Маршал Конев

— Восемь, — задумчиво повторил Иван Степанович. — И что показывают пленные? Не думают ли сдаваться эти дивизии?

— Командование окружённых нами войск пытается вырваться из котла. Большинство солдат тоже верит пока в такую возможность. Во всяком случае, дерутся они с отчаянностью обречённых.

Конев задумался. Потом посмотрел на стоящего рядом члена Военного совета генерала Крайнюкова и поставил перед ним задачу:

— Надо подготовить обращение к солдатам окружённых дивизий и ультиматум командованию немецких войск об условиях сдачи. Я думаю, напрасное кровопролитие с той и другой стороны в создавшихся условиях ни к чему.

Маршал ещё раз решительным движением обвёл карандашом район бродской группировки немецких войск.

— Кстати, Василий Данилович, сколько там тысяч солдат и офицеров?

— По данным разведуправления и по показаниям пленных, около пятидесяти тысяч.

— Тоже немало, — резюмировал Конев. — Попытаемся склонить их к сдаче в плен. Но одновременно срочно разработайте план расчленения и уничтожения этой группировки. Долго возиться с ней нам некогда. Танковые войска ушли вперёд. Надо их догонять, закреплять освобождённые районы. А без пехоты сделать это невозможно. Так что стрелковые полки нам очень нужны.

Иван Степанович помолчал, потом заговорил совсем о другом:

— Надо бы письмо домой написать. Дети растут. Знают, где их отец воюет. Ясно, что ждут весточки. А у меня всё времени нет. Всё думаю, сегодня-завтра напишу, а дела неотложные постоянно наваливаются, приходится снова откладывать. Обидятся ребята, когда подсчитают, сколько же отец им писем с войны прислал. Не поверят, что так уж занят был, что передохнуть некогда...

На следующий день среди множества срочных дел Конев позвонил Крайнюкову насчёт обращения к солдатам окружённой немецкой группировки и, выслушав его внимательно, подтвердил:

— Да, да, именно листовку. Разъяснить безвыходность их положения и гуманность советского командования. И ультиматум командованию окружённых войск.

Закончив разговор, маршал сел за стол и взялся за ручку. Положил перед собой чистый лист бумаги, но вывести нанём успел лишь первые три слова: «Здравствуйте, дорогие мои...»

— Товарищ маршал, Москва вызывает, — доложил порученец.

В трубке отчётливо прозвучал чуть глуховатый, знакомый голос.

— Слушаю вас, товарищ Сталин, — ответил Конев и, выслушав вопросы, доложил: — Всё идёт по плану. Да, восемь дивизий попали в окружение. Попробуем склонить их к капитуляции. Да, да, как вы советуете. Сбросим листовки. И ультиматум предъявим.

— Но главное — это Львов. Не задерживайтесь. Паузы не должно быть...

— Понял, — ответил Конев. — Танковые армии уже нацелены на Львов. Покончим с окружённой группировкой и подключим свежие силы.

— Хорошо, — согласился Верховный Главнокомандующий. — Жду от вас добрых вестей.

Конев посидел ещё некоторое время в задумчивости: как лучше выполнить только что полученное задание? Потом решительно поднялся и вызвал порученца.

— Приготовьте машину, — сказал он. — Поедем к Курочкину и Рыбалко.

Иван Степанович решил на местах боев лично убедиться, прочно ли зажата окружённая группировка врага и как с ней быстрее покончить. Кажется, второй раз за время операции он остался доволен собою и чуть заметно улыбнулся.

20

Семёну Васильевичу Шалову было присвоено звание гвардии старшины. Но в этот день он не испытывал чувства радости, так как буквально валился с ног от усталости. Трое суток бойцы его взвода спали лишь урывками, по два-три часа. Минувшей ночью, сговорившись с танкистами, Шалов усадил весь взвод на броню и с передовым отрядом к утру почти достиг окраин Золочева. Путь им преградила небольшая, но своенравная речушка Золочевка. Командир роты, только что получивший распоряжение от комбата, приказал не задерживаться и с ходу форсировать её. Но как это сделать? Гвардии старшина Шалов решил подобрать валявшиеся неподалёку от берега брёвна. Нашлись и куски проволоки. Собрали примитивный плот, и бойцы смело пустились в плавание. Взвод переправился без задержки и вскоре достиг противоположного берега. За ним последовали рота и батальон.

Немцы спохватились и открыли огонь. Шалов лежал в воронке от снаряда и прикидывал, как лучше помочь бойцам, форсирующим реку. Наблюдая за огневыми точками противника, он заметил, что слабее всего они на левом фланге. Оставив одно отделение для прикрытия этого фланга, Шалов повёл бойцов по лощине, обходя огневые точки противника справа. Вскоре удалось подавить самый опасный вражеский пулемёт. Второй заставили замолчать миномётчики.

Батальон удачно переправился и завязал бой непосредственно на окраине Золочева. Гитлеровцы вынуждены теперь отбиваться и с фронта, против основных сил батальона, и с флангов, где врагу угрожали другие подразделения. Огонь немцев ослаб, и, воспользовавшись этим, гвардии старшина поднял взвод в атаку.

Вот и первая траншея противника. Шалов рванулся вперёд, уверенный, что все бойцы устремятся за ним. Он бежал не оглядываясь. Сколько раз приходилось ему переживать подобное положение. И не было случая, чтобы бойцы не последовали примеру своего командира. Шалов прошёл со взводом через Сталинград и Курск, переправлялся с ним у лютежского плацдарма на правую сторону Днепра. Люди, конечно, менялись, но традиции оставались. Такова логика войны. Иной раз после жаркого боя Шалов не насчитывал в своём взводе и половины состава. На смену павшим приходили другие — пожилые и совсем ещё молодые, необстрелянные бойцы. Но костяк всегда оставался. К сожалению, из тех бойцов, с которыми Семён Васильевич воевал ещё под Сталинградом, во взводе остался один Булычев. Он назначен командиром отделения: старший сержант начинал, как и Шалов, рядовым бойцом.

Да и те, что пришли во взвод после Днепра, уже закалились в боях, поняли цену лишней гранаты и запасного диска к автомату. Но главное, считал старшина, люди познали силу фронтовой дружбы и взаимной выручки в бою. Вот и сейчас его сердце наполнялось тёплым чувством оттого, что он ощущал за спиной горячее дыхание бежавшего вслед за ним рядового Елагина, для которого эти бои под Золочевом первые. Он прибыл с маршевой ротой и, попав во взвод, вначале был робок и боязлив. Именно это обстоятельство едва не привело его к гибели. Когда однажды взвод попал под миномётный огонь противника, Елагин, упав на землю, так прилип к ней, что никакие команды и призывы не смогли стронуть его с места. Бойцы рывком вышли из-под обстрела, а он продолжал лежать, лишь изредка, когда стрельба стихала, поднимал голову и оглядывался по сторонам. Осколок мины задел его, к счастью, не сильно, и всё обошлось благополучно. Но случай этот многому научил Елагина. Несмотря на яростный, плотный огонь противника, из всего взвода ранение получил тогда только он.

Теперь Елагина не узнать. Обрёл смелость и рассудительность, умело действует на поле боя, смело поддерживает товарищей огнём. Вот и сейчас, спрыгнув в траншею, командир взвода вновь увидел рядом с собой Елагина. Из ячейки выскочил гитлеровец с автоматом, но Шалов успел свалить его ударом приклада. Второй занёс над ним нож, но на выручку подоспел Елагин.

Сверху грохнул взрыв, на Шалова полетели комья земли. — Елагин! — крикнул он. — Жив?

— Жив! — отозвался боец, отряхиваясь.

— Беги, значит, на левый фланг. Скажи командиру отделения, чтобы атаковал решительнее. Мы поддержим огнём.

Елагин скрылся за поворотом траншеи, и тотчас же рядом со взводным встал другой гвардеец. Шалов оглянулся:

— Булычев?

— Я, — отозвался тот.

— Выводи своё отделение вперёд! — Шалов махнул рукой и, показывая пример, устремился на врага.

Оставив позади отбитую у немцев траншею, взвод вышел на широкую поляну. За ней виднелись первые здания Золочева. Вдруг справа неожиданно открыла огонь миномётная батарея врага. Разрывы мин поднимали фонтаны земли чуть позади взводной цепи, и Шалов короткими перебежками повёл бойцов вперёд, надеясь укрыться за домами. Он нацелился на приземистое, широкое здание, похожее на барак или склад, намереваясь охватить его с двух сторон. Расчёт его оказался верным: вскоре поступил приказ командира роты занять именно это здание.