Unknown

Еле заметно она кивнула – дескать, да, заметила – и тихо произнесла:

– Тогда скажите, что всё не так страшно.

– Если буду знать, что тебя пугает – скажу.

– Но я не смогу выразить это словами…

– Значит, и говорить не о чем. Когда сама не знаешь, чего боишься, выходит, что не боишься ничего, и просто хочешь, хоть чего-нибудь бояться.

Клод засмеялась, не поднимая опущенной головы, но крупная слеза выдала её, упав со щеки прямо на ягоды.

– О-о…, – барон выдержал паузу. – Неужели всё так серьёзно?

Клод кивнула.

– А я думал, только меня одного не радует лёгкость этого похода.

Быстро проведя рукой по глазам, Клод, наконец, решилась поднять глаза на де Ре.

– Вас тоже что-то беспокоит?

– Увы…

– Может быть, ВЫ сумеете высказать, что именно?

Теперь засмеялся он.

– Высказать… Какое осторожное слово. Я бы предпочёл – высказаться… Высказаться начистоту о том, что наш дофин не так уж отважен, не очень умён, нерешителен и завистлив. То есть, говоря по совести, короны достоин только при условии, что рядом нет никого более достойного.

Клод закашляла, поперхнувшись.

– Вы не можете говорить так, сударь – вы же воюете за него.

– За Францию – не за него. И даже не бок о бок с ним, а с Жанной. Если ты заметила, наш дофин воевать не умеет.

– А разве правителю так важно уметь воевать?

– А разве нет? На коронации ему вручат меч. Думаешь, для подобной церемонии это случайность? Светлой памяти король Иоанн сам водил свои войска в сражения! Да и отец нашего дофина повоевал, пока был здоров. И Генри Монмут – упокой Господь его чертову душу – бился при Азенкуре в первых рядах… Короли потому и поставлены надо всеми, чтобы служить примером! И в доблести – в первую очередь.

– Может, потому люди и увязли в этой войне? – отведя глаза, спросила Клод. – У них не было других примеров, кроме королей-воителей.

Де Ре выплюнул изжёванную травинку и потянулся за новой.

– Люди будут воевать в любом случае – такова их природа. Разве в твоей деревне любой крестьянин с большим семейством не мечтал расширить свои наделы, чтобы прокормить всех? Наверняка мечтал. И, дай ему волю, отобрал бы землю у соседа. А король обременён целой страной. Ему необходимы завоевания, чтобы считаться добрым хозяином и быть уверенным в своём авторитете перед вассалами, тоже желающими иметь больше, чем у них есть.

– Это так необходимо – иметь больше, чем есть?

– А как же?! Когда все вокруг только этим и живут, глупо отставать. Нужен второй потоп, чтобы изменить сложившийся порядок. Хотя, не уверен, что и это поможет. Новые люди пару сотен лет в благости, может, и поживут. Но потом обязательно появится кто-то, кто снова подумает: «а почему бы не иметь ещё и это?». И возьмёт. И поймёт, что это хорошо…

Клод огорчённо поворошила рукой малину. Нижние ягоды уже подмялись и выпустили сок, окрасивший её пальцы.

– Выходит, вы огорчены тем, что дофин, став королём, не захочет стать захватчиком?

Ничуть не смутившись, де Ре кивнул.

– И этим тоже, как иначе? Я барон, и мне, как всем, хочется иметь больше и больше. Но, чтобы иметь это «больше» законным путём, нужен предводитель – Божий помазанник, захватчик, – назову его так, если хочешь, – но благословленный небесами. Такой, рядом с которым можно остаться в Истории! Королей-миротворцев не помнит никто, потому что они скучны. А Цезарь, Александр Македонский, Карл Великий… да, что там – даже Монмут, не к ночи будь помянута его душа, – все они здорово встряхнули этот мир, который их уже не забудет. И, между прочим, если посмотреть на вещи беспристрастно, не залезь король Гарри своим сапогом в наше сонное королевство, не появилась бы и Жанна. Будь дофин, хоть наполовину, таким же, как она, я первый бы сказал, что он именно тот предводитель, за которым можно идти, не стыдясь за его цели, доблести и не сомневаться в его правах вести за собой к любой цели с положенной доблестью.

– А сейчас вы сомневаетесь?

– Я – нет. Однако, договор в Труа был подписан, и для многих, по сей день, является документом единственно законным. – Де Ре кисло скривился. – Но, даже если принять во внимание обстоятельства и всякие политические интриги, на многое можно было бы закрыть глаза, прояви себя наш дофин более мужественным и решительным. Однако, факт остаётся фактом – он очень хочет положить себе на голову корону, но ответственности, которая ляжет вместе с ней, боится, как огня.

Клод сосредоточенно собрала мятую малину в горсть и отправила в рот.

– Выбрось, там уже нечего есть, – заметил де Ре.

Но девушка отрицательно покачала головой. Образ рыцаря, собирающего для неё ягоды, при всем несоответствии с его теперешними речами, никак не отпускал. Ей было жаль каждой этой ягоды, и, несмотря на то, что они превратились уже в настоящий кисель, Клод решила доесть все до одной.

– Я что, расстроил тебя ещё больше? – спросил барон.

– Нет. Меня огорчало совсем другое.

– Правда? – Рыцарь искренне удивился. – А я думал, тебе тоже не по душе то, что Жанна, с её великой миссией, тратит свои силы ради ничтожной цели.

– Она в своей миссии не вольна.

– Вот именно!

Де Ре, как будто, только этих слов и ждал.

Рывком усевшись возле Клод, он выплюнул травинку, забрал у девушки шлем, словно он мог помешать разговору, и зашептал азартно и страстно:

– Я даже скрывать не буду, что никогда не верил во всякие чудеса, будь они от Бога, от Дьявола, от папы римского, или от сумасшедшей, вроде нашей Катрин..! Я и теперь не верю ни во что, кроме одного – Жанна необычна, как настоящее чудо! Кем бы она там ни была на самом деле, не может просто так случиться, чтобы девушка обладала этаким военным чутьём, такой отвагой и силой – воистину рыцарскими – и таким разумом, просто ради того, чтобы на трон Франции сел непонятно кто!

– Дофин законный король!

– Только потому, что рождён от короля и королевы? Но, если поверить его матери, что останется тогда? Бастард, наделённый сомнительными правами, в которых он же, первый, и сомневается? Без отваги, без твёрдых убеждений, а если послушает Ла Тремуя и затеет переговоры с Бургундцем, отца которого убил, то останется ещё и без чести! Тогда, как Жанна – совсем иное дело… Меч Мартелла сам лёг в её руку⁹! Сейчас её любят и почитают, как посланницу Божию, особенно после того, как этот английский монах уверовал в неё, подобно святому Павлу. А что будет, если на самом деле объявить её помазанницей, как он говорит?!

Клод отшатнулась, но де Ре, похоже, вполне был готов к такой реакции.

– Сама подумай, что она станет делать после коронации? – зашептал он, придвинувшись ближе. – Ты можешь представить её, живущей, как раньше? Вернётся ли она, или останется при дворе – это будет не её жизнь! После того, как сражалась, вела за собой войска… после всей этой власти, которую она и приняла, и распорядилась которой по-королевски достойно, оказаться в стороне? Выйти замуж – хоть бы и за Алансона – нарожать детей и сидеть в каком-нибудь замке на привязи по примеру наших прочих дам?

– Она сама это решит.

– Нет. – Де Ре покачал головой, не сводя глаз с лица Клод. – Если сейчас судьбу Жанны вершит только Бог, то потом все права на её жизнь получит король.

– Что ж, она сама наделит его таким правом и подчинится, как и следует. Иначе, ради чего всё это было?

– А если бы и Жанна оказалась королевской дочерью, что бы ты тогда сказала?

Клод повернулась к де Ре, серьёзная и строгая. Было видно, что вопрос барона врасплох её тоже не застал.

– Вы это точно знаете?

Де Ре смутился. Что-то в голосе и во взгляде девушки убедило его, что сама она о королевском происхождении подруги не знает ничего.

– Мало ли… – он неопределённо пожал плечами. – Здесь многие не верят, что она простая крестьянка…

– Это так. Её отец когда-то был дворянином.

– Это не её отец.

– Кто вам сказал?