Мастер карнавала

Крейг Расселл

Мастер карнавала

~~~

Ежегодный карнавал в Кёльне проводится в соответствии с традицией, берущей свое начало со времен основания города римлянами. Возможно, история его происхождения связана с языческим прошлым кельтов, живших на этой территории до прихода германских племен и римских завоевателей.

Во время карнавала [1]строгий немецкий порядок уступает место веселому хаосу и безудержной свободе в проявлении чувств, без оглядки на всякого рода предрассудки и условности, за которым, однако, следует воздержание Великого поста. Это дни, недели, месяцы, когда мир встает с ног на голову, когда каждый может на несколько часов принять какой-то другой образ.

Функции церемониймейстера карнавала выполняет Его Величество Сумасбродство. У Принца Карнавала имеется свой телохранитель.

Немецкое слово Karneval происходит от латинского Came Vale, что означает «прощай, мясо».

Пролог

«Бабий» четверг в канун Великого поста. Кёльн. Январь 1999 года

Все, наверное, посходили с ума! Куда ни брось взгляд, везде царит массовое помешательство. Продираясь сквозь обезумевшую толпу, она постоянно озиралась, безуспешно пытаясь увидеть тех, кто еще оставался в здравом уме, и найти среди них защиту. Оглушительный грохот музыки наполнял ночь какой-то лихорадочной, жутковатой веселостью. Толпа становилась все плотнее. Новые лица, но тоже явно свихнувшихся субъектов. Она протискивалась сквозь них, стараясь оказаться как можно дальше от шпилей кафедрального собора, доминирующих над ночным городом, охваченным карнавальным безумием, как можно дальше от клоуна.

Она бросилась вниз по ступенькам и споткнулась, однако, не задерживаясь, продолжила свой бег — мимо вокзала, через площадь, дальше и дальше. А вокруг все те же кричащие и ухмыляющиеся лики потерявших голову.

Ее вынесло на ряженых, сгруппировавшихся возле стойки, где продавали жареную колбасу с пряным соусом и пиво. Персонаж, изображавший бывшего канцлера Германии Гельмута Коля, облаченный в подгузник, набитый немецкими марками, смеялся и перешучивался с тремя «Элвисами Пресли». Средневековый рыцарь пытался подкрепиться гамбургером, для чего каждый раз поднимал забрало, постоянно соскальзывавшее вниз. Были тут и «динозавр», и «ковбой», и «Людовик XIV». Клоуна не было.

Она оглянулась, бросив взгляд на тех, кто оказался у нее за спиной. Клоуна не видно. Один из «Элвисов» у стойки обратил на нее внимание и двинулся навстречу, широко разведя руки. Он обнял ее за талию, шепча какую-то непристойность, однако, получив от нее весьма энергичный отпор, налетел на «динозавра».

— Вы все спятили! — закричала она. — Все до единого!

Те засмеялись. Она рванулась вперед, забираясь все дальше в незнакомую часть города. Людей здесь было меньше. Казалось, что сужавшиеся улицы сами подсказывали путь. Наконец она оказалась одна на узкой, мощенной булыжником мостовой, зажатой между высокими четырехэтажными домами с темными окнами. Забившись в тень, она попыталась отдышаться. Из центра города, оставшегося позади, по-прежнему доносилась громкая и надсадно задорная музыка, сквозь нее прорывались хриплые возгласы, видимо, совсем потерявших рассудок людей. Она прислушалась, стараясь разобрать сквозь эту какофонию шаги преследователя. Ничего! Она притаилась в тени, чувствуя, что прочность массивного каменного строения у нее за спиной придает ей уверенности.

Клоуна все так же не было видно. Наконец-то он остался в ночных детских кошмарах! Ей удалось!

Она понятия не имела, где очутилась: все кругом казалось таким уныло однообразным. Но надо было двигаться отсюда — подальше от безумного грохота и мрачных черных шпилей. Сердце продолжало бешено колотиться, но дыхание стало ровнее. Она тронулась вперед, то и дело дотрагиваясь до стены. Звуки музыки и хриплые крики затихали. Неожиданно распахнулась одна из дверей. Темноту прорезало лучом желтоватого света. Она отпрянула к стене и замерла, слившись с тенью. На улицу с шиканьем и улюлюканьем вывалилась группка «неандертальцев», с ящиком пива и танцовщицей фламенко в придачу. Вся компания бодро тронулась туда, где неистово бесновались им подобные. Она почувствовала, как к глазам подступают слезы, и уже не могла более сдерживать рыданий. Неужели от них нигде не будет спасения?!

Улица вывела ее к мощенной булыжником площади, над которой величественно возвышался построенный в романском стиле собор. Городские кварталы подступили к самым его стенам, и теперь, зажатый со всех сторон жилыми домами, он напоминал епископа, осаждаемого нищими, просящими подаяние. К собору примыкали приходские служебные постройки. На другой стороне крошечной площади находился бар-ресторан. Она решила, что туда не пойдет, а попросит убежища в приходском доме. Направляясь к нему, она взглянула на темную витрину мясной лавки и вздрогнула, увидев свое отражение — маленькую, хрупкую, испуганную фею со сломанными крыльями, затерявшуюся среди приклеенных звезд со скидками на говядину и свинину.

На холодном ночном небе темный силуэт собора смотрелся строго и сурово. Она повернула массивную железную ручку и надавила на дверь плечом, но та не поддалась. Тогда она направилась к приходским строениям.

Он покинул место, где прятался, и вышел из-за угла. При тусклом уличном освещении его лицо казалось бледно-голубым, а широкая нарисованная улыбка — зловеще темно-красной. Над лысой головой неестественно торчали два нелепых пучка зеленых волос. Она попыталась закричать, но не издала ни звука. Она смотрела ему прямо в глаза: холодные, мертвые и безжалостные. Их парализующее воздействие странным образом подчеркивалось гротескно нарочитыми дугами нарисованных бровей. Она не могла ни пошевелиться, ни выдавить ни единого звука. У нее словно отнялись ноги, и не было сил бежать. Рука клоуна в ярко-синей матерчатой перчатке схватила ее за горло, прижала к стене и потянула вверх, заставив подняться на цыпочки. Их фигуры практически слились с темной стеной. Одним движением свободной руки он выхватил из огромного накладного кармана своего мешковатого костюма галстук и накинул петлей ей на шею.

Теперь она сопротивлялась. Галстук обжигал кожу, сжимал горло и не давал дышать. Пылающие легкие разрывались без воздуха. В глазах помутилось, и мир вокруг окрасился в черный цвет. Он затянул петлю еще сильнее, и она могла только отрешенно смотреть ему в лицо.

Нелепое лицо клоуна.

Часть первая

Первая запись в дневнике клоуна

Время: 11 часов 11 минут, 11 ноября

СЕЙЧАС ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ ОДИННАДЦАТЬ МИНУТ ОДИННАДЦАТОГО ДНЯ ОДИННАДЦАТОГО МЕСЯЦА. Я ПРОСНУЛСЯ, я снова КЛОУН, и ЕСЛИ ИМ НУЖЕН ХАОС, ОНИ ЕГО ПОЛУЧАТ. Я то, что есть; коровы пожирают только траву; коала едят только эвкалиптовые листья; панды потребляют только бамбук коровы пожирают только траву коала едят только эвкалиптовые листья панды потребляют только бамбук Я же ем только людей; я то, что я есть; я ем лишь то, что ем; я ем исключительно людей, я вклеил в дневник несколько фотографий, чтобы помнить, как все-таки восхитительно выглядит хорошая вырезка, как эта плоть готовится и поедается; размышления о плоти, коих так много, если только подумать об откусывании, поедании и убийстве плоти; я снова клоун, проснулся снова; так странно снова проснуться после долгого сна; да, я убил эту суку и потом съел ее; хотя и не трахал никогда не играй со своей пищей они хотят чтобы их трахали но не хотят чтобы ели просто убей и съешь эту суку; они все суки, суки, суки; если я проснулся, значит КАРНАВАЛ совсем скоро; скоро КАРНАВАЛЬНЫЙ СКЛЕП плотоядного хищника, алчущего кровавой бойни; ЕСЛИ ИМ НУЖЕН ХАОС, Я ДАМ ИМ ХАОС, я КАРНАВАЛЬНЫЙ КЛОУН, но никто не смеется, все боятся, когда я рисую на лице широкую кусающую улыбку, они видят улыбку, чудесную широкую улыбку клоуна; зубы и улыбка их сжигает, и они беспомощно ждут, когда их съедят; никто не смеется над КЛОУНОМ; я слежу за ними, затем нахожу место, куда их прячу от них самих; потом выскакиваю, и они меня видят и кричат от ужаса, но уже не смеются; я душу их, и режу, и съедаю, и становлюсь все сильнее и сильнее, и чем сильнее я становлюсь, тем дольше я не сплю; я буду убивать снова и снова и буду носить маску клоуна, а когда они увидят лицо клоуна, они не смогут убежать; будут трепетать от страха, пока не лишаться сил, потому что улыбка клоуна всемогуща, а они ничто; ОНИ СТАНОВЯТСЯ МОЕЙ ЕДОЙ; я не знаю, сколько мне лет; я стар, старше, чем себя ощущаю, я живу только один день в год или в столетие, я живу и ем уже очень давно, но в промежутках я сплю слишком долго; я помню только последний случай; последняя карнавальная трапеза приближается, она уже рядом, я чувствую ее запах; это как чувствовать запах готовящейся где-то пищи, этот запах доносится ветром, и ты чувствуешь его какую-то долю секунды, а потом он исчезает, но твой аппетит уже разыгрался; так же и я чувствую, что КАРНАВАЛ уже близко, а я спал так долго, но теперь проснулся, и я единственный клоун и ни с кем не должен делиться; Я БУДУ БОДРСТВОВАТЬ ВЕЧНО, И КАРНАВАЛ БУДЕТ КАЖДЫЙ ДЕНЬ, и я всегда буду клоуном и всегда буду чувствовать себя настоящим, а не таким, каким вижу себя; я спал слишком долго, слишком глубоко и далеко от мира, но сейчас я проснулся, мои мысли прояснились, и теперь я держу в руках все нити; пришло мое время, и другой ничего больше не изменит, другой пытается не признавать меня, сделать вид, что меня не существует, и иногда мне кажется, что я действительно не существую, но я существую; и у меня есть зубы почему другие считают мое поведение таким отвратительным и меня самого отвратительным; я клоун, я сделан из железной плоти, и я питаюсь плотью; у меня есть зубы, и язык, и живот; я ведь умру, если не буду есть; все должны есть, чтобы выжить, а некоторые могут есть только определенную пищу; коровы едят только траву, коала только эвкалиптовые листья, а панды едят только бамбук; а я же ем только людей, вот и все; если бы я не ел плоть других, я ослабел бы и умер; я КЛОУН, и я должен быть сильным;