Варяги

Сеча была короткой. Человек двадцать пали, сражённые стрелами. В страхе начали отступать Рюриковы вои перед Михолапом — тот сразу же, как только столкнулись, разъярился необычайно. Уже и другие новеградцы полезли напролом, стремясь достать врага длинной секирой или мечом. Но Вадим не дал развернуться сече. Запел рожок, и, подчиняясь его воле, отхлынули новеградцы. Отбежав на безопасное расстояние, стали серпом, ощетинились копьями. Ждали, готовые вновь ринуться на врага.

Рюрикова дружина, погнавшаяся было за новеградцами, замедлила бег. Но её вдруг подстегнул сигнал. Воины плотным строем двинулись вперёд. Запел рожок и у новеградцев.

И вновь Вадим не допустил большой сечи. Хотя на сей раз было труднее — воины вошли в раж. Густо запахло в осеннем прозрачном воздухе кровью.

И в третий раз бросил Рюрик свою дружину на новеградцев. Устояли. Шли локоть о локоть, только было бы где мечом размахнуться. Как ни трубил Вадим в рожок, сечу не унять. Весь залитый своей и чужой кровью, Михолап словно оглох, увлекая за собою дружину.

Наконец новеградцы отошли. Многие из них, и лучшие, полегли. Свирепо глянул Вадим на Михолапа: из-за тебя...

   — Гляди, Вадим! У бодричей-то... — крикнули воеводе.

Он стремительно повернулся, и то, что увидел, не поразило его.

Избитый, в разодранной одежде, отхаркиваясь кровью, к новеградцам шёл старейшина Блашко. Позади него бодричи вскинули луки, на тетивы легли стрелы. Ещё шаг, другой, и они вопьются в могучую, но беззащитную спину. Блашко оглянулся и остановился.

Над полем повисла тишина.

   — Дружина новеградская! — крикнул Блашко. — Узнаете ли меня?

   — Узнаем! — помедлив, ответил Вадим.

   — Кто ныне старшой у вас? — долетел новый вопрос старейшины. — Слово молвить хочу.

   — Говори, Блашко. Слушаем тебя.

   — Ведомо ли вам, дружина, что по совету старейшин новеградских ходил я за море приглашать старого нашего доброхота Рюрика с дружиной, чтобы помогли они нам против кривичей?

   — Ведомо. Без совета с новеградцами то делалось.

   — Но и не одной головой решалось, — возразил Блашко. — Меня старейшины посылали, их воля выполнена. С воеводой Рюриком ряд учинён. Он гость наш...

   — Скажи воеводе: гостям мы всегда рады. Но гость должен ждать, когда его позовут, а не лезть самовольством. Он в Ладоге сел — не препятствовали, гость всё же, хотя мы его и не приглашали. Зачем к Новеграду походом пошёл?

   — У нас ряд заключён с воеводой, — вновь закричал Блашко. — Позор нам, новеградцы... — И вдруг умолк, почувствовав за спиной оживление в стане бодричей.

К середине разделявшего дружины поля шёл Рюрик. Ещё издали Вадим признал ею и направился навстречу воеводе. Неожиданно всплыла мысль: «Второй раз иду, а как розно. Совсем недавно к Стемиду просителем шёл. Теперь Рюрик ко мне так же идёт».

Они сошлись на середине и. как равный равному, глянули в глаза друг другу. В глазах Рюрика холод и настороженность.

   — Не знаю твоего имени, воевода, первым заговорил Рюрик, — но я понял, говоришь ты от всех словен. Имеешь на то право?

   — Имею, воевода. Новеградцы дали мне такое право.

   — Человек силён словом, род — тем же. Я не знаю, что произошло в вашем граде. Судя по твоим словам, вы сменили старейшин. Хотя мне это кажется удивительным, но речь о другом. Ваши старейшины от имени словен позвали меня на княжение. Мы пришли. Почему ты преградил мне путь в Новеград, воевода? И что будем делать дальше?

   — На княжение тебя, воевода Рюрик, никто не приглашал, — твёрдо ответил Вадим. — О том забудь. Тебя позвали помочь наказать непослушных кривичей. Ты опоздал. Мы сами, без тебя, управились с соседями. Ныне новеградцы говорят тебе: вернись в Ладогу сиди там. Ты пришёл с родом своим. Если пожелаешь, мы позволим тебе жить в Ладоге, служить словенам.

   — Ты забыл, воевода, о договоре, — возразил Рюрик. — Нужна вам моя помощь или не нужна, но я пришёл. Не самовольством, а по призванию. Моя дружина и я выполнили договор, выполняйте и вы. Надо платить. Я не дани требую.

   — Новеград платить не будет, воевода Рюрик. Наша плата по ряду — разрешение поселиться в Ладоге. Как видишь, мы держим слово.

   — Пустое слово — как ветер. Ты видишь его? Можешь поймать и сунуть в мешок? Мои воины ещё не научились грызть камни. И я не пастух, чтобы разводить скот.

   — О том, воевода, не со мной говорить надобно Ты вернёшься в Ладогу, забудешь об этой сече, не сделаешь зла ни одному человеку из словен. Потом посаженный старейшина позовёт тебя в Новеград. Если ты сам и твои воины забудете, что пришли сюда княжить, тогда новеградцы учинят с вами новый ряд. Добрая дружина нам нужна. В походы ходить, Новеград оберегать, но по слову посаженного, приговору веча.

   — Ты хочешь, чтобы я стал наёмником? — в первый раз повысил голос Рюрик.

   — Зазорного, воевода, в том нет, — подчёркнуто спокойно ответил Вадим. — Служить не одному человеку, а всему словенскому племени не зазорно. Повторяю, об этом не со мной разговор вести будешь. Решай, воевода. Согласен — разойдёмся, не согласен — продолжим сечу.

   — Мы будем думать над твоими предложениями...

   — Не моими — новеградцев, — быстро поправил Вадим.

   — Я думал, ты умнее, — презрительно прищурился Рюрик. — Мы возвращаемся в Ладогу, там обдумаем.

   — Думай, воевода, — резко повторил Вадим. — Только помни: хоть одному ладожанину зло причините — берегись.

   — Не пугай. Это недостойно воина. Дело воина — мечом пугать, а не словами.

   — Посмотри на поле. Мечами мы тоже нехудо владеем...

Рюрик круто повернулся и неторопливо пошёл к своим.

   — Старейшину Блашко отпусти, воевода Рюрик! — в спину уходившему крикнул Вадим. — Он вам без надобности.

Не останавливаясь, Рюрик махнул рукой в знак согласия.

ЛАДОГА: СЕРЕДИНА IX ВЕКА

День Рюрика начинался с рассветом. Чужая земля, чужие обычаи. Силой взять не удалось, придётся брать хитростью.

«Повременим спорить, зачем словене пригласили нас: наёмниками или княжить и володеть ими, — решил воевода, возвращаясь с поля неудачной битвы с Вадимом. — Повременим. Надо присмотреться, разобраться, кто друг, а кто недруг новеградцам. Выбрать момент и ударить. Ударить так, чтобы уже не встали».

В Ладоге под жильё воеводе отвели самую большую хоромину: в две клети, наверху с женской и мужской половинами, внизу с просторной горницей для бесед, столовой палатой и помещениями для челяди. Только первую ночь после возвращения провёл Рюрик вне града — в поле, в шатре, хотя ворота твердыни не запирались и за ними оставалась семья Трувора, семьи немногих воинов и его собственная семья. О ней, отходя ко сну, Рюрик забыл. Помнил другое: введи он дружину в град — возгорится новая брань. Воины злы. Неудачу похода на новеградцев выместят на ладожанах.

Взять твердыню налётом при незапертых воротах, когда и свои дружинники, пусть малым числом, сидят внутри её, не представляло большого труда. Но разумно ли? Новеградцы будут здесь через несколько дней. С ними пока что ему тягаться трудно. Потому и приказал дружине шатры в поле ставить...

К полудню пришёл к Рюрику в шатёр Щука и сообщил, что для него, воеводы, его братьев и старших военачальников хоромы приготовлены. Просил, чтобы Рюрик повелел воинам избы рубить за стенами. В граде, мол, тесно; обещал своих плотников в помощь прислать. Сокрушаясь, развёл руками:

— Не посетуй, воевода, скоро студень прибежит, запуржит. Поторапливаться надо да запасы припасать: рыбы в кормилице нашем — Волхове — черпать не вычерпать, да и зверь лесной отъелся за лето красное.

Добрый совет дал Щука. Рюрик не замедлил воспользоваться им. И вот уже который день живёт в хоромах. А послов новеградских всё нет и нет. Дом устроил по своему желанию. Наверху, рядом с горницей, велел поселиться Милославе с тремя прислужницами, вывезенными с Рюгена.