На горах. Книга Вторая

— Не извольте беспокоиться, Иван Ермолаич, обернемся, это уж наше дело, — задорно проговорил Колодкии и поднялся с места. — Счастливо оставаться! — примолвил он.

И, поклонясь честной компании, вон пошел.

За ним и Лебякин ушел, а потом и все остальные. Остались одни рыбники. Молча поглядывали они друг на друга.

— Что, братцы, делать-то? — после долгого молчанья, вытирая вспотевшее от чая лицо бумажным платком, заговорил Степан Федорыч Сусалин.

— По-моему, надо об эвтом деле посудить, — молвил Марко Данилыч.

— Беспременно надо, — подхватили и Седов, и Сусалин, и другие рыбники.

— Только, чур, наперед уговор, — начал молчавший Орошин. — Ежель на чем порешим, кажду малость делать сообща, по совету, значит, со всеми. Друг от дружки дел не таить, друг дружке ножки не подставлять. Без того всем можно разориться, а ежели будем вести дела вкупе, тогда и барыши возьмем хорошие и досыта насмеемся над Лебякиным, над Колодкиным и над зятьями Доронина.

— Сам-от только не сфинти, Онисим Самойлыч, мы-то заодно будем, — насмешливо промолвил Марко Данилыч.

— Чего мне финтить-то? — гордо взглянув на недруга, вскликнул заносчиво Орошин.

— Не знаю, что напредки будет, а доселева еще ни одной ярманки не бывало, чтоб ты кого-нибудь не подкузьмил, — сказал ему Марко Данилыч и захохотал на всю комнату. — На всех шлюсь, на всех, сколько здесь нас ни есть, — продолжал он. — Нечего узоры-то разводить, любезный друг!.. Достаточно все тебя знаем. Всем известно, что ловок ты на обманы-то.

Заметно было, что Смолокурову пришла смертная охота разозлить Орошина, чтоб ушел он из беседы. Орошин не замечал того.

— Что ж? — хихикнул он, окинув нахальным взглядом собеседников. — На войне обманом города берут, на торгу неумелого что липку обдерут. Для того не плошай да не глазей, рядись да оглядись, дело верши да не спеши… Так-то, почтеннейший Марко Данилыч.

— Да полно вам тут! — во всю мочь запищал Седов. — Чем бы дело судить, они на брань лезут. У бога впереди дней много, успеете набраниться, а теперь надо решать, как помогать делу. У доронинских зятьев видели, каков караван! Страсть!.. Как им цен не сбить? Как раз собьют, тогда мы и сиди у праздника.

Кой-кто пристал к Сусалину, и общими силами убедили Орошина со Смолокуровым на брань не лезть, а держать «рассуждение».

Молчат приятели, другие не заводят речей.

— Что ж не зачинаете? — пропищал Седов. — Молчанкой делу не пособить. Говори хоть ты, Марко Данилыч.

— Пущай Онисим Самойлыч начинает. Его дело большое, наше маленькое, — сказал с усмешкой Смолокуров.

— Маленькое! Хорошо маленькое! — прошипел Орошин. — А кто верховодит на Гребновской?.. Кто третьего года у всех цены сбил?

— А кто нынешней весной в Астрахани всю икру и рыбу хотел скупить?.. А?.. Ну-ка, скажи? Да, видно, бодливой-то корове бог рог не дает. Не то быть бы всем нам у праздника, всем бы карманы-то наизнанку ты по выворотил… Не выкинь Меркулов с Веденеевым своей штуки, всем бы нам пришлось по твоей милости зубы на полку класть.

— Да перестаньте вы, Христа ради! — вступился опять Сусалин. — Эдак нам никогда толку не дождаться. Успеете, говорю, набраниться. Теперь дело не в споре, а в сговоре. Говори, что ли, впрямь, Онисим Самойлыч.

И стали все просить Орошина, сказал бы свое слово о том, что надо делать. Один Марко Данилыч сидел молча. Отвернувшись от Орошина, барабанил он по столу пухлыми красными пальцами.

Поломался Онисим Самойлыч, потом зачал говорить:

— Если, примерно будь сказано, теперича нам сложиться наличными, сколько у кого есть, и скупить у доронинских зятьев весь ихний товар, тогда бы, ставь покупатели цены, какие хотят, пуда никому из них негде будет купить. Поневоле к нам придут и заплатят, сколько мы ни запросим. А купивши у Меркулова с Веденеевым весь караван по объявленной ими цене, какие барыши мы получим!..

— Что ж это такое будет? — перебил Орошина Марко Данилыч. — Складчина, компания на акциях, как ноне стали называть?

— А хоша б и так, — тряхнув окладистой бобровой с искрой бородой и нахмуря брови, молвил Онисим Самойлыч, спесиво поглядев на Смолокурова.

— Складчиной торг барышей не дает, — отвернувшись от него, сказал Марко Данилыч.

Почти все согласились со Смолокуровым. То было у всех на уме, что, ежели складочные деньги попадут к Орошину, охулки на руку он не положит, — возись после с ним, выручай свои кровные денежки. И за то «слава богу» скажешь, ежель свои-то из его лап вытянешь, а насчет барышей лучше и не думай… Марку Данилычу поручить складчину — тоже нельзя, да и никому нельзя. Кто себе враг?.. Никто во грех не поставит зажилить чужую копейку.

Зубами даже скрипнул Онисим Самойлыч, видя, что лакомой складчине в руки его не попасть. Замолчал.

— А ведь Онисим-то Самойлыч сказал правду, — помолчав несколько, молвил Сусалин. — Ежели бы, значит, весь товар был в наших руках, барышей столько бы при шлось, что и вздумать нельзя. Ежели друг дружку не подсиживать, рубль на рубль получить можно. Потому все цены будут в наших руках… Что захотим, то и возьмем.

«Рубль на рубль! — подумал каждый из рыбников. — Да ведь это золотое дно, сто лет живи, такого случая в другой раз не выпадет. Только вот беда — складчину кому поручить?.. Кому ни поручи — всяк надует…»

Долго молчали, потом опять запищал дородный Седов.

— Хоша я давеча над покупателями маленько и подтрунил, а ведь надо правду сказать, они наличными-то, пожалуй, раздобудутся. Нонче вон эти банки завелись, что под заклад товаров деньгами за малые проценты ссужают.

— Да ведь товар-от надо купить, без того банк денег не даст, — промолвил рыбник — мелкая сошка, человек небогатый.

— Нешто доронински зятья на каку-нибудь неделю либо дён на десяток не поверят. Векселя возьмут, — сказал Седов.

— Как не поверить?.. Поверят, — заговорили рыбники. — Тогда, значит, у нас по усам текло, а в рот не попало, — продолжала та же мелкая сошка. — Бьем на барыши, а пожалуй, получим голыши [75]. Беспременно надо у них перебить. А начинать, так начинать тотчас завтра же.

— Что правда, то правда, — вступился Белянкин Евстрат Михайлыч. Родом и жительством был костромич, рыбник не крупный, такая же мелкая сошка. — Дело тут самое спешное, — сказал он, — товарищества на вере составить некогда, складочны деньги в одни руки отдать нельзя, потому что в смерти и в животе каждого бог волен. Примером сказать, поручили бы вы мне свои капиталы. Не к тому говорю, чтобы в самом деле такое доверие вы мне сделали, — человек я махонький, и мне этого ни в коем разе нельзя ожидать. Единственно для ради примера говорю. Ну-с, вот вы мне свои капиталы и препоручили, чтоб я завтрашний день раным-ранехонько сделал покупку. Хорошо. А я, прошедши отсюда, из Рыбного трактира, возьми да и помри. Потому в смерти и животе бог волен. Ну, вот я и помер, а деньги-то ваши у меня налицо, а у вас документов никаких на меня нет. Нешто, вы думаете, наследники-то мои отдадут вам деньги?..

Как же! Держи карман… Ни в каком разе! Припрячут, и вся недолга. И всяк то же сделает, до кого ни доведись… Сами не хуже меня знаете. После там судись да возись, а денежки — пиши пропало… Потому, какие у вас доказательства?.. Какие документы можете вы в суде предъявить?

— Векселя можно взять, — заметил Сусалин.

— Ладно-с, оченно даже хорошо-с. Можно и векселя взять, — сказал Белянкин. — Да дело то, Степан Федорыч, завтра ранним утром надо покончить. Когда ж векселя-то писать? Ночью ни один маклер не засвидетельствует… А после давешнего разговора с Лебякиным да с Колодкиным они завтра же пойдут умасливать доронинских зятьев, чтоб поверили им на неделю там, что ли… Верно знаю о том, сам своими ушами вечор слышал, как они сговаривались.

Все замолчали, а Марко Данилыч ровно ото сна проснулся и, лениво позевывая, промолвил:

— Надо ковать железо, поколь горячо.

Орошин словечка не выронил, другие рыбники, и тузы, и мелкая сошка тоже помалчивают себе.