Ночной гонец

До сих пор Сведье везло на охоте, лесовица жаловала его и посылала ему навстречу дичину. Он опасался досадить ей и радовался, что она не является ему в женском обличье, а коли явится, то он знает, чего она от него захочет. Иногда, когда он ложился отдыхать на луговинке, он чувствовал присутствие женщины. Кто же это, как не лесовица? Она, видно, ходила за ним по пятам.

У южного края трясины Флюачеррет земля была изрыта копытами диких коз, и там среди зеленых кустиков притаился в засаде Сведье, Он берег остатки пуль для крупного зверя: как только начинало светать и можно было стрелять наверняка, он шел к лесной прогалине подстерегать косуль, которые приходили сюда из леса пощипать листочки да траву. На третье утро, когда он ждал, притаившись за стволом сосны, на поляну вышли лесной козел и коза. Он выстрелил в козла, который был крупнее самки. Животное рухнуло на месте с простреленной шеей.

Сведье взвалил тушу на плечи, принес в землянку и бросил к ногам Угге:

— Вот тебе козлятина вместо баранины. Стреляное ничуть не хуже ворованного.

Он содрал с козла шкуру, разрубил тушу на куски, зарыл в землю потроха и повесил шкуру над очагом.

Угге стоял и смотрел: Сведье был и вправду горазд охотиться. Мяса у них теперь было вдоволь, но хлеб кончался, а соль была на исходе. Козлятину надо круто посолить, иначе в эту пору она быстро протухнет.

Через несколько дней Сведье застрелил козленка на поросшей травой и кустарником прогалине. Но лесной вор заворчал. Что проку стрелять козлят, говорил он, коли соли в обрез? Что толку попусту гноить мясо? Есть ведь на свете и другая еда. Пускай-ка Сведье сходит в лес за хлебом, маслом, медом и ветчиной! Этакий ловкий охотник наверняка подстрелит себе каравай хлеба либо свиной окорок.

Днем Сведье ходил в лес, а Угге лежал в землянке и спал. Каждый день он говорил, что пойдет нынче же ночью. Но когда наступал вечер, он выходил из землянки и, поглядев на погоду, оставался дома.

Стояли ясные лунные ночи, и тот, кто отважится воровать в полнолуние, может пойти прямиком к Дубу Висельников и сунуть голову в петлю. Без крайней надобности Угге никогда не воровал в новолуние. Всему свое время, и если хочешь удачи, то воровать надо, когда месяц на ущербе.

Летом, в светлые короткие ночи, лесные воры отдыхают. В снежные зимы, когда на снегу остаются следы, им тоже приходится без дела отлеживаться дома, а вот бесснежная зима — дар божий. Да и весной, когда сходит снег, и осенью, до снегопадов, воровать самая пора. И теперь время подходящее уже не за горами — безлунные, темные ночи и твердая, подмерзшая земля.

Однажды вечером занепогодилось. Угге вышел из землянки, поглядел на небо, потом натянул овчину и обул берестеники, как делал всякий раз, собираясь в дальнюю дорогу. Он взглянул на рваные штаны Сведье и подумал, не стянуть ли для него новые. Какие хотелось бы ему, спросил он Сведье, — из холста или из сермяги? Если нужно украсть одежду, то придется лезть в дом к помещику или пастору.

— Не утруждай себя, — сказал Сведье.

Лесной вор собрался наведаться этой ночью в деревню. Но где у него воровской корень, которым можно открыть любой замок? Сведье не заметил, чтобы тот положил что-нибудь в карман. Видать, он отпирал замки голыми руками.

Угге поглядывал на Сведье из-под косматой огненно-рыжей гривы. Почему он не уходит? Сведье отвернулся.

Лесной вор стоял в ожидании. Он что-то хотел от Сведье.

— Я спас твою жизнь, Сведьебонд. Так или нет?

— Спас.

— Да только ты не отблагодарил меня.

— Я благодарил тебя.

— Если ты честный человек, сослужи мне службу.

— Какую?

— Пойдем вместе, пособишь мне.

Сведье вскочил, будто лук распрямился:

— Мне воровать с тобой?

— Я думал, ты сам назовешься в помощники.

В воровском деле, продолжал Угге, ладно быть вдвоем, ну, как ногам у человека. Один входит в дом, другой караулит снаружи. Нужно доверять друг другу. Пригодится молодой да сильный парень, когда украденное надо будет тащить по лесу. Через несколько лет из меткого стрелка получится умелый и ловкий вор.

— Да ведь ты знаешь, вором я сроду не был.

— Не был, так станешь. Умельцем не родятся.

— Отвяжись! — запальчиво ответил Сведье.

— Стало быть, не поможешь?

— Сам себя прокормлю.

— А где ты найдешь в лесу хлеб? — спросил Угге. — А как ты будешь жить, когда у тебя кончатся порох и пули? А где ты возьмешь мясо, когда тебе нечем будет стрелять? Выходит, я иди и воруй для тебя? Может, прикажешь мне работать ночами, когда ты, лежебока, будешь валяться на лавке у очага?

Сведье был обязан Блесмольскому вору жизнью. Но сейчас внутри у него все кипело, и он не мог дольше терпеть. Лицо его побагровело под густой бородой, и он молча стал собирать свои пожитки.

— И почему это я не бросил тебя в лесу? — с досадой проворчал Угге. — Зачем не отдал тебя на поживу волкам и воронам? Никто не просил меня помогать, и никто не сказал спасибо.

Угге сидел на чурбане перед очагом и плевал в огонь так, что головешки шипели. Когда он поднял глаза, то увидел Сведье уже на пороге и спросил:

— Ты куда это собрался?

— О себе я позабочусь. Сюда ты принес меня, а обратно сам уйду.

Гнев у лесного вора уже схлынул. Он и раздумье и смущении запустил пятерню в непослушные волосы, которые ершились, словно выжженный солнцем багряный можжевельник.

Разве что нехристь какой столкуется с этим упрямцем Сведьебондом, а крещеный человек — нет. Он, видать, думает, что в лесу можно обойтись без воровства. Оставлять следы в лесу на охоте не боится, а чтобы как-нибудь ночью на воровской промысел пойти, так на это его не станет. Сладу с таким другом-приятелем нет, пусть он и мастер стрелять.

Но крещеному и верующему надо обходиться с ближним своим по-божески, по справедливости. Прощать надо ближнему своему. И если он нынче простит брата своего, то сделает доброе дело.

Сведьебонд — охотник умелый и кормить может.

Угге подошел к Сведье и мягко сказал:

— Нечего нам перебраниваться. Давай жить вместе!

Лишь когда лесной вор в третий раз повторил свои слова, гнев у Сведье поутих. И, только когда Угге на прощание повторил те же самые слова в четвертый раз, согласие вновь установилось между ними.

Живут двое в землянке у трясины Флюачеррет, но только один из них — вор.

Невеста встречает суженого в лесу

Солнечный обруч катится книзу, к вечеру солнце садится за темным лугом, и день уравнивается с ночью. В день солнцеворота было порешено играть свадьбу.

Но вот наступил осенний солнцеворот, а свадьбы не справляют. Сидит девица и ждет-пождет на верхней галерейке Стонгегорда; на коленях у нее свадебная рубаха для суженого. По вечерам она идет к роднику на лугу и смотрит вслед заходящему солнцу, ожидая жениха. А когда возвращается домой с подойником, то вялит, как солнце садится все ближе к лесу. Но жениха нет как нет. Уже везут в овины последние снопы, щеплют и связывают в пучки сосновую лучину к зиме, по вечерам теперь раньше играет рожок пастуха. Но свадьбы не справляют.

Минул день осеннего солнцеворота, а беглый из леса не вернулся. Вместо него пожаловал к отцу новый жених и посватался к девице. Знатные люди пришли с женихом, сам фохт был за свата. Посему приняли их с почестями и ответили согласием. Порядили отец с женихом справить свадьбу в новый год, и сват остался доволен.

Так просватали Ботиллу за Матса Эллинга, и отец говорит ей:

— Стоять бы тебе в солнцеворот с бондом Сведье под венцом, да отступился он от своего обещания. И у нас с ним теперь расчет полный.

— Да, батюшка, — отвечает дочь.

— Просватана ты Матсу из Эллингсгорда.

— Да, батюшка.

— Скоро отпразднуем ваше обручение.

— Да, батюшка.

— Свадебную рубаху жениху и шить не надо. Она у тебя уже готова.

— Да, батюшка.

Так девицу просватали за Матса Эллинга, который в прошлом году переселился сюда из Лонгашё. Сперва Йон Стонге посулнл дочь бонду Сведье, но тот обманул, не пришел в положенный срок за суженой, а теперь она за другого просватана. Встанет она под венец с Матсом, и будет это в день новолуния будущего года, потому что в новогоднее новолуние все приметы сулят счастье и самая пора брачиться.