На горах. Книга Вторая

— Семьдесят пять, — подтвердил тот.

— Двадцать пять завтра додадите?

Постараюсь, — сказал Марко Данилыч, — Признаться, и наличности таких денег теперь при себе не имею, да не знаю, буду ли и завтра иметь, — дружески улыбаясь, прибавил он. — Теперича не то что двадцати пяти тысяч — ста рублей во всей ярманке не сыщете на самый короткий срок. Такое безденежье, что просто хоть волком вой…

— Да, — сказал Веденеев. — Денег на ярманке в самом деле недостаточно.

— Так я уж вам векселя принес, — кладя на стол три векселя, сказал Смолокуров. — Водопьянова на десять тысяч. Столбова на пять, Сумбатова на пять. Останные пять тысяч до спуска флагов, пожалуйста, обождите.

Взглянул Веденеев на векселя и сказал Смолокурову:

— Мы с Никитой Федорычем решили вести дела безо всякого кредита, на чистые. Сами не будем векселей давать и от других не станем брать. Спора нет, эти векселя надежные — и Столбов и Сумбатов люди крепкие, об Василье Васильиче Водопьянове и говорить нечего, да ведь уплата-то по их векселям после спуска флагов.

— Да как же вы с меня-то на сто тысяч векселей получили?.. — прищурив правый глаз, спросил с усмешкой Марко Данилыч.

— Ошиблись. В другой раз не будет этого, — сказал Веденеев. — Если б знали мы, что на другой же день, как с вами мы покончили, явится другой покупатель и все триста тысяч наличными на стол выложит, не так бы распорядились, не согласились бы отдать вам третью долю товара на векселя…

Побагровел Марко Данилыч. Спрашивает Веденеева:

— Кто ж это был у вас?.. Триста тысяч разом на стол!.. Шутка сказать!.. При таком безденежье!.. Кует, что ли, он деньги-то?!

— Орошин, Онисим Самойлыч, — отвечал Веденеев.

— Так и есть, — проворчал под нос Смолокуров и, в досаде вскочив со стула, прошелся раза три взад и вперед по каюте.

Потом остановился и, закинув руки за спину, сказал Веденееву:

— Так как же у нас будет, Дмитрий Петрович?

— Завтра ровно в полдни будем ждать вас с полной уплатой, — с равнодушным спокойствием отвечал Веденеев.

— Надо обождать, Дмитрий Петрович, — перебирая пальцами, сказал Смолокуров.

— Нельзя. На то условие. А в нем что? Извольте-ка посмотреть.

И, вынув условие, прочел:

— «По уплате всей суммы сполна, я, Смолокуров, немедленно вступаю во владение купленным у нас, Меркулова и Веденеева, товаром, если же паче чаяния вся сумма сполна мною, Смолокуровым, к назначенному сроку уплачена не будет, условие сие уничтожается, причем мы, Меркулов и Веденеев, повинны уплатить мне, Смолокурову, деньги с меня ими полученные немедленно за вычетом двадцати тысяч неустойки».

Холодный пот выступил на широком, совсем побагровевшем лице Марка Данилыча. Так и растерзал бы он в ту минуту на клочки Орошина.

— Кстати, — сказал Веденеев. — Приходили к нам на караван кой-кто из рыбников с вашими приказами насчет рыбы. Им не отпустили.

Отчего ж так?.. — весь вспыхнувши, вскликнул Марко Данилыч. — Нешто я ста тысяч рублев вам не выдал?.. На что ж это похоже, сударь мой?..

— А в условии-то, Марко Данилыч, что написано? — хладнокровно отвечал Веденеев раскипятившемуся Смолокурову. — Извольте-ка читать: «По уплате же всей суммы сполна, согласно сему условию, я, Смолокуров, вступаю во владение товаром». Значит, как отдадите вторые сто тысяч сполна, тогда и будете хозяином купленною вами товара, а до тех пор хозяева мы.

— Да вам бы почтеннейший Дмитрий Петрович, ей-огу, не грешно было по-дружески со мной обойтись, — мягко и вкрадчиво заговорил Смолокуров. — Хоть попомнили бы, как мы с вами в прошлом году дружелюбно жили здесь, у Макарья. Опять же ввек не забуду я вашей милости, как вы меня от больших убытков избавили, — помните, показали и Рыбном трактире письмо из Петербурга. Завсегда помню ваше благодеяние и во всякое время желаю заслужить…

— В деле я не один, Марко Данилыч. Со мной Никита Федорыч, — сказал Веденеев.

Передернуло Смолокурова. Вспомнил, как хотел он в прошлом году Меркулова на тюлене разорить… Однако не смутился.

— Вот вам расписка в семидесяти пяти тысячах рублей, а двадцать пять тысяч ожидаем завтра в полдень, сказал Дмитрий Петрович, написавши расписку и подавая ее Смолокурову.

— А ежель не исправлюсь? — спросил Марко Данилыч.

— Тогда будет нарушено условие. За вычетом неустойки, тогда вы сто пятьдесят пять тысяч и векселя обратно получите, а мы весь караван продадим Онисиму Самойлычу. Он и вчера вечером и сегодня чем свет присылал разведать, совсем ли мы покончили с вами, — сказал Дмитрий Петрович.

— Так не будет милости? — сумрачно спросил Смолокуров.

— Что за милости?.. Помилуйте, Марко Данилыч! — сказал Веденеев.

— В таком разе просим прощенья, — сказал Смолокуров и поспешно ушел.

Ругает мысленно Марко Данилыч Веденеева за его несговорчивость, злобится на Орошина, что того и гляди выхватит он у него из рук выгодное дело, такое, какого на Гребновской никогда еще не бывало, а пуще всего свирепеет на Седова, на Сусалина и других рыбников, что не дали ему столько денег, на сколько подписались. Не правит и себя Марко Данилыч, досадует и на себя, сам с собой рассуждая. «Как это я обмишурился?.. На такое условие согласился. Заживо гроб себе сколотил… отдал себя своей волей недругам… Конечно — не уганешь [76], где упадешь, где потонешь, на всяк час ума не напасешься, а все-таки обидно… Молокососы, слетышки старого воробья объехали!.. Видно, стар становлюсь… Одурел годами — пустобородые мальчишки травленого волка загнали в тенёта».

А тут как нарочно Седов. Пищит Иван Ермолаич на всю Гребновскую, обманщиком, мошенником Марка Данилыча обзывает.

— Чужой товар облыжно за свой выдавать!.. Обманом денежки вытягивать из нас!.. Вот твой приказ! — смеются только над ним. Бери его, а деньги назад подавай, не то в полицию.

Сусалин тоже подходит, ругается, в драку лезет даже. И другие рыбники сбираются и все с яростью кидаются на Марка Данилыча. Один Белянкин стоит одаль. Сам ни слова, а слезы дрожат на ресницах: «Пропали кровные, годами нажитые денежки!» Такую горькую думу он думает.

Закричал во всю мочь Марко Данилыч на рыбников:

— Эй вы, остолопы!.. Черти этакие!.. Дичь необразованная!.. Чего попусту горла-то дерете? Слушай, что хочу говорить!

Полюбились ли, не полюбились ли рыбникам такие речи Марка Данилыча, их надо спросить, но своего он добился. Без ругани, без крика, без шума выслушали его рыбники. А сказал он им вот что:

— Глядите: вот расписка в моих ста тысячах, что внес третьего дня. Вот расписка в семьдесят пять тысяч рублей, что с вас собрал. Двадцати пяти тысяч не хватает, а завтра в полдень надо их уплатить. Есть у меня довольно векселей — смотрите — люди верные: Водопьянов, Столбов, Сумбатов, а Веденеев за грош их не принимает. А ежели завтра к полудням останных двадцати пяти тысяч ему не уплачу — все пиши пропало. Орошин перебьет — он им сполна триста тысяч на стол кладет…

И ежель мы завтра всех денег не внесем — убыток всем… Орошин рыбным делом завладает и каждого из нас под свой ноготь подогнет… То-то будет издеваться над вами!.. То-то заважничает!.. Да и покупатели и сторонние люди вдоволь над вами насмеются!.. Хотите того?.. Аль неохотп сраму принимать?

Крики осиплых голосов, вопли, гам, даже дикие завыванья раздались по Гребновской. Ругательства, проклятья, угрозы, стоны и оханья с каждой минутой усиливались…

— Да что ж вы, ровно псы, воете только да лаетесь? Путного слова, видно, от вас не дождаться? — в источный голос закричал Марко Данилыч и покрыл все голоса. Хотите барышей, так нечего галдеть, — двадцать пять тысяч где хотите добывайте, а если вам барыши нипочем, в таком разе орите, ругайтесь, покамест печенка не лопнула… А если жалко заведенного дела, ежель неохота верных барышей смердящему псу Орошину под хвост метать — так нечего тут галдеть…

Хоть из земли копайте, а завтра к полудню двадцать пять тысяч чтоб были у меня в руках… Вот вам векселя на Водопьянова, на Столбова, на Сумбатова… Давайте за них чистоганом, а я на вас векселя переведу… Чого еще вам?.. Тут главное дело, чтоб треклятого Орошина одурачить… Не то он, пес треклятый, и барыши-то один заграбастает и всем делом на Гребновской завладеет, а вдобавок надо всеми над вами насмеется: «Было, дескать, у собачонок мясцо во рту, да проглотить щенкам не довелось». А щенки-то кто? Вы, вы, гребновские рыбники.