Страшный Тегеран

Старик как будто сразу все понял.

— Ну, а если я видел и что-нибудь вам скажу, что вы мне за это дадите?

Господин Ф... эс-сальтанэ вытащил четыре сверкающих пятикранника и бросил их нищему. Не помня себя от радости, тот воскликнул:

— Видел, видел я их! Вчера в половине первого здесь были. Наняли двое дрожек и уехали. Еще извозчикам сказали: «В Эвин».

Ф... эс-сальтанэ сказал себе: «Может быть, они нарочно дали этот адрес, а потом переменили? Но во всяком случае надо ехать догонять».

Автомобиль тронулся. Пользуясь ночным безлюдьем, быстро пролетели Железнодорожную, Хиабан Чираг-Багр, Низамиэ, Шах-Абад, Стамбул, Надери и подъехали к воротам Дервазе-Юсеф-Абад. Занимавшие пост сборщик дорожной пошлины и ажан уже проснулись. Ф... эс-сальтанэ спросил их, не проезжали ли здесь вчера двое извозчиков. Оказалось, что проезжали. При этом сборщики навагеля сообщили, что в первой пролетке сидела женщина, а во второй — молодой человек.

Теперь все было ясно. Автомобиль помчался в Эвин, а еще через четверть часа остановился у въезда в деревню. Было уже светло. Крестьяне выходили из домов. Навстречу попался мальчуган лет двенадцати, и господин Ф... эс-сальтанэ решил обратиться к нему. «Детишки, если что-нибудь знают, часто пробалтываются...»

И он в последний раз задал тот же вопрос, который за последние сутки задавал всем и каждому:

— Не видал ли двух молодых людей и женщину?.. Городские. Сюда приехали...

— Как же! Вчера приехали, пошли в дом к дяде Кериму.

— Где же дом дяди Керима?

— А пожалуйте, я вас провожу.

Миновав две-три деревенские улицы, очутились у нужных ворот. Ф... эс-сальтанэ сунул мальчугану пару кран и отправил его к въезду в деревню, передать шоферу и Риза-Кули, чтобы они его ожидали.

Мальчуган со всех ног кинулся бежать к машине.

Тогда господин Ф... эс-сальтанэ сказал жандармам:

— Надо обделать все без шума. Из этих молодых людей, того, которого зовут Ферохом — не трогайте, а другого — взять в полицию, в тюрьму.

Один из жандармов влез на забор и обследовал сад. Увидев, что одной стороной сад выходит на реку, он предложил поставить у реки двух жандармов, чтобы оттуда нельзя было бежать.

Разместились. Тогда Ф... эс-сальтанэ сильно застучал в калитку.

Это был тот момент, когда Ферох крикнул Мэин: «Будь, что будет, мы будем сопротивляться» и позвал на помощь Джавада.

Бедняга Джавад, поднятый его криком, кинулся к Фероху, но едва он высунул голову из кухни, как услышал повелительный крик, долетевший к нему со стороны реки:

— Ни с места!

Обернувшись, он увидел целившегося в него жандарма, готового уложить его при малейшем движении.

Увидел это и Ферох и сейчас же крикнул:

— Не двигайся, Джавад, тебя убьют!

В калитку продолжали бешено стучать. Никто не решался пойти и отворить. Тогда один из жандармов осторожно, с винтовкой наперевес, поднялся в сад и открыл калитку. Ф... эс-сальтанэ вбежал во двор.

Вид расстроенного, нахмуренного лица Ф... эс-сальтанэ глубоко поразил Мэин и Фероха. Мэин поняла, что она больше никогда не увидит Фероха...

А Ферох, оставив всякую мысль о сопротивлении, покорно подошел к Ф... эс-сальтанэ.

— Не гневайтесь, ага, на нас. Мы любим друг друга. Ваша дочь здесь по собственному желанию. Она предпочитает жизнь со мной жизни с шахзадэ, которого вы предназначили ей в мужья, а я принял ее с радостью, потому что я обожаю ее и не могу без нее жить.

Господин Ф... эс-сальтанэ не отвечал. Фероху подумалось, что, может быть, Ф... эс-сальтанэ сжалился над ним и теперь оставит их в покое.

Но разве Ф... эс-сальтанэ был на это способен? Разве он мог подавить в себе честолюбие и алчность и вступить хоть на минуту на путь разума?

Ф... эс-сальтанэ был ослеплен и давно уже потерял правильный путь. А любовь он считал чепухой.

А не отвечал он Фероху потому, что никак не мог себе представить, что какой-то молокосос может до того забыться, чтобы стоять против него и дерзко разговаривать, вместо того чтобы бежать.

Гнев господина Ф... эс-сальтанэ прорвался. Он крикнул жандармам, указывая на Джавада:

— Возьмите сначала этого паршивца!

И потом обратился к Фероху:

— А ты... немедленно убирайся отсюда, а не то я с тобой расправлюсь!

«Уйти! Оставить Мэин?»

Но Мэин взглядом сказала Фероху, что теперь не время спорить и лучше повиноваться, что он должен уйти.

Покоряясь воле любимой, Ферох тихо пошел к воротам.

Уходя, он прощался с ней грустным взглядом, точно чувствовал, что ему никогда больше не придется видеть ее прекрасное лицо.

У ворот взгляд его упал на Джавада, которому двое жандармов изо всех сил скручивали руки. Ферох не помнил себя. Хотя он знал, что ему не справиться с жандармами, но хотел броситься к ним и отнять у них ни в чем неповинного Джавада, которого он заставил принять участие в этом деле.

Но какой-то внутренний голос ему сказал: «Ничего, ты освободишь его из тюрьмы»...

Ферох вышел за ворота.

Глава двадцать пятая

ЖЕСТОКОСТЬ

Когда Ферох ушел, Ф... эс-сальтанэ сказал Мэин:

— После всего, что ты сделала, я, собственно, не должен называть тебя дочерью. Ты даже не подумала о том, что будет с матерью!

И, достав телеграмму Фирузэ, он злобно швырнул ее в лицо Мэин.

Телеграмма упала на землю. Мэин подняла, прочла. Потом заговорила, и в голосе ее дрожали слезы:

— Папа, я все это знала. Я знала, что, когда я уеду, маме будет плохо. Но что я могла сделать? Я уже написала ей, что я была вынуждена так поступить. Это не моя, да и не ее вина. Слышите, папа, это и не ее вина. Это только ваше легкомыслие приводит к таким результатам. Если бы вы не хотели насильно выдать меня за шахзадэ, которого я не знаю и не представляю даже, что он за человек, если бы вы считались с моим чувством, мне не пришлось бы от вас бежать. Ферох не виноват, он только указал мне выход, и я прибегла к нему.

Гнев Ф... эс-сальтанэ разгорался все больше и больше.

— Ты еще осмеливаешься называть меня виноватым! Упрекаешь отца! Ладно, пусть так! Но знай, что свадьбе твоей с Ферохом не бывать. Если ты не хочешь, чтобы я от тебя отказался, ты выйдешь за того, кого я указываю.

Мэин спокойно сказала:

— Это невозможно.

Не в силах больше слушать, Ф... эс-сальтанэ сорвался с места и чуть было не ударил Мэин. Его удержала только мысль, что Мэин единственная его дочь и еще больше то, что с ее помощью он должен стать депутатом. Немного успокоившись, он сказал:

— С каких это пор вы, женщины, с вашим куцым умом получили право так разговаривать? Кто это вам разрешил говорить подобные вещи? Впрочем, причем тут вы? Сам я, дурак, виноват. Если бы я, как дурак, не посылал тебя в эти школы, я бы не дожил до такого горя. Ну и глупость же сделал! И зачем я тебя в школу отдал?

Ф... эс-сальтанэ говорил искренне. Он считал опасными «все эти школы», в которых люди учатся разбираться в своих правах, (а прав, он полагал, не должно быть ни у кого, кроме его самого и людей ему подобных, и особенно не должно быть у женщин). Он полагал, что школы, где детям «прививают всякие бредни и фантазии», — сущий яд. При встрече с юношей, а особенно с девушкой, которые не мирятся с подлостью среды и спрашивают: «Почему мужчины бьют женщин, почему женщину можно бить палкой?», — люди этого типа извергают на них громы красноречия и объявляют их бабидами, христианами и вообще неверными. Ф... эс-сальтанэ был из тех, кто смотрит на женщину, как на оружие или инструмент, и считает вполне правильным, чтобы мужчина менял их чуть не каждую минуту.

Однако сейчас Ф... эс-сальтанэ не считал удобным спорить и препираться: нужно было скорей забрать отсюда Мэин, ехать в город и уведомить мать. Он сказал:

— Поедем!

Мэин прошла в комнаты, надела чадру и вернулась, готовая ехать.

Аму-Керим был в поле, в доме была только его жена. Она молча стояла среди двора: вид жандармов нагнал на нее такой страх, что она не могла произнести ни слова. Мэин сказала отцу: