Черное танго

— Угу, ничего. А ты, Анн-Мари, как ты ее находишь?

— Симпатичная, — ответила тоненькая рыжеволосая девушка.

Леа уже начала выходить из себя от того, что ее так бесцеремонно разглядывали.

— Я ищу «Ле Табу».

— Он перед вами, мадемуазель.

Так вот он какой, этот модный погребок, о котором Лаура, будучи в Монтийяке, прожужжала ей все уши!

— Похоже, вы удивлены? — обратился к ней нескладный парень в фуражке, обшитой галуном. — Вас удивляет жалкий вид этого заведения? Что поделаешь, моя дорогая, оно вполне в духе нашей эпохи: грязное и прогнившее, здесь встречаются неприкаянные, богатые и бедные, все вперемешку, приверженцы коммунистических идеалов, экзистенциалисты…

— Кто-кто?

— О Боже! Так вы зайдете или намеренно смеетесь надо мной?.. Ну конечно, вы хотите меня провести, я понял… Вы так одеты… О, извините меня, я не представился: Франсуа де Ларошфуко, швейцар, к вашим услугам. Фредерик, иди сюда… Ты только посмотри на это чудо, что снизошло на нас в поисках «Ле Табу»… Разве не наделена она всем необходимым для того, чтобы быть принятой в этот храм, часто посещаемый лучшими умами нашего времени?..

Красивый парень со светлыми кавалерийскими усами подошел к ней со словами:

— Здравствуйте, мадемуазель, меня зовут Фредерик Шовело, я в некотором роде вдохновитель этого заведения. Разрешите предложить вам вина, и добро пожаловать… Тарзан, ты не припоминаешь это хорошенькое личико?

— Не уверен, — отозвался великан с татуировкой.

— Он может расплющить голову между большим и указательным пальцем, — шепотом сказал Леа Фредерик, толкнув дверь.

Спускаясь по каменной лестнице, Леа почувствовала разгоряченное дыхание. Ей казалось, что она находится внутри адского котла, кипящего и дымящегося: завывания трубы и кларнета, поднимавшиеся к сводчатым потолкам XVII века, лишь усилили это ощущение. Дым стоял столбом: не различить, что происходит в глубине погребка, хотя он был невелик — всего двенадцать на восемь метров. Сменяя друг друга, пары исступленно танцевали би-боп [12] под аплодисменты теснившихся вокруг посетителей, стоявших или сидевших.

— Что вы будете пить?

— Разведенный мятный сироп, — ответила Леа, оглядевшись вокруг.

Обманутый ее нарядом и манерой держаться, создававшими впечатление, что она здесь не впервые, к ней подошел вспотевший юноша в клетчатой рубашке и спросил:

— Вы танцуете?

— Нет, спасибо.

Молодой человек отошел, пожав плечами.

«Любопытное заведение, — отметила Леа, — и необычная музыка».

— Лаура!

Она вдруг заметила свою сестру, одетую в тот самый голубой костюм, в котором вчера была она сама. Леа с трудом пробралась к столику, где сидела Лаура в компании пяти или шести молодых людей. Среди них был Франк. Он-то и увидел ее первым.

— Леа, ты молодец, что пришла сюда.

— Я не могла уснуть и беспокоилась за Лауру.

— Она рассказала мне о том, что случилось вчера… Как чувствует себя твоя подруга?

— Хорошо, это оказалось не так серьезно, как мы думали.

— Что ж, тем лучше. Лаура, посмотри, кто пришел.

— Мне плевать, я не хочу ее видеть, — отозвалась Лаура, еле ворочая языком.

— Она почти так же пьяна, как ты в прошлый раз.

«Да, но по другой причине», — подумала Леа.

— А, так вы подруга Франка? — спросил Фредерик Шовело. — Тогда я удаляюсь, вы в хороших руках.

Некоторое время Леа удивленно наблюдала за акробатическими движениями танцующих, ненадолго забыв о «предательстве» Франсуа и о попытке убить Сару. Ее ноги машинально двигались в такт музыке.

— Грязный еврей. Вечно из-за евреев случаются неприятности.

Несмотря на шум, Леа услышала то, что пьяным голосом сказала Лаура, и застыла на месте, не поверив своим ушам. Франк, мать которого была еврейкой, смотрел на свою подругу, не веря тому, что все это происходит наяву.

— Грязный…

Леа влепила ей пощечину, и только после этого та замолчала. Затем Лаура начала хныкать, как ребенок:

— Ты видел, она меня ударила!

— Помоги мне отвести ее домой.

— Что случилось? Почему она плачет? — спросила рыжеволосая девушка, стоявшая у входа.

— Отстань от нее, ты же видишь: она пьяная, — вмешалась Тутун.

Вдвоем они с трудом вытащили ее на улицу.

— Корбасьер, ты не мог бы отвезти малышку домой? — спросил Фредерик.

— Конечно, — ответил молодой человек, сидевший за рулем странной машины с шашечками.

— Не стоит. — сказала Леа. — Мы живем здесь поблизости. Франк мне поможет.

— Как хотите.

На плохо освещенной улице Франк и Леа поддерживали под руки Лауру, еле державшуюся на ногах. За ними следовали трое друзей молодого человека, распевая во весь голос.

— Заткнетесь вы, наконец?!.. Мы хотим спать!

Вслед за этим криком из окна на них вылили кувшин воды.

— Ни одного вечера не проходит, чтобы нас не облили, — сказал Франк. — В этом квартале, похоже, только о том и думают, как бы выспаться.

Холодный душ не успокоил гуляк, и они принялись петь еще громче. На перекрестке улиц Сент-Андре-дез-Ар и де Бюсси было совершенно темно. Тащить Лауру становилось все тяжелее. У Леа начиналась мигрень, и от этого испортилось настроение. В начале улицы Грегуар-де-Тур было так темно, что хоть глаз выколи. Один из юношей включил карманный фонарик, и слабый луч осветил край тротуара. Машина с потушенными фарами двинулась им навстречу. Единственным светлым пятном был голубой костюм Лауры. Внезапно водитель включил фары. Леа прикрыла глаза рукой.

— Вот здорово! По крайней мере, видно, куда наступать.

Леа выронила ключи и нагнулась, чтобы их поднять…

В этот момент прогремела пулеметная очередь, пули рикошетом отскочили от мостовой… Тело Лауры содрогнулось… Она вдруг стала еще тяжелее… настолько тяжелой… она сползла на землю, несмотря на усилия Леа ее удержать… Звук переключения скоростей… шорох шин… Дверца машины захлопнулась. Фары осветили на мгновение фасады старых домов и потухли… Машина направилась в сторону бульвара Сен-Жермен. В окнах загорался свет, люди выглядывали на улицу.

— Что это было?..

— Вы слышали?..

— Говорю тебе, что это стреляли из пулемета! Уж я-то в этом разбираюсь!

— Иди ложись, это опять эти бандиты из «Табу»!..

— На помощь! Позовите полицию!..

Сидя на корточках над водосточным желобом, Леа поддерживала голову Лауры. Та стонала.

— Все в порядке, сестричка, ничего страшного не случилось.

На голубой ткани костюма проступали темные пятна, они становились все больше и больше. Совершенно обалдевший, со следами крови на лбу, Франк уставился на неподвижное тело своей подруги, держа в дрожащей руке карманный фонарик.

— Посвети мне, — крикнула ему Леа.

Она бережно положила голову Лауры себе на колени, как это сделала бы мать. Лаура попыталась что-то сказать.

— Молчи.

Наконец послышалась полицейская сирена. Еще минуту назад улица была пустынна. Сейчас она наполнилась людьми в накинутых поверх пижам и ночных рубашек куртках и шалях. Появились стражи порядка с носилками.

— Посторонитесь… дайте пройти…

Люди расступились.

— Возвращайтесь домой… нечего глазеть…

Никто не сдвинулся с места.

Полицейский в штатском склонился над сестрами.

— Что произошло? — спросил он. — Посветите мне. Бог мой, бедная малышка! Но я же вас знаю, я брал у вас свидетельские показания по делу «Шехерезады». А вот и ваша сестра, она так боялась… Бедная малышка…

— Скорее, месье, отвезите нас в больницу.

Полицейские бережно перенесли Лауру на носилки.

Она потеряла сознание. Леа и Франк сопровождали ее.

Леа ходила взад-вперед по коридору больницы «Отель-Дье», куря сигарету за сигаретой. Вскоре пачка была пуста.

— Уже, по меньшей мере, два часа прошло, как они качали операцию… а ты сидишь тут и спокойно ждешь!

— Что ты хочешь, чтобы я делал? — огрызнулся Франк.