сестра императора не стала сильно затягивать с разговорами и ловко уронила юношу на свободное ложе. Нависнув над Аттилой, и разметав волосы, она вдруг не спеша расстегнула фибулу и ее хитон упал вниз, удерживаемый одним только поясом. Взору Гунна открылась прекрасная крепкая грудь римской аристократки.

— Камилл, любимый, — воркующе прошептала она Гунну на ушко. — Ну возьми меня. Видишь — я вся горю.

Однако Гунна, несмотря на молодость, это нисколько не смутило. Он только лихорадочно засопел, а зрители одобрительно засмеялись. Кроме Валерии и Руса, которые, наверное, мысленно перенесли эту сценку на себя и оба одновременно покраснели.

— О, волшебная Венера, — хрипло промолвил Гунн. — Ты прекрасна. Но я вынужден тебя огорчить — я люблю Ливию, — добавил он, впрочем, не делая никаких попыток освободиться от ее объятий.

— Ну, тогда подари мне что-нибудь на память о себе, — прошептала она еще более соблазнительно, прижимаясь к нему своим обнаженным телом, и даже немного подрагивая — то ли от приторного то ли от настоящего возбуждения. Она в шутку попыталась снять перстень и Гунн серьезно насупился.

— Извини, прекраснейшая, но это очень ценный перстень, — честно сказал он, и от его необычайно серьезного тона все покатились со смеху.

Под общие горячие аплодисменты Элия неторопливо поднялась и медленно вернула хитон на свое законное место. Пьеса перешла к заключительной стадии — поединку.

Аттила и Теодорих дрались на палках. И это получалось у них искренне и совсем не по театральному. Да и не умели они изображать сражение. И поэтому эту сценку все смотрели с особым интересом. Юноши — с точки зрения военного искусства и умения, девушки — просто завороженные красивым зрелищем.

Гот был выше и сражался яростно, но Аттила был коренаст, да и старше по возрасту. И в конце концов победил своего оппонента без всяких ролей.

И им аплодировали словно в Колизее.

— Ну что ж, кубок победителю, — сказала Элия, поднося вино Аттиле. Не отрывая от нее своих глубоких глаз, он вежливо поклонился, принимая этот дар.

За отдыхом после игры все как-то незаметно разбрелись по дому.

Рус и Валерия стояли на террасе третьего этажа и смотрели на ночной Рим, на золотой дворец Нерона рядом с мрачным темным силуэтом Тарпейской скалы, на платановые рощи в саду Мецената, яркие огни в котором свидетельствовали о том, что гулянье там уже началось.

Они тихо разговаривали о чем-то серьезном и им старались не мешать.

Элия же сидела в отдаленной беседке в обществе Аэция.

— Я смотрю — ты сильно изменилась, — тихо говорил Аэций. — Раньше тебя не тянуло к юношам, которые младше тебя.

— А ты сам? — улыбалась в ответ Элия.

— Ну, я-то всего на год, — протянул он. — Это ничего не значит.

— Значит, да еще как, — засмеялась девушка.

Аэций пожал плечами.

— Как бы то ни было — все это осталось в прошлом, — сказал он.

— Ну почему же? — проговорила Элия. — У тебя есть возможность все вернуть как было. Вспомни наши сценки. А будут еще более интересные, обещаю! За это время я многому чему научилась, — произнесла она с легкой горечью

Римлянин снова пожал плечами, не обратив внимания на ее интонации.

— Ты же видел, — продолжила она, — я и не соблазняла в общем-то Гунна. Это я делаю несколько иначе — даже в играх.

— Я помню, — равнодушно ответил он.

И Элия слегка отстранилась, внимательно глядя на Аэция.

— Ну что ж, — улыбнулась она устало, поправляя складки своего хитона. — Как знаешь. — Она вдруг засмеялась. — А взгляд у твоего друга, словно два кинжала — аж мурашки пробирают до самой глубины, — и она поежилась.

— Просто глаза у него сильно черные, — пожал плечами Аэций. — Впрочем. Мы давно привыкли и уже не замечаем. Хотя, наверное, на женщин такой взгляд должен производить впечатление.

— А вы действительно с ним друзья? — спросила она задумчиво.

Аэций кивнул.

— Конечно, — подтвердил он.

— Раз так, — сказала она, недобро улыбаясь в темноте. — Ну тогда сделай одолжение — позови сюда Аттилу.

— Как скажешь, — пожал Аэций плечами, приподнимаясь, словно только этого и ждал. — Но предупреждаю — у тебя с ним тоже ничего не получится.

— Я думаю — тут ты ошибаешься, — ответила она ему уже в спину.