Не погаси огонь...

Впору было подавать прошение об освобождении от должности. Но Александр Александрович не сдался. В голове его уже возникла идея, осуществление коей должно было решительно изменить ситуацию. Тогда, в первый раз оставив на несколько дней кабинет на рю Гренель, он приехал в Петербург.

Директор департамента принял идею с интересом: заведующий ЗАГ объявит всем агентам наружного наблюдения, что заграничная агентура отныне и окончательно прекращает свое существование. Каждому филеру будет выдано причитающееся вознаграждение, а взамен получена расписка «о полном удовлетворении». Тем временем Красильников организует частное розыскное бюро, агенты коего смогут заниматься своей деятельностью вполне легально. Подобные бюро существуют в Париже во множестве. Владельцем одного из них, к примеру, состоит недавно вышедший в отставку начальник французской сыскной полиции. Новое бюро будет содержаться на средства департамента, но для прикрытия займется выполнением заказов и некоторых частных лиц – политиков, коммерсантов, ревнивцев. Дело будет поставлено на солидную ногу, а главное – с соблюдением всех требований французских законов. И посол не сможет тыкать его носом, как нашкодившего щенка.

Зуев предостерег: под Извольского копать можно, но с чрезвычайной осторожностью – хоть он и в опале, однако из круга неприкасаемых. План же одобрил. В качестве хозяина частного бюро Красильников предложил Генриха Бена. Сыщик недавно вышел в отставку с поста инспектора парижской префектуры, в российской же заграничной агентуре служил с момента организации ее, более трех десятков лет. Розыскного опыта ему не занимать: выполнял задания Петербурга не только во Франции, но и во всех сопредельных с нею странах. Бен – преклонного возраста. Учитывая это, заведующий ЗАГ решил дать ему в компаньоны и помощники молодого сотрудника Альберта Сабмена. Только они двое посвящены в замысел и только они будут поддерживать связь с Красильниковым. У Гартинга было тридцать восемь филеров. Александр Александрович для начала наймет всего двенадцать, чтоб не привлечь внимание к новому бюро: откуда, мол, такие средства у начинающего предпринимателя? К тому же и найти надежных филеров стало трудно: законченные прохвосты и шантажисты. Со временем заведующий увеличит отряд агентов наружного наблюдения. В случае же срочной надобности будет приглашать для выполнения отдельных поручений агентов парижской префектуры.

Директор дал свое добро. Красильников вернулся в Париж, и вскоре на оживленной рю Августин, в традиционном пассаже, где под высоким потолком с цветными витражами гнездились десятки контор различных компаний и фирм, среди других вывесок появилась новая эмалевая табличка: «Бен и Сабмен. Дознание, розыск, частные наблюдения». Теперь, если социалистам даже и удастся разведать, что бюро следит за русскими эмигрантами, они не смогут учинить абструкцию: «Бен и Сабмен» зарегистрировано официально, и никому не дано права вмешиваться в деятельность частного предприятия и доискиваться, кто его клиенты. А пусть и докопаются: бюро может выполнять поручения и российского департамента полиции. Старый сыщик объяснит, что ему даже лестно, если такое учреждение обращается за содействием к нему, а не к конкуренту. Конечно, прежняя филерская организация под новой вывеской сможет ввести в заблуждение лишь публику и прессу. Сами же розыскные службы обоих государств готовы по-прежнему работать дружно и согласованно. Об этом уже уведомил Красильникова директор парижской «Сюрте женераль».

Теперь Александр Александрович покинул Париж во второй раз и вот сейчас, бодро шагая по плитам набережной Фонтанки, вновь держал путь к дому № 16, готовя в голове энергичные фразы, коими обрисует директору восстановленную деятельность заграничной агентуры: политические эмигранты вновь взяты под бдительный надзор, особенно неусыпно ведется слежка в гнездилище российских революционеров, обосновавшихся в Париже после ликвидации смуты пятого – седьмого годов.

– Какие последние парижские новости? – осведомился Зуев.

Нил Петрович был медлителен в движениях, грузен. От всего его облика веяло таким покоем и добродушием, что настроенный на сжатый, напружиненный доклад, Красильников с трудом подавил вспышку энергии.

– Париж не может жить без сенсаций, ваше превосходительство. Наверное, уже слышали: из Лувра похитили «Джоконду» Леонардо да Винчи.

– Да, – колыхнулся директор. – Замечательное произведение.

– Мне в Лувре побывать еще не довелось, все недосуг, дела службы, – заметил Александр Александрович. – Говорят, картина вот такая: полсажени на полсажени, даже того меньше.

Зуев мягко улыбнулся, как бы поощряя.

– Приняты самые энергичные меры к розыску, – продолжил чиновник. – Предложено в награду миллион. – И не удержался: – Подумать только: больше, чем роспись всех расходов ЗАГ на целый год!

– Что еще любопытного? – побудил директор.

– Я слышал, вы, ваше превосходительство, собираете карикатуры, посвященные российской полиции. В Париже все не угомонятся, я тут подобрал. – Красильников расстегнул портфель. – Остры не в меру.

Карикатура из сатирического журнала «Асьетт о бер» и впрямь была остра: русский студент, стоя навытяжку перед полицейским, спрашивал: «Я участвовал в революции, а теперь хотел бы стать полицейским – что нужно для этого сделать?» – «Пройти четыре испытания, – отвечал тот, – совершить: подлог, кражу с применением оружия, обращение еврея в православие, подстрекательство к политическому убийству».

– Французы, что с них взять? Спасибо, – принял карикатуру директор. И наконец повернул к делу: – Ну-с, а как там бюро «Бен и Сабмен»?

Красильников обстоятельно доложил. Заключил кратким обзором положения в эмигрантских группах различных партий, особенно выделив последнее собрание членов Центрального Комитета РСДРП, о котором уже сообщил в недавней шифротелеграмме.

– Думаете, получится у них с общепартийной конференцией ?

– Сомневаюсь, ваше превосходительство. Социал-демократическую партию раздирают противоречивые силы. Как известно, отзовисты требуют ухода в глубокое подполье; ликвидаторы, напротив, – полного отказа от нелегальной деятельности; примиренцы – группа влиятельных лиц, стремится примирить тех и других. Только большевики во главе с их лидером Ульяновым-Лениным упорно требуют от партии следования старым революционным лозунгам. На мой взгляд, именно Ульянов-Ленин наиболее опасен. Он решил всеми средствами добиваться созыва конференции.

– Отчего же это ему не удастся?

– Без участия представителей от крупнейших промышленных и партийных центров России такая конференция будет несостоятельна, ваше превосходительство, а я уверен, что вы вряд ли допустите делегирование таких представителей и их беспрепятственный выезд из империи. – Красильников сделал паузу и с огорчением добавил: – Хотя, к сожалению, оказался возможным приезд в Париж участников ленинской школы пропагандистов, ныне обосновавшейся в Лонжюмо.

– Да, наши коллеги в Петербурге и на местах подкачали, – согласился директор. – Вторично допустить такой просчет непозволительно. Продолжайте столь же энергично, как начали, освещать политическую эмиграцию. На первом месте – приверженцев Ленина. – Нил Петрович освободился из объятий кожаного кресла, привалился к столу, подложив, чтобы не давило грудь, подушки кулаков. – Наружное освещение умело дополняйте использованием секретных сотрудников. С второстепенными осведомителями пусть занимаются ваши помощники. Вам же рекомендую поддерживать личный контакт с одним наиболее ценным агентом. Он внедрен как раз в среду социал-демократов.

– Кого вы имеете в виду, ваше превосходительство?

– Ростовцева.

Красильникову стоило труда не выдать своего удивления: в бумагах, оставшихся после Гартинга, он не нашел никаких следов этого агента.

– Ростовцев состоит при верхушке РСДРП едва ли не с первых дней партии, – заметил Зуев. – За многолетнюю службу он оказывал нам весьма ценные услуги. По своему положению и связям в революционной среде сей сотрудник может оказывать их и впредь. Он инициативен, настойчив, хитер, не стесняется в средствах для достижения цели. И предан.