Святая Русь - Князь Василько (СИ)

- Наказать гордеца!

- И накажу, Ярослав. Лишу его Ростовского княжества. Сторицею заплатит он мне за свою гордыню. Молодшей дружиной, вишь ли, захотел мордву истребить. Пусть все теперь о его сраме ведают.

Но в тот же день мысли князя круто изменились. Он и сам попал впросак: полегла и его молодшая дружина. Первоначальная победа над Пургасом оказалась не такой уж и славной. Пургас с лихвой отомстил за своих погибших джигитов... Что же ныне предпринять? Все мордовские отряды укрылись в лесах. Идти и искать их - пустая затея. За примерами далеко ходить не надо. Бесславно возвращаться на Русь и слушать неутешные вопли матерей, жен и сестер погибших воев? Подорвать веру великого князя, принизить его величие? Но сколь же можно? И без того его судьба полна унижений. Владимирский стол может вновь зашататься. Многие норовят подсидеть князя Владимирского, выжидают удобного момента. И вот он - на золотом блюдце. Как же быть?

Поделился своими думами с Ярославом, на что тот, почесав потылицу, молвил:

- А всё на Василька свалим. Пургаса мы разбили и помышляли со щитом возвращаться домой, а Василька одолела зависть. Он, не спросясь великого князя, подбил на тайный поход не токмо своих гридней, но и нашу молодшую дружину. Полководец же из него аховый. И самого стрелой подшибли, и гридней загубил. Всем народом проклясть такого непутевого князя, кой по своей глупости и заносчивости тыщу людей на земле нехристей оставил. К сему делу епископа Митрофана подключи. Он тебе по гроб жизни обязан. Коль заставишь, мать родную от церкви отлучит, хе.

- Не слишком ли, брате? Михайле Черниговскому сия затея будет не по нутру. Как-никак, зять.

- Да что Михайла? Ему ныне не до нас. Сам же намедни сказывал: половцы готовят набег на киевские и черниговские земли. Ему, дай Бог, свои пределы отстоять.

- Но не забывай о ростовских боярах. Они-то с Васильком не цапаются. Зело угоден им такой князь.

- Угоден, да не всем. Поди, ведаешь боярина Сутягу?.. Этот давно на Василька нож точит. Один из самых влиятельных бояр. Хоть и богат, но первейший скряга. С зубов кожу сдирает, за монету удавится. Посулить ему новую вотчину да пятьсот золотых гривен - к черту на рога полезет и Василька подсидит. На пакостные дела он горазд. Не потолковать ли с ним, брате?

Юрий Всеволодович смотрел на Ярослава и думал: надо же так ненавидеть Василька. Ярослав чересчур жесток, в этом он перещеголял любого русского князя.

- А не жаль тебе своего племянника?

- Да ты что, брате? - откровенно удивился Ярослав. - Ты ж сам Василька недолюбливаешь. Да и много ли у нас князей-сородичей в любви живут? Отец режет сына, сын - отца. А тут всего-то племянничек, хе. Нет, надо все же потолковать и с Митрофаном, и с Бориской Сутягой.

Юрий же Всеволодович пока ничего о Васильке не решил. В тот же день он отдал приказ: войску возвращаться на Русь.

Г л а в а 7

КНЯЗЬ - ОБОРОТЕНЬ

Миновало пять седмиц. В Сретенские морозы⁷⁵ дни стояли в Ростове ядреные и солнечные, серебряные и бодрящие.

Рана на ноге Василька зажила: сошли синева и опухоль, лишь небольшой темный рубец напоминал князю о басурманской стреле. Но если б только стрела! Не давала покоя душевная рана. Город все еще оплакивал смерть молодшей дружины. Горе коснулось многих ростовцев, и они давно уже не ведали такой большой беды. Сколь скорбных лиц, а главное - насупленных, укоряющих глаз, коих Василько раньше не примечал.

Ближний гридень Славутка доносил: на всех крестцах⁷⁶ и торжищах ростовцы осуждают князя, а кое-кто хулит дерзко, с враждебными призывами - созвать вече и изгнать Василька из Ростова.

- Даже так? - еще больше хмурился князь. - И кто ж так хулит?

- Дворовые людишки боярина Сутяги. Да всё норовят исподтишка, под сурдинку, дабы не приметили... Может, повязать их да в поруб?

- То делать негоже. Ростовцы ещё больше озлобятся. Гром и народ не заставишь умолкнуть. И коль вече быть - встану! Исполню любую волю.

- И всё же кой-кому язык надо бы укоротить.

- Я уже сказал, Славутка. Ступай!

Василько давно ведал, что боярин Сутяга (в силу своего характера) многие годы косо смотрит на ростовских князей. Допрежь - на Константина, а ныне на Василька и Всеволода. (Средний брат в поход на мордву не ходил: Василько оставил его оберегать Ростов). Но никогда еще Сутяга так смело не ратовал за наказание князей. Даже на Боярской думе не побоялся Василька с издевочкой подковырнуть:

- Раньше-то хоть на Алешу Поповича надежа была, а ныне, приключись война, Ростову несдобровать. Ни храбрости, ни умишка не хватит у теперешних властителей. Вот тут и призадумаешься.

Василько вспыхнул, норовил на дерзость ответить дерзостью, и все же нашел в себе силы обуздать себя. Надо допрежь послушать, что другие бояре скажут.

- Околесицу несешь, Борис Михайлыч,- вступил в разговор Воислав Добрынич. - Легко осуждать, сидя на печи. Все в поход собрались, а ты хворым прикинулся. Князь Василько о землях своих ратовал, о защите городов и весей. Он за святую Русь, аки барс на врагов кинулся. Меч его был лют и не ведал страха. Но в сечах всякое случается. На Калке и Алеша Попович не вышел победителем, так и с Мордвой произошла осечка. И неча тебе, боярин Сутяга, нашего князя подначивать. Он едва голову за Русь не сложил, на морозе, в сугробах рудой истекал, ты же в теплых хоромах на пуховиках отлеживался, да всё молился, чтобы Василько и вовсе в Мордве сгинул. Ведаю, ведаю! Не сверкай глазами.

Сутяга, как ужаленный, вскочил с лавки, застучал о пол кипарисовым посохом.

- Навет! И в мыслях того не было. За бесчестье мое на княжой суд тебя притяну, как по «Правде» Ярослава. На княжой суд! Вирой не отделаешься!

- Сутяжничать ты горазд, - усмехнулся Воислав Добрынич. - Хлебом не корми. И с кем ты токмо не тягался? Ну, да я готов. Может, на мечах потягаемся?.. Чего рот раззявил? Ты ж у нас наипервейший ратоборец. Сколь врагов уложил - не перечесть.

- Опять измываешься?! - Сутяга аж слюной забрызгал. - Аль такое можно сносить, бояре? Заступитесь за честь боярскую!

Но бояре помалкивали и посмеивались. Не в бровь, а в глаз изрек Воислав Добрынич.

Боярская дума Сутягу ни в чем не поддержала, и это несколько утешило Василька, но слуги Бориса Михайлыча продолжали мутить народ, что немало удивило князя. Обычно Сутяга плел свои козни крайне осторожно, втихую, а тут вдруг осмелел и действовал всё настырней. Если раньше его людишки несли крамолу исподтишка, то после Боярской думы на виду у всех кричали в людных местах:

- На кой ляд нам такой князь, кой дружину свою загубил! Собирать вече и звать Ярослава! Он ныне за нашего епископа Кирилла ратует, за ростовскую епархию. То и нам и Богу угодно! Звать Ярослава!

Но народ на такие призывы откликался с прохладцей:

- Ведаем мы переяславского князя. Его нигде не жалуют, и нам такой князь не нужон!

Боярин Воислав Добрынич, бывая у Василька, недоуменно говаривал:

- С чего бы это вдруг наш Сутяга любовью к Ярославу воспылал? Уж не хочет ли к нему на службу переметнуться?

- Вряд ли. Все вотчины боярина на ростовской земле. Здесь что-то другое. Всего скорее Ярослав Сутяге богатую калиту всучил, вот он и запел в три голоса.

- А причем тут Кирилл и епархия?

Василько отозвался не сразу. Вопрос, кой подкинул ему ростовский воевода, был далеко не прост. После того, как переяславская епархия была отобрана у Ростова и перешла в руки владимирского епископа Митрофана, скорбел о том не только Кирилл, но и... князь Ярослав. Почитай, добрая треть переяславских земель принадлежала церкви - с селами, деревнями, починками, с рыбными ловами, сенокосными и бортными угодьями, и вот теперь сей жирный кусок достался владимирскому пастырю.

Ярослав хоть и был зело дружен с братом, кой не раз выручал его от всяких напастей, но потерять церковные владения не захотел. Допрежь говорил с великим князем мирно.