Рио-де-Жанейро: карнавал в огне

В последующие десятилетия кариоки принялись сбрасывать одежду, но ее на них было так много, что даже после провозглашения республики, на рубеже двадцатого века, они все еще были укутаны не хуже своих европейских собратьев. Их одежды были не только теплыми и тяжелыми, но и темными — только так и следовало одеваться серьезному и ответственному человеку. В 1902-м доктор Граса Куоту, врач, шокировал местное приличное общество, расхаживая по улицам в белом парусиновом костюме и туфлях того же цвета. Если бы подобную непристойную выходку позволил себе журналист или поэт, его нахальство так и осталось бы единичным случаем. Но доктор Граса Куоту был влиятельным ученым, директором Общества гигиены, его примеру последовали коллеги, за ними в свою очередь потянулись государственные министры, судьи и адвокаты. Это был сигнал всем кариока раз и навсегда разобраться со своим гардеробом. Карнавал, пляж и спорт закончили начатое. И все-таки все это произошло не в мгновение ока: до 1920 года футбольные рефери все еще бегали по полю в пиджаках, до 1940-го никто не ходил по центру в рубашках с короткими рукавами, и до начала шестидесятых в кино вас не впустили бы в бермудах. Но все это — только запоздалые, отдельные примеры консерватизма: в 1926-м в Рио, как в Нью-Йорке и Париже, девушки надевали melindrosa (очень короткую юбку с низкой талией) на авенида Риу Бранку. И ходили они без чулок, с голыми ногами, потому что пляжи и купальные костюмы уже заложили основы культа загорелого тела.

Пляж стал величайшим из переломных моментов. Когда кто-нибудь напишет историю пляжной культуры в Рио, то (если оставить в покое индейцев) она начнется с 1808 года, с королевской семьи. Все ее члены были ярыми поклонниками морских купаний, пусть и в качестве лекарства от болезней кожи в основном. Дон Жоау VI жил в Сау-Криштовау и ходил на пляж Кажу и даже построил там небольшой пирс, превратив Кажу в первое в Бразилии место, специально приспособленное для купания. Он прямо в одежде садился в некое подобие ванной с дырой вместо дна, куда накатывали морские волны. Своевольная жена Дона Жоау Карлота Жоакина предпочитала пляж Ботафого рядом с улицей руа Маркеш де Абрантеш, где она жила. Говорят, она ходила купаться обнаженной, впрочем, вряд ли это как-то привлекало внимание случайного прохожего, ибо она была на редкость безобразна. Несколько лет спустя их сын Дон Педру I и его жена Дона Леопольдина, приходили на пляж Фламенгу, который значительно позже полюбила и их внучка, принцесса Исабел. Могу представить себе, как Исабел выходит из дома (будущего дворца Гуанабара), садится в коляску со своими фрейлинами и едет мимо пальм руа Пайшанду к тогда еще скромному пляжу в конце улицы.

Как хорошо, что с самого начала португальцы понимали, что пляжи должны быть общими и их не следует делить на маленькие частные зоны, как это делают во многих европейских странах. Когда Бразилия получила независимость, она принялась создавать собственное законодательство, но этот обычай сохранился, так что кто угодно мог приходить на пляжи залива. Проблема была в том, что они не отличались особой привлекательностью: узкие, каменистые, с незначительной полоской песка. Океанские пляжи, начиная с Копакабаны, были великолепны, но почти никому неизвестны — до них было далеко, и от города их отделяли горы.

В 1823-м Мария Грэм решила посмотреть на грандиозный пляж, простиравшийся за Сахарной головой. Жила она в Катете. Мария села на лошадь и отправилась по дороге, которая теперь превратилась в руа Сенадор Вергейру. Она проехала вдоль залива Ботафого и вместо того, чтобы продолжать путь вдоль пляжа Саудаде (позже — авенида Пастер), обогнула Морру ду Пашмаду и добралась до Эстрада Реал (Королевской дороги), которая довела ее до крутого Морру ду Сау-Жоау. Прошел не один час, но наконец ей удалось взобраться на вершину. Должно быть, это стоило затраченных усилий, потому что оттуда ей открылся вид на огромное (5,2 квадратных километра) песчаное пространство, изогнутую линию пляжа, окаймленного деревьями питанги и жамбо. И снова горы — яркие и чистые цвета, белый, зеленый, голубой, и освещение, которое могло бы поспорить с творениями самого Делакруа. Вот какова была Копакабана в своей первозданной, нетронутой красоте, где не было почти никаких следов человека, кроме церквушки на самой южной ее оконечности, построенной в 1776-м в честь Божьей Матери Копакабанской. Мария Грэм первой из писателей обратилась в своих текстах к Копакабане, и она не забыла упомянуть бродивших тут же броненосцев и опоссумов.

Если сегодня у вас до сих пор захватывает дух при виде джунглей на авениде Атлантика, можете себе представить, какое впечатление побережье произвело на Марию Грэм. Со своего природного бельведера она увидела Морру де Кабритош и Морру де Катангало, а за ними виднелись Корковадо, Дойш Ирмауш, Педру да Гавеа и все то, что позже будет скрыто от взгляда частоколом небоскребов.

За ней потянулись другие посетители (немцы, французы, англичане), и их рассказы тоже описывают Копакабану такой, какой она была, когда туда почти не ступала нога человека. В 1886-м актриса Сара Бернар, приехавшая в Рио на гастроли, тоже пришла сюда, но она была смелее: Сара спустилась к воде, ополоснула в море ступни и, кто знает, может быть, устроила себе на песке пикник из курицы с фарофой, захваченной из ресторана «Карселер» на руа ду Увидор, а на десерт съела cambucás (сладкий желтый фрукт, похожий на сливу), сорвав его прямо с дерева, растущего на берегу.

Знаю, звучит невероятно, чтобы кариоки почти четыре столетия лишали себя встречи с Копакабаной. И поэтому находятся те, кто утверждает, что Рио уже был совершенен до того, как белый человек решил построить город на такой неподходящей, неровной местности. Наконец, в 1892-м, тоннели, трамваи и первые летние домики сделали Копакабану доступной и для простых смертных. Пора невинности миновала. Природа защищалась как могла, но куда ей было тягаться с человеческими настойчивостью и изобретательностью.

В 1902-м году английский цирюльник Уоллас Грин из Копакабаны, совершенно не желая того, изобрел пляжное полотенце. Побрив клиента, он решил сделать перерыв и заглянуть на пляж и, опасаясь запачкать одежду в песке, расстелил полотенце и сел на него — и таким образом решил серьезную логистическую проблему и основал новую моду. В 1906-м префект Перейре Пассуш построил вдоль пляжа Копакабаны большую дорогу — авенида Атлантика, и каждый раз, как шторма разрушали ее, случалось, даже забрасывая осьминогов в дома, следующие префекты строили ее заново. В 1919-м первое здешнее строение, маленькую церковь, безжалостно снесли, чтобы построить форт. В июле 1922-го, во время очередного бразильского политического кризиса, восемнадцать молодых офицеров (и один гражданский) вышли из этого самого форта и промаршировали по авениде Атлантика, чтобы встретить на своем пути сотни проправительственных солдат с автоматами. Несколько человек погибли на углу улицы, которую позже назвали в честь одного из них Сикуэйры Кампоша (но как раз он там не погибал), и их кровь окропила португальскую брусчатку, которой только начали мостить улицу. И та же самая мостовая после столь драматического крещения вскоре стала синонимом всевозможных удовольствий и развлечений.

В тот же день, в пяти кварталах от места баталии, бразильские и европейские рабочие завершали отделочные работы в новом шестиэтажном отеле в неоклассическом стиле, спроектированном французским архитектором Жозефом Жире, — «Паласе Копакабана». Для многих он был всего лишь одиноким белым слоном в неведомой стране. Но как только «Копа» открылся — в 1923-м, сто лет спустя после экскурсии госпожи Грэм, — вокруг него тут же начал как на дрожжах расти новый район Копакабана.

«Там был отель со своим ярким бронзовым, крохотным, как молитвенный коврик, пляжем», — это Ф. Скотт Фицджеральд говорит в «Ночь нежна» об отеле «Карлтон» в Каннах в двадцатые годы. Те же слова, и даже в большей степени, можно отнести и к «Паласу Копакабана» в те же времена, потому что с рождения этому отелю в Рио не приходилось ни с кем делить этот «коврик» и все море было в его распоряжении. Как будто на берег вытащили корабль да так и оставили, и теперь он служит украшением и главной достопримечательностью пейзажа.