Заговор красного бонапарта

Комсомолец недоуменно поднял брови.

— Ну, так что?.. Причем это?

— Да так, — уклонился от прямого ответа рабочий. — Просто наше советское племя иной жизни не видело и сравнения не знает. Вот ему немного и нужно, чтобы быть довольным.

Ни Таня, ни Полмаркса не поняли, что, собственно, хотел сказать этими словами их взрослый гость. Комсомолец пристально вгляделся в спокойное, властное лицо Пензы и неожиданно спросил:

— А скажите, дядя Миша… Вот гляжу я на вас и кого-то мне ваша личность напоминает. Прямо, страх что-то знакомое!.. Вы, как ударник и изобретатель, не печатались в газетах? По случаю премий ваших?

— А ведь и верно, — откликнулась Таня, с улыбкой заглядывая снизу в лицо своего соседа. — На кого-то вы, Миша, очень здорово похожи!

Пенза спокойно пожал плечами и потянулся к пустой консервной коробке, заменявшей пепельницу, чтобы выколотить свою трубку.

— Только теперь заметили? Эх, вы, молодые зоркие глаза. Снайперы… Совы вы, а не стрелки… Да конечно же, я на кого-то похож. Не только на папу и маму… Ну, да я вам подскажу — меня уже сколько лет на производстве дразнят. В цехе прямо проходу нет: Тухачевский — и точка…

Опять зашумел, хор восклицаний.

— А и верно! Ну, прямо вылитый маршал! Только что, пожалуй, ростом не вышел, да плечьми поуже. А так— сплошной маршал.

— Ох, Миша, — лукаво заглянула Пензе в глаза Таня. — Ох, зря вы сознались. Вас теперь только «маршалом» звать и будут. У нас ребята зубастые… Кличку прицепят твердо.

— Ну, так что же? Есть Ведмедик, есть д'Артаньян, есть Королева и Полмаркса. Почему бы и Маршалу не быть? Пенза благодушно пожал плечами. — А мне что — зовите, как нравится. Этакая важность! — Ну, вот и ладно. Почему нашей компашке своего собственного маршала не заиметь? А потом, наш Миша в военном деле — прямо мастак. Так и чешет… Значит, заметано, товарищ маршал! Ведмедик, налей-ка по баночке по этому случайно случившемуся случаю.

Опять звякнули рюмки и темы веселого разговора пошли играть в чехарду. Полмаркса затянул пьяным голосом:

Шум и хохот опять заполнили комнатку. — Только вы там что хотите, — шепнула Таня, чокаясь с Пензой, — но я вас никогда маршалом называть не буду. — Это почему так? — улыбнулся тот.

— А потому, что вы для меня никакой не маршал, а Миша, просто милый Мишенька.

Слово прозвучало шутливо, но за этой шутливостью ясно почувствовались нежность и сердечность. Смеющиеся, чистые, голубые глаза сияли так правдиво и открыто, что закаменевшее сердце старого солдата было тронуто. Жесткие морщинки у углов его красивого, круто вырезанного рта, смягчились. Он ласково улыбнулся девушке и дружески похлопал по ее руке.

— Миша, так Миша… Не возражаю, Танюша. Ведь и мне надоело слово «маршал» — меня всегда так зовут… На моем заводе, конечно… Так что ж, милая королева, не выпить ли нам по этому случаю на брудершафт?

Лицо Тани радостно вспыхнуло и она хлопнула в ладоши.

— Идет, идет… Хорошо придумано. Эй, там, Четвертьмаркса, дай сюда бутылку.

— А ты чего вне очереди суешься?

— Да мы вот с Мишей на брудершафт выпиваем.

— Ого… Здорово! Околпачила-таки уже наша Танька бедного маршала. Ну, так и мы тоже, может, на ты выпить с маршалом хотим. Всякому, небось, лестно…

Пенза улыбнулся, глядя на окружающие его дружеские, веселые лица.

— Ладно. Согласен со всеми, но только — тпру —… Целоваться буду с одной Таней. А то губы у меня не казенные. Еще мозоли набьешь!

— Ну и чорт с тобой. Краля какая маршальская нашлась! Шаляпин, подумаешь! Обойдется и без поцелуев. Нам лишь бы повод выпить был…

Водка Тане и Пензе была торжественно налита. Оба они встали, осторожно скрестили руки и медленно поднесли рюмки ко рту.

— Пей до дна. Пей до дна… Пей до дна, — пел веселый хор приятелей.

— Ну, а теперь целуйтесь, — скомандовал Полмаркса. — Да взасос, по-русски. Чорт с тобой, маршал, мы парни сравнительно неревнивые. В СССР ревность в отставке. Ну-ка…

— Ай, да Танька — и ее водка забрала.

— Ну что ж:

— А нну-ка, чтобы аж губы вспухли!

Таня смело протянула свои обнаженные загорелые руки-, обняла шею рабочего и сердечно и просто поцеловала его в губы. Голубые глаза опять блеснули весельем и нежностью. Пенза ответил так же ласково и почувствовал, что уже давно у него на душе не было так легко и светло, как теперь, при шуме и гвалте этой веселой молодой компании и после крепкого поцелуя этой милой девушки.

— Ну, а теперь по старинному обычаю хорошенько обматерите друг друга…

Пенза не нашел сразу, как бы посмешнее выругать девушку. А потом усмехнулся.

— Эх ты, одноногая парашютистка!..

— Классически… Нет, слабо… Ну, а ты, Танька… Лай его покрепче!

Девушка наморщила лоб, а потом весело засмеялась: —Эх ты, липовый маршал!

На этот раз сам Пенза от души расхохотался. Его смех, впервые громко прозвучавший в молодой компании, вызвал самый заразительный отклик.

— Вот, чорт, — с трудом промолвил Ведмедик, вытирая выступившие от смеха слезы. — Никогда в жизни так не ржал, как сегодня. Прямо зараза…

— Правильно, стрелок. Если глотка водкой смазана — оно всегда веселее. А мы вот теперь, на закуску, песенку какую-нибудь грянем. Д'Артаньяшка, сбегай, друже, к соседям — попроси гармошку. А ты, Танька, настройся спеть нашу комсомольскую… Там ведь как раз про меня сказано — «холодный полюс откроем». Скоро, может, я от вас улечу в ледяные тартарары. Шрайб открыткес по адресу: «Северный полюс. Полмарксу»…

— Идет.

— Правильно: «пой песни, хоть тресни, а жрать не проси…» Через минуту грянули первые аккорды гармонии, и свежий мелодичный голосок Тани зазвенел в притихшей комнатке:

Хор тихо и дружно подхватил:

Опять зазвучали смелые бодрые слова, полные молодого задора:

Песня звучала с большим подъемом. Пенза с новым для него Наслаждением, вслушивался в мягкий голосок Тани и внимательно присматривался к лицам молодых людей и выражению их чувств. Хоровая фраза — «Из нас героем становится любой» — прозвучала уверенно и твердо. Молодые лица сияли, глаза смотрели бодро и смело — молодежь пела о самой себе:

Опять хор прозвучал, словно какая-то песенная клятва: «

Да, «Интернационал» так не поют, — мелькнуло в мыслях у Пензы. — Молодое сердце уже не вздрагивает от призывов мировой революции. Ему, русскому молодому сердцу, дай другие слова — Родину, Россию, Отечество. Героизм во имя Ее… Только это поднимет ее на бой, на жертвы, на смерть. Молодая Россия хочет во что-то верить и кого-то любить. Тысячелетняя история великого народа звучит даже в этих горячих звуках, в этих словах, от которых загораются русские сердца: