Де Рибас

Прибывших проводили в покои банкира, и тот предстал перед ними во фраке цвета неспелого яблока. Рукава фрака были круглыми, то есть скроенными так, что руку в них невозможно выпрямить при всем желании — это говорило о глубокой праздности путешествующего банкира. Он склонился в поклоне:

— Я счастлив, графиня, предстать перед вами с такой приятной миссией.

— Что графиня должна сделать, чтобы покончить с этим? — спросил кавалер, рассматривая пространство вокруг Рибаса.

— Сущий пустяк. Я не имел чести знать графиню раньше, а поэтому нужно, чтобы кто-нибудь удостоверил ее личность. Это необходимо — дело идет об известной сумме.

— Я граф Гржездецкий. Я удостоверяю ее личность, — сказал кавалер, а Рибас заподозрил, что сережки в его ушах сверкают поддельными бриллиантами.

— Увы, но я и вас не имею чести знать, — сказал «банкир».

Изящный кавалер побагровел:

— Что все это значит, черт побери!

— Ради бога, простите. Но я по своей наивности предполагал, что графиню будет сопровождать князь Радзивилл, которого здесь все знают.

Прибывшие переглянулись.

— Нам нужно посовещаться, — сказал Гржездецкий.

— Не смею вам мешать.

Рибас-Рикко вышел в соседнюю комнату. Его позвали через минуту.

— Вы намерены выдать нам деньги наличными или документ на них?

— Разумеется, документ.

— Мы хотим ознакомиться с ним.

— Я с удовольствием покажу его графине, — Рибас пригласил даму в соседнюю комнату, где предъявил кредитный лист. Женщина обстоятельно изучила документ.

— Когда вы видели моего должника барона Клейна? — спросила она о несуществующем в природе человеке.

— Ах, в Париже на версальском балу в честь ангелов-покровителей королевского престола, — без запинки отвечал «банкир». Они вернулись к графу, и женщина слегка кивнула ему, после чего тот заявил:

— К сожалению, князь Радзивилл сегодня занят неотложными делами. Он посетит вас завтра в это же время.

— Разумеется вместе с графиней?

Гржездецкий не удостоил «банкира» ответом, кивнул и вышел со своей спутницей из покоев. Через десять минут «банкир» Рикко прекратил свое земное существование. Рибас расплатился за него в гостинице, а поклажи, кроме шкатулки и кредитного листа у «банкира» не было. Рибас прошел квартал по набережной и сел в карету, где Сибилла Диац всплеснула руками и воскликнула:

— Ах, это не она!

— Я тоже это понял.

— Но вы никогда не видели Алину!

— У этой дамы нет и намека на косоглазие.

— Как же вы вручите деньги Алине?

Рибас, естественно, не посвящал Сибиллу в истинность своих действий. На следующий день Карл Радзивилл вошел в гостиницу Дожей, сопровождая вчерашнюю даму. Рибас лишь мельком взглянул на них из кареты, дал знак кучеру, и тот погнал во весь опор к банку Джекинса, где Рибас ликвидировал следы своей нехитрой банковской операции, и через получас отплыл из Венеции на торговом судне, державшем курс на Рагузу. Но как только судно вышло из Венецианского залива, паруса обвисли, и два дня галеот дрейфовал у мыса Промантаро. Затем после суточного перехода Адриатика встретила корабль противным ураганным ветром с юга, и капитан почел за благо укрыться в порту Зара.

День шел за днем, но стихия не унималась. Из порта Зара по Далматинскому берегу до Рагузы было верст двести, но никаких дорог. В конце концов лишь на двадцатый день, под Рождество, Рибас оказался на рагузском плато и поспешил из порта в центр города. Устроившись в гостинице, он интуитивно отправился во французское консульство и не ошибся. Весельчак-консул де Риво несказанно обрадовался нечаянному рождественскому гостю. Грек драгоман-переводчик Андре Альтести, напротив, смотрел настороженно.

— Вы еще спрашиваете: останавливалась ли в Рагузе принцесса Пиннеберг! — воскликнул консул. — Бог мой, я ей уступил свой дом! Такой женщине я уступил бы всю Далмацию.

— По распоряжению из Версаля? — улыбнулся Рибас.

— В этом-то все и дело! Я предоставил графине свои аппартаменты, а сам съехал в курятник. Это было в июне, и Версаль аплодировал моей дипломатической предупредительности. А в ноябре Версаль грозил мне всеми божьими карами за то, чему аплодировал в июне! Представьте, из Парижа потребовали, чтобы я выселил наследницу русского трона хоть на улицу. Вы не догадываетесь — почему?

Рибас догадывался. Собственно, в какой-то степени, он сам был виновником своих теперешних поисков, ибо и он в гусарской атаке окружал Эни-базар, рвался к визирской Шумле, а все это привело к заключению Кучук-Кайнарджийского мира. И как только султан ратифицировал его, все европейские дворы отвернулись от самозванки. В Рагузе, по словам консула, она награждала орденами своих любовников, а прихоти ее исполнялись, как в восточных сказках. Как-то она пожаловалась князю Радзивиллу, что ей надоело лето, и на следующее утро она бегала по саду, который был завален снежными сугробами — снег привезли с гор. Но где же теперь эта любительница зимних развлечений средь летнего зноя? Де Риво развел руками, пригласил к столу и пожелал, чтобы один из бобов, запеченных в рождественский пирог, достался гостю на счастье.

Когда Рибас отправился в гостиницу, его догнал драгоман-переводчик Андре Альтести.

— У меня стесненные денежные обстоятельства, — сказал он.

— Чем я могу помочь вам? — спросил Рибас.

— Напротив. Это я могу помочь вам в ваших поисках.

— Сколько? — без обиняков спросил Рибас.

— Двести ливров.

В гостинице Альтести получил требуемое и объявил:

— Княжна пересекла Адриатику, чтобы пересечь Италию и оказаться в Неаполе.

— Вы в этом уверены?

— Я ни в чем не уверен, — сказал Альтести. — Но любовник вашей Елизаветы Второй капитан Гассан сказал мне, что у графини есть неаполитанский паспорт, и она отправляется в Неаполь.

Зимние зюйд-осты оставляли одну возможность: пересечь Андриатику, высадиться в Анконе и поспешить через Флоренцию к пизанскому палаццо Орлова. Так Рибас и поступил, благо нашлось попутное судно, а в попутном ветре недостатка не было.

На флорентийской дороге в окрестностях Пизы нищие бежали за открытым летним экипажем, странно выглядевшим для января. В экипаже расположились две фигуры, закутанные в меха. Время от времени мужчина распахивал шубу, брал поднос и бросал с него горстями конфеты для нищих. Рибас, стоявший у обочины из-за поломки кареты, узнал в мужчине Орлова. Тот, проезжая мимо, крикнул:

— Добро пожаловать, господин покойник!

Затем экипаж Алехо развернулся и подобрал Рибаса вместе с поклажей.

— Познакомься-ка с сеньором покойником, — предложил Орлов своей спутнице.

Она высунула из мехов острое личико и, смеясь, сказала:

— Ах, граф, у вас даже и покойники совсем живые.

— В чем, собственно, дело? — спросил, обозлившись на все на свете, Рибас.

А дело было в том, что еще в конце декабря Орлов сообщал императрице Екатерине, как он ищет самозванку Тараканову: «От меня вскоре после отправления курьера ко дворцу вашего величества, послан был человек для разведывания об оном деле, и тому уже более двух месяцев никакого известия о нем не имею, и я сомневаюсь об нем, либо умер он, либо где удержан, что не может о себе известить, а человек был надежный и доказан был многими опытами в его верности». Хорошо только, что в курьерской почте старались без нужды не называть имен, иначе Настасья Ивановна давно и совершенно преждевременно оплакивала бы жениха.

— Нашел? — спросил Орлов у Рибаса, пренебрегая присутствием дамы.

— Нашел.

— Где она?

— В Неаполе.

— Был там?

— Собираюсь.

Орлов кивнул, обнял спутницу — красавицу, жену богача Давыдова. Алехо называл ее Лаурой, а она сразу поставила ушки на макушке и стала капризно допытываться: кого нашел в Неаполе сеньор покойник? Орлов, смеясь, отвечал, что речь идет о редкой мраморной скульптуре дельфийской Пифии-предсказательнице.

— Знаем мы эти пифии, — сказала красавица. — Сегодня она пифия, а завтра с вами ужинает.