Рабиндранат Тагор

Многим покажется это парадоксом: Тагор уже обрел известность в тогдашнем главном городе Индии и вдруг стал школьным учителем в глухом уголке Бенгалии! Он предпочел трудности самой простой жизни (тогда Шантиникетон мог предложить очень немногое из того, что мы называем благами цивилизации) блестящему обществу и легкой жизни в Калькутте, но именно это свидетельствует, что новое его занятие — призвание, а не игра.

Лучший учитель, считал Тагор, — природа. Поэтому занятия в его школе проходили на свежем воздухе, под деревьями, и детей старались приучить любить и изучать природу в различных ее проявлениях. Преподавание точных наук должно опираться на наблюдения явлений природы, развивающее детское любопытство и способности. Не менее важно, утверждал Тагор, в воспитании чувств ребенка и его восприимчивости влияние музыки и искусства. Образование только тогда становится истинным, когда это образование цельного человека, его эмоций, восприятий и интеллекта. Человек не заключен в оболочку индивидуума, он связан с сообществом людей. Поэтому в школе Тагора вместе с развитием личной инициативы и самостоятельности такое же внимание уделялось общественным делам и коллективным начинаниям. Школа была почти самоуправляемой.

Образование — это не экзотический цветок, который можно вырастить в теплице. Если оно не коренится в почве и не приспосабливается к естественным условиям окружающей среды, оно не станет ценным для народа. Живое никогда не подражает, оно усваивает; и потому Тагор предостерегал свой народ от слепого подражания Западу, многократно повторяя простую истину, что "для того, чтобы научиться ходить, надо тренировать мускулы своих собственных ног, а не выступать на ходулях чужеземного производства, хотя они громче стучат и вызывают больше удивления, чем настоящие ноги". Можно переварить все знания, заключенные в многотомных энциклопедиях, но если человек не знает самого себя и свое непосредственное окружение, его нельзя счесть мудрым или хотя бы разумным.

Система обучения должна приспосабливаться к непосредственным нуждам общества, экономическим и культурным, она должна "взломать сокровищницу наших предков и пустить в ход добытые богатства". Нельзя допустить, чтобы развитие личности вело к разрастанию эгоизма. А для этого индивидуальное сознание должно быть наполнено знанием Единого, Вне-личностного и Всеобщего (термины могут быть самыми разными), того, что наполняет и объединяет всю жизнь и природу. Одно интеллектуальное убеждение в единстве человечества или общей судьбе народа или класса, как бы ни было оно эффективно в качестве политического инструмента, все-таки недостаточно само по себе, чтобы укротить бурю человеческого эгоизма. Мысль должна воплотиться в чувстве, прежде чем она получит доступ к тем основам сознания, где в молчании и темноте создается энергия разума. В этом — основа духовной концепции Тагора.

Основной принцип обучения, который, невзирая на скудость материальных средств, он стремился выдержать с самого начала, заключался в том, чтобы не перекладывать учительства на других, освобождая себя для более возвышенных дел. Он не только следил за всеми мелочами в управлении школой — ашрамом, но и сам принимал участие во всех делах, сам обучал детей. Выяснилось, что на бенгальском языке не оказалось подходящих Учебников и хрестоматий, и он сам составлял их и побуждал своих коллег поступать так же. Поэта удовлетворяло его скромное начинание, он еще не ведал, что его маленький ашрам впоследствии вырастет в большой университет, во всемирно известный центр международных исследований. [66]

Но в этот же период его ждал целый ряд утрат и испытаний. Через несколько месяцев после переезда в Шантиникетон жена Тагора Мринолини Деби серьезно заболела, ее перевезли в Калькутту, где она скончалась 23 ноября 1902 года. Вспоминая об этой утрате, старший сын Тагора, Ротхиндронат, писал: "Мать почувствовала приближение конца еще до того, как доктора оставили надежду. В последнее время она не могла говорить, но как только видела меня, слезы тихо катились у нее по щекам. В ту ночь нас, всех детей, отправили спать в другую часть дома. Моя сестра Бела и я не могли заснуть. Смутное чувство страха отгоняло сон. Рано утром мы вышли на террасу, с которой была видна комната матери. Зловещее молчание стояло во всем доме, ибо ночью его порог неслышно пересекла смерть… Горести жизни, боли и беды никогда не нарушали ясности ума отца. Его душевный покой не могло потревожить никакое бедствие, как бы ни было оно болезненно. Какие-то внутренние источники давали ему силу глядеть в лицо любому горю, подняться над самыми горькими невзгодами. После смерти матери отец с удвоенным рвением отдался делам в школе Шантиникетона". Сын свидетельствует, что его отец "переносил даже физическую боль с редкой стойкостью. Однажды его ужалил скорпион. Он сидел спокойно, вытянув ногу перед собой, и старался представить себе, что это не его нога охвачена болью, а совершенно посторонний предмет, не имеющий ничего общего с его подлинным существом. Успех этого опыта позволил ему впоследствии, на протяжении всей жизни, сопротивляться боли, как физической, так и душевной".

Двадцать лет жена ухаживала за ним с нерушимой преданностью и родила ему пятерых детей. Уже вскоре после свадьбы она не только писала по-бенгальски, но овладела английским и санскритом. По настоянию мужа она перевела с санскрита на бенгальский сокращенный вариант "Рамаяны". Она выступала на сцене в его пьесе "Раджа и рани" и прекрасно справилась со своей ролью. Неудивительно, что в конце концов она завоевала сердце своего мужа.

Она умерла прежде, чем он смог отплатить ей за многие дары, полученные от нее. Как и обычно, его чувства находили выражение только в стихах. Стихи, посвященные ей, вошли в маленькую книжку из двадцати семи стихотворений удивительной нежности, глубины чувства и простоты выражения.

Горе, скрываемое, более сильно, чем горе, нашедшее выход. Немногие знали, что стихи Тагора о детях, столь полные невинного восторга, написаны в период великого опустошения и забот. Через несколько месяцев после смерти жены его вторая дочь, Ренука, с замужеством которой он так поторопился, серьезно заболела, и доктора посоветовали перемену климата, поездку в горы. Отец повез ее сначала в Хазарибаг, а затем в Алмору в Гималаях.

В свое время ему уже пришлось написать несколько стихотворений для детского журнала "Болак". Теперь к ним добавилось много новых. Он все время был занят заботой о больной дочери, вспоминал о двух младших детях, оставленных в Калькутте. Так возник цикл стихов, опубликованный под названием "Шишу" ("Дети").

Они, несомненно, стоят в ряду лучших стихов, написанных на всех языках мира, не для детей, а о детях. Основное их назначение — помочь взрослому понять волшебный мир детского сознания.

В сентябре 1903 года, через девять месяцев после смерти своей матери, в возрасте тринадцати лет умерла Ренука.