Иван — холопский воевода

Зашумел народ:

— Верно говорит Иван Исаич.

— Умрем вольными людьми, а не под господскими палками.

— Чего помирать?.. Одолеем!.. — крикнул Михей Долгов.

Болотников сам отобрал людей в особую дружину. Надлежало им изымать у зажиточных людей хлеб, чтобы раздать посадским. Обошли все их дома, насобирали кое-что из припрятанного. Но в одном доме закавыка получилась. Пришли дружинники во двор, а хозяин гонит их.

— Вон отсюдова! Я воеводой у Ивана Исаича. Аль не слыхали про Никиту Шишова?

О тульском дворянине Шишове, ставшем на сторону Болотникова, ведали дружинники. Старшой из них, Михей Долгов, все же не смолчал:

— Иван Исаич наказал нам идти ко всем без разбору. Негоже, хозяин, делаешь.

— Я вам покажу «негоже»! — топнул оземь Шишов. — Уносите со двора ноги. — Он выхватил саблю.

— Ты, сабелькой-то не маши, — тяжело глянул на него Михей. — Пошли, ребята.

— То-то! — усмехнулся Шишов.

А через час на двор к нему явился Болотников.

— Открывай амбар.

Никита Шишов за саблю уже не хватался.

— С моего стола, — проговорил он, — три воеводы кормятся и боярин Андрей Андреич Телятевский.

— Открывай, — глухо произнес Болотников, будто и не слышал сказанного.

Из амбара дружинники вынесли пятнадцать мешков с зерном.

Уходя со двора, Иван Исаевич оглянулся:

— А воеводам и князю Андрею Андреевичу скажи, с войском кормиться станут.

Скрипнул зубами Никита Шишов, но промолчал. Лишь когда унесли дружинники последний мешок, сказал:

— Попомню милость твою, Иван Исаич.

Ночная вылазка

В густом мраке ночи из неслышно приоткрывшихся ворот выехали шестеро всадников. Все они были при оружии, да еще у каждого за спиной в мешке лежал бочонок пороха.

Об этой вылазке Болотников поведал лишь воеводам. Всадникам были отданы лучшие из оставшихся лошадей. А о том, что надлежит им сделать, люди узнали только перед воротами острога.

Один кузнец Терентий — Болотников назначил его во главе отряда — был посвящен в дело заранее.

— Сперва добираетесь до ближнего леса, — напутствовал Иван Исаевич, — дале свернете к реке. А там до плотины рукой подать. Ну, с богом!

Всадники быстро пронеслись по открытому месту и скрылись в лесу. Царский дозор не кинулся бить тревогу по случаю малого числа мятежников.

— Слава те, господи. Проскочили! — Кузнец обернулся к товарищам. — Гляньте, у всех ли трут да огниво?

Оставалось главное — выйти к плотине, поставить бочки и поджечь фитили.

Болотников беспокойно ходил по стене острога, вслушивался. Он еще раз прикинул возможности отряда. По силам ли? Как доносили лазутчики, плотина не охранялась. Царским воеводам и в голову не приходило, что ее попытаются разрушить.

Из ближнего леса доносились крики неясыти [21]. В них Болотникову почудилась какая-то тревога. «Пошто так надрываешься, сердешная? — подумалось невольно. — Али кто обидел?» Но тут его захватили другие мысли. Ежели удастся подорвать плотину, Тула была бы спасена: до морозов не успеют вновь перекрыть реку. Ну ладно, уйдет вода, а что дале? По слухам, в Стародубе объявился наконец царь Димитрий Иоаннович. Но не спешит на выручку…

До стен острога долетел далекий взрыв. Неясыть смолкла. «Свершилось! — подумал Иван Исаевич. — Удалый ты мужик, кузнец Терентий. Но почему взрыв один и несильный? Бочек-то полдюжины прихватили? Ладно. Утром посмотрим, как вода падет…»

Но вода не ушла. Сколь ни смотрели со стены осажденные, вокруг была холодная, несущая погибель вода…

Через несколько дней узнал Болотников, что плотину взорвать не удалось: люди его попали в засаду и что напоследок, когда уже не было сил отбиваться, вышиб Терентий дно у бочонка с порохом и ткнул туда подожженный фитиль…

Одного не узнал Иван Исаевич: упредил врага о вылазке Никита Шишов.

Царское обещание

А между тем положение войск Шуйского опять ухудшилось. Чаще и чаще приходилось отводить отряды в полки, стоящие под Тулой, и посылать на усмирение других городов.

К тому же свалилась новая напасть. Брат прислал ему с гонцом из Москвы дурную весть: еще один самозванец собрал в Стародубе войско и вышел в поход на Брянск.

«Возьмет этот Лжедмитрий Брянск, оттуда, глядишь, и к Туле двинется навстречу с Ивашкой. А то… — даже в дрожь бросило царя, — махнет сразу на Москву. Кто защитит столицу?»

Собрал царь совет. Воеводы долго прикидывали, как быть с Болотниковым.

— Обождем еще малость, — сказал князь Иван Шуйский, — да будем на приступ брать Тулу.

— Ждать неможно, — отрезал царь.

— Вели, государь, всем войскам завтра на город идти, — предложил князь Голицын.

— Вдосталь ратников сгублено, а толку? — Царь кинул недовольный взгляд. — Где других наберешь?

— Надобно еще пушек привести да обстрелять город, — сказал Скопин-Шуйский.

— Нет, князь, так Ивашку не выкуришь. Да и пушки скоро не доставишь. То-то… А посему вот мой сказ: вступаем с Болотниковым в переговоры. Коли сдаст Тулу, всем обещаю помилование.

— Как? — взметнул брови царев брат. — Всех простишь? И вора Ивашку, и Лжепетра?

— Я сказал, всем будет обещана жизнь и воля.

— Пошто, государь, всем? — спросил князь Голицын.

Шуйский протяжно произнес, морща лоб:

— Обе-ещано… Понял? Иначе ворот не откроют. — Царь встал с места. — Народишко с норовом подобрался.

Послать в Тулу на переговоры решили боярина Крюка-Колычева, видом достойного, умом сметливого, воеводу бывалого.

Вожаки восстания так и эдак судили условие, что привез Крюк-Колычев.

— Отсидимся, чего там! — молвил «царевич Петр». — Государь Димитрий Иоаннович, дядя мой, на подмогу идет.

— Сидеть нам не след, — заметил Телятевский. — По мне, так уж лучше пробиваться навстречу с царем Димитрием.

— Коли Шуйский обещанье дает… — подал голос Никита Шишов и, замолчав, обвел всех сторожким взором.

— Говори дале, что тянешь? — произнес Болотников.

— Скажу… Не к лицу ему пустыми словами играть. Государево слово весомое…

— Не смей, воевода, — заговорил Иван Исаевич, — нарекать государем Шуйского. А ежели он обещанье дает, должны мы допрежь всего помнить, полуцарь хитер, как старая лиса…

— Отсидимся, — повторил «царевич Петр».

— Но и сидеть здесь, — продолжил Болотников, — верная погибель. В амбарах пусто. Люди падаль едят. Покуда подмога подоспеет, перемрем все. Коли мы с войском из Тулы уйдем, сбережем людей. А нынче биться с Шуйским не с руки: у него против нашего сил впятеро больше.

— К чему клонишь, гетман? — спросил Телятевский, — коли одно и другое негоже?

— А на том стою, чтобы войско сохранить. Пусть полуцарь клянется, пусть крест целует, что сдержит обещанное. Тогда приемлем условие.

В лагерь к Шуйскому вместе с Крюком-Колычевым приехало несколько атаманов, среди которых находились Шарапа и Никита Шишов. От воинов были посланы Михей Долгов и пушкарь Иван Фомин.

Много раз бывал Михей в сечах и сражениях, а тут чего-то боязно стало. Да и как не сробеть: к самому царю едет. Хоть и говорят, что Шуйский полуцарь, а все ж на троне московском сидит. «Дело сурьезное, — думал Долгов, — Иван Исаич велел в оба глядеть, не оплошайте, мол, не то обманет вас Шуйский…»

Михею думалось, что будет царь кричать грозно, по Шуйский встретил всех милостиво, к обеду позвал, смотрел по-доброму. После обильного застолья повел Шуйский речь. Из его уст услыхали посланцы: обещана всем жизнь и воля, пусть, мол, только сдаст Болотников Тулу.

Внимал Михей, а сам диву давался: почему воеводы лишь кивают в согласии, а про крестное целование никто и не скажет?

Шуйский разговор уже на другое свернул: звал атаманов к себе на службу да и холопам с мужиками сулил блага всякие. Тут решил Михей слово молвить. Встал он, низко поклонился: