Врата Рима

Марий откашлялся.

— Похоже, вы понравились моей жене. Боги не дали нам собственных детей, и я думаю, вы будете ей утешением.

Он обвел глазами всех четверых.

— Тубрук… Вижу, ты все такой же заботливый опекун. Я слышал, ты славно сражался, защищая дом моей сестры.

— Я выполнял свой долг, господин. Оказалось, что этого недостаточно.

— Сын остался в живых, как и его мать. Юлий сказал бы, что этого достаточно, — ответил Марий и снова посмотрел на Гая. — Я вижу в твоем лице отцовские черты. Мне жаль, что он нас покинул. Не могу сказать, что мы были настоящими друзьями, но мы уважали друг друга, что честнее, чем мнимая дружба. Я не смог прийти на его похороны, но он был в моих мыслях и молитвах.

Гай почувствовал, что этот человек начинает ему нравиться. Возможно, в этом и есть его талант — нравиться людям, предостерег его внутренний голос. И поэтому столько раз его выбирали консулом. За таким человеком готовы следовать многие.

— Спасибо, господин. Он всегда хорошо о тебе отзывался, — ответил он вслух.

Марий отрывисто, лающе рассмеялся.

— Сомневаюсь! Как твоя мать, она… все так же?

— По сути да, господин. Врачи опустили руки.

Марий кивнул с ничего не выражающим лицом.

— Думаю, теперь ты должен называть меня дядей. Да. Дядя мне хорошо подходит. А это кто такой?

Он резко перевел взгляд на Каберу, который бесстрастно посмотрел на него в ответ.

— Это жрец, целитель и мой советник. Его зовут Кабера, — ответил Гай.

— Откуда ты, Кабера? У тебя не римское лицо.

— С далекого Востока, господин. О моей родине в Риме не слыхали.

— И все же ответь! Я со своим легионом немало путешествовал.

Марий смотрел на него не моргая, его взгляд был непреклонен, но Каберу это, похоже, ничуть не беспокоило.

— В маленьком горном селении в тысяче миль к востоку от Египта. Я оставил его ребенком и имени уже не помню. С тех пор я тоже немало путешествовал.

Марий потерял к нему интерес и снова перевел горящие глаза на Гая.

— Теперь мой дом — твой дом. Я полагаю, Тубрук скоро вернется в твое поместье?

Гай кивнул.

— Хорошо. Я займусь твоим вступлением в сенат, как только разберусь кое с какими делами. Ты знаешь, кто такой Сулла?

Гай понимал, что его опять оценивают, и чувствовал себя неловко.

— Сейчас он управляет Римом. — Марий нахмурился, однако Гай продолжал: — Его легион патрулирует улицы, что дает ему большое влияние.

— Ты прав. Вижу, деревенская жизнь не лишила тебя понимания дел в городе. Иди сюда, садись. Ты пьешь вино? Нет? Почему бы не начать прямо сейчас?

Они присели на ложа вокруг нагруженного яствами стола, и Марий склонил голову и начал молиться вслух:

— Великий Марс, помоги мне принять верные решения в грядущие тяжелые дни.

Он выпрямился, широко им улыбнулся и жестом приказал рабу разливать вино.

— Твой отец мог бы стать великим полководцем, если бы захотел, — сказал Марий. — Я не встречал ума острее, чем у него. Тем не менее он ограничивался малым. Он не понимал реальности власти — что сильный человек может встать выше правил и законов, придуманных другими.

— Он очень уважал законы Рима, — ответил Гай после секундного размышления.

— Да. В этом была его единственная ошибка. Знаешь, сколько раз меня избирали консулом?

— Три, — вставил Марк.

— А по закону положено всего раз. И меня будут переизбирать снова и снова, пока мне не надоест эта игра. Видишь ли, мне опасно отказывать. Все к тому сводится, несмотря на все законы и уложения, которыми так дорожат старики из сената. Мой легион верен мне, и только мне. Я отменил земельный ценз на вступление в армию, так что многие из них обязаны мне всем своим состоянием. Да, некоторые из них — отребье из римских канав, но, несмотря на происхождение, они верные и сильные солдаты. Если меня убьют, пять тысяч человек разорвут этот город в клочки, поэтому я не боюсь за свою жизнь на улицах. И сенат это понимает, ясно?

Раз меня нельзя убить, приходится ко мне приспосабливаться. Правда, Сулла ввел в игру собственный легион, который соблюдает верность только ему. Я не могу убить его, он не может убить меня, вот мы и рычим друг на друга из разных концов сената и выжидаем момента, когда противник ослабнет. Сейчас преимущество у него. Его люди, как ты сказал, патрулируют улицы, а мои стоят за городскими стенами. Патовая ситуация. Ты играешь в латрункули? [16] У меня есть доска.

Гай, которому был адресован вопрос, моргнул и отрицательно покачал головой.

— Научу. Сулла играет мастерски, я тоже. Подходящая игра для военачальников. Смысл в том, чтобы убить короля противника или лишить его власти, сделать беспомощным и добиться сдачи.

Вошел солдат в полном вооружении. Его начищенные доспехи сверкали. Он резко отдал салют правой рукой.

— Консул, нужные люди прибыли. Они вошли в город с разных направлений и собрались здесь.

— Отлично! Видишь, Гай, сейчас мы сделаем следующий ход. Со мной в доме пятьдесят человек. Если у Суллы нет шпионов на всех воротах, он не узнает, что они вошли в город. Если же он догадается о моих намерениях, снаружи на рассвете меня будет ждать целая центурия из его легиона. Впрочем, вся жизнь — азартная игра, верно? — Он обратился к охраннику: — Выходим на рассвете. Проследи, чтобы рабы позаботились о людях. Я скоро подойду.

Солдат снова отдал салют и вышел.

— Что ты собираешься делать? — спросил Марк, совершенно ничего не понимая.

Марий поднялся и расправил плечи. Потом подозвал раба и приказал приготовить к рассвету все вооружение.

— Видели когда-нибудь триумф? [17]

— Нет. Да триумфов и не было в последние годы, — ответил Гай.

— Каждый полководец, захвативший новые земли, имеет право провести свой легион по улицам нашей дорогой столицы и насладиться любовью толпы и благодарностью сената. Я, как раньше Сципион, захватил обширные и плодородные угодья в Северной Африке. Но Сулла, который держит сенат под пятой, отказал мне в триумфе. Мол, в городе и без того слишком много волнений. Только причина не в этом. А в чем?

— Он не хочет ни под каким предлогом пускать твоих людей в город, — быстро ответил Гай.

— И что же мне делать?

— Все равно их привести? — наудачу сказал Гай.

Марий окаменел.

— Нет! Рим мне действительно дорог. Враг еще никогда не входил в его ворота. Я не стану первым. Война — слепая сила, она всегда непредсказуема. Нет, я буду их просить! Рассвет через шесть часов. Советую вам немного поспать, господа. Обратитесь к любому рабу, когда захотите, чтобы вас отвели в комнаты. Доброй ночи!

Он, посмеиваясь, ушел.

— Он… — начал Кабера, но Тубрук предостерегающе поднял палец, глазами указывая на рабов, почти слившихся с обстановкой. — А тут не соскучишься, — тихо сказал Кабера.

Марк и Гай кивнули и с улыбкой переглянулись.

— Хотел бы я посмотреть, как он будет «просить»! — вздохнул Марк.

Тубрук покачал головой.

— Слишком опасно. Наверняка не обойдется без крови. А я не для того привел вас в Рим, чтобы вас в первый же день убили! Если бы я знал, что Марий затевает что-то подобное, я бы отложил наш визит.

Гай положил ладонь на руку Тубрука.

— Ты заботливый защитник, Тубрук, но я тоже хочу посмотреть. Ты не можешь нам запретить.

Гай сказал это тихо, но Тубрук раскрыл глаза широко, словно тот кричал. Пару секунд спустя он махнул рукой:

— Твой отец никогда не был таким упрямым! И все-таки, если ты твердо решил и Марк согласен, я пойду вместе с вами, чтобы, как обычно, прикрывать вам спину. А ты, Кабера?

— А куда я денусь? Наши пути все еще вместе.

Тубрук кивнул.

— Что ж, тогда увидимся на рассвете. Советую вам встать по крайней мере за час или два, чтобы размять мышцы и слегка позавтракать. — Он поднялся и поклонился Гаю. — Господин?

— Ты можешь идти, Тубрук, — проговорил Гай с невозмутимым лицом.