Спитамен

Спитамена и Датафарна усадили на свободные места и наполнили их чаши густым красным вином. Дастархан ломился от яств.

Бесс разослал нарочных с приглашением ко всем видным сановникам и предводителям родов Бактрии и Согдианы, чтобы собрать их вместе, все обговорить и заручиться их поддержкой. А какая может быть беседа без вина? Пусть сначала размякнут их души, потом Бесс скажет им то, что собирается сказать. Ему с высокого трона хорошо видно всех присутствующих, сидящих на мягких шелковых подстилках вдоль стен, увешанных коврами, за низенькими столиками, заставленными снедью, кувшинами с вином и высокими вазами, полными фруктов. Он прикидывал в уме, кто еще не прибыл, а посему не успел выказать ему верноподданнических чувств…

Заиграла музыка. Посреди зала появились, словно возникли из дыма жертвенного костра, полуобнаженные танцовщицы и отвлекли Бесса от его тягостных раздумий. Они были прекраснее райских гурий, но он пристально вглядывался, чтобы выбрать лучшую, а остальных он раздаст для услады гостям, чтобы тешились всю ночь.

Ближе к Артаксерксу, новоявленному царю всей Азии, расположились военачальники, принимавшие участие в пленении Дариявуша и его убийстве и теперь, разумеется, желавшие извлечь из этого для себя пользу.

Спитамен уже не раз слышал рассказы о том, как это произошло… Весть о том, что Искандар странным образом оказался всего в нескольких стадиях и быстро приближается, настигла их на рассвете на берегу небольшой реки, где они расположились лагерем в тенистой лощине. Все в страхе повскакали с мест, полуодетые выскочили из шатров. Кто-то бросился укладывать на повозки вещи, забыв про оружие, взнуздывал коней, позабыв про вещи и перепуганных насмерть женщин… Бесс и другие соучастники его заговора кинулись к повозке, на которой сидел Дариявуш, прикованный цепью. Они сняли с него цепи и стали уговаривать скорее сесть на коня и бегством спасаться от врага. Но Дариявуш, измученный дорогой, обросший, потирая стертые железом запястья, вдруг засмеялся и бросил им в лицо с презрением: «Есть боги-мстители, они покарают вас!.. Я предпочитаю принять смерть от руки доблестного Искандара, чем от вас, презренных рабов!..» Он наотрез отказался садиться в седло, и тогда убийцы в ярости вонзили в него свои копья. Перепуганная лошадь рванулась и понесла повозку с истекающим кровью царем через заросли. А Бесс и Набарзан, настегивая коней, переправились через неширокую, но довольно бурную речку и в сопровождении пятисот всадников устремились в Бактрию. Остальные воины, лишившись вождей, стали разбегаться, куда влекла их надежда или гнал страх…

Теперь Бесс намерен собрать в кулак силы Бактрии, Согдианы, Гиркании и дать отпор Искандару. Однако удастся ли ему это, если многие военачальники, привыкшие умножать собственную славу, побеждая врага в честном бою, а вероломный удар кинжалом в спину считавшие бесчестьем, покинули армию Бесса?..

Как только музыка смолкла, Бесс наклонил вперед тучное тело и вытянул руку:

— Мои доблестные военачальники! Друзья! — сказал он, голос у него был зычный, густой. — Я созвал вас, чтобы, принеся обычную жертву нашим богам, согласно обычаю, держать с вами совет… Ибо мудрый всегда приступает к делу, предварительно посоветовавшись с не менее мудрыми, а глупец считает себя самым умным и все решает сам. Не потому ли мой предшественник Дариявуш так плохо кончил, наказанный богами?..

Его язык, отяжелев от вина, ворочался с трудом. Однако Бесс был горд своей царской властью, и речь его была дерзкой. Он говорил, что Искандар выскочка и бахвал, еще не достиг возраста, когда мужчина становится поистине мудрым, а своими победами он обязан только тупости и нерешительности Дариявуша. Он стал перечислять, загибая на руке пальцы, сколько возможностей нанести македонянам сокрушительный удар было упущено Дариявушем.

— Вам известны теснейшие ущелья Киликии, — продолжал Бесс. — У Дариявуша была возможность, отступая, завести македонян при их самоуверенности и беспечности в места со многими ущельями и реками, среди которых попавший в засаду враг не мог не сопротивляться, не бежать. Если бы я был на его месте, то…

И Бесс живописал, с какой легкостью он давным-давно разгромил бы врага, именуйся только Артаксерксом.

— Слава царю царей!

— Слава Артаксерксу! — раздавались выкрики.

Вновь звенели бокалы. Бесс поднимал руку, требуя тишины, и говорил, что со дня на день к нему придут признавшие его власть хорезмийцы и даки, саки и инды, а также обитающие за рекой Танаис скифы, которые все до одного столь рослы, что самый высокий македонянин приходится им только до плеч. «Вы станете свидетелями того, как зарвавшийся Искандар получит от меня пинка под зад!..» — сказал он, и голос его потонул в выкриках:

— Несомненно, ты пленишь Искандара!..

— Ему полюбились наши вина, утопи его в бочке с вином!

— Ха-ха-ха-ха!!!

Бесс сделал знак, чтобы обильнее обносили гостей вином. Снова зазвучала музыка, и послышался, переплетаясь с нею, голос певца. Появились танцовщицы с приклеенными к устам улыбками, бесшумно скользили, утопая по щиколотку в ворсистом ковре и изгибаясь, каждая пыталась угадать по устремленным на нее жадным взглядам того, кому она достанется в эту ночь. Однако среди присутствующих большинство было пожилых, убеленных сединами, и многие из них, облокотясь о подушки, уже начали подремывать.

— Спитамен! — раздался вдруг зычный голос Бесса, державшего в руке наполненную чашу. — Почему ты сел от меня так далеко? Твое место по правую руку от меня!..

Сидящие плотно по обе стороны трона бактрийцы и персы хмуро переглянулись, перебросились словами, кажется, им пришлось не по вкусу то, что захмелевший Артаксеркс оказал такое внимание согдийскому аристократу, тогда как не он, а они добыли ему власть и корону.

А Бесс, держа чашу на вытянутой руке и проливая красное, как кровь, вино на ковер, продолжал:

— Подойди, Спитамен, ко мне! Артаксеркс хочет с тобой выпить!

Пока Спитамен шел к нему, Бесс приказал налить и всем остальным.

Бесс грузно поднялся и, положив левую руку на плечо Спитамену, сильно сдвинул свою чашу с его чашей.

— За наш совместный поход! За победу! — сказал он и поднес чашу к губам.

Он пил медленно, алая струйка побежала по двойному подбородку к вороту, и ворот, пропитываясь, становился алым, будто по шее его провели ножом.

Спитамен отвел глаза и осушил чашу.

Ноги плохо держали накачавшего себя вином Бесса, он покачнулся и, схватившись за подлокотник, опустился в кресло.

— Моими войсками будут командовать такие полководцы, как ты, Спитамен! Пусть Искандар знает об этом и трепещет!.. Семь тысяч моих пахлаванов стоят наготове и ждут моей команды. Скоро прибудут еще… Я приведу вас к победе. Дариявуш был трусом и бездарным стратегом. За это мы и приговорили его к смерти. Но Артаксеркс вернет Персии ее славу! Жива еще династия Ахеменидов…

Бесс и в прежние времена любил побахвалиться, а теперь и вовсе не знал удержу, слова извергались из него, как из фонтана, и если бы Спитамен пожелал вставить слово, то все равно не смог бы.

Вдруг Бесс умолк на полуслове, устремив вопросительный и полный недоумения взгляд куда-то мимо Спитамена.

Спитамен почувствовал, что за ним кто-то стоит, и обернулся. К ним неслышно приблизился седобородый старец в халате простолюдина. Из-под белых, как облако, бровей глядели живые зоркие глаза. Спитамену показалось, что он его где-то видел.

— Великий царь! — обратился старец и, прижав к груди руки, наклонил голову; волнистые волосы при этом закрыли ему лицо, а борода коснулась пояса. — Да помогут вам в ваших деяниях боги, которые некогда покровительствовали всему вашему роду. Благодаря им и Ахеменидам процветала Персия…

Слова старца пришлись Бессу по сердцу, его лицо расплылось в улыбке, и водянистые глаза потонули в пухлых веках. Он велел наполнить вином его чашу и протянул ее старцу:

— Испей из моей чаши, мудрый человек, дабы каждый глоток исторгал из сердца твоего слова, подобные тем, что ты сказал.