Под акацией Запада

Прекрасная Изэт и не думала, что станет царицей; обладать этим высоким саном после Нефертари повергало ее в трепет. Но воля Рамзеса не обсуждалась; Изэт, несмотря на ужас, подчинилась. Она стала «нежной любовью, той, которая видела богов Гора и Сета, успокоившихся, наконец, в существе Фараона, владычицей Двух Земель, Верхнего и Нижнего Египта, той, чей голос приносил радость»… однако традиционные титулы не имели никакого значения. Настоящее чудо — это разделять жизнь Рамзеса, его надежды и страдания. Изэт стала женой величайшего Фараона, которого когда-либо знала земля, и его доверия было достаточно для счастья.

— Его Величество просит вас, — сказала служанка.

Великая Супруга Фараона, увенчанная париком в форме чучела грифа с двумя высокими перьями, одетая в длинное белое платье, стянутое в талии красным поясом, украшенная золотым ожерельем и браслетами, направилась в приемный зал. Получив воспитание в знатной и богатой семье, она умела вести себя во время официальных церемоний; и теперь, как и Фараон, она станет центром внимания придирчивых и злословных сановников.

Красавица Изэт остановилась недалеко от Рамзеса. Он, первая и единственная любовь, продолжал волновать ее. Рамзес был слишком недосягаем для нее, она никогда не могла постигнуть глубину его мысли, но магия страсти заполняла эту непреодолимую пропасть.

— Ты готова?

Царица Египта поклонилась.

Когда появилась царская чета, разговоры умолкли. Рамзес и Красавица Изэт заняли место на троне.

Аша; друг детства Фараона и верховный сановник, как всегда элегантный, охотно дававший советы людям, приблизился к царю. Глядя на этого изысканного придворного с ухоженными усиками, пренебрежительными манерами, кто бы мог подумать, что он, преодолевая невероятные препятствия, рисковал своей жизнью ради установления мира на Ближнем Востоке? Любитель красивых женщин, изысканной одежды и хорошей еды, Аша с иронией и легким разочарованием смотрел на окружающий мир, но он горел желанием, которое ничто и никто не смог бы погасить, трудиться во славу Рамзеса, единственного человека, к которому он испытывал безграничное восхищение, ни разу не признавшись ему в этом.

— Ваше Величество, Юг покоряется вам и приносит свои богатства, прося у вас дыхания жизни; Север молит о чуде вашего присутствия; Восток собирает свои земли, чтобы предложить их вам; Запад смиренно становится на колени, и его вожди преклоняются перед вами.

Посланник Хеттской империи вышел из толпы придворных и низко поклонился царской чете.

— Фараон — повелитель сияния, — заявил он, — дыхание огня, дающего жизнь и уничтожающего ее. Пусть его ка [1] будет вечным, а его время — счастливым, пусть паводок придет к нему своевременно, так как он обладает божественной энергией, он, который происходит одновременно от неба и от земли. При царствовании Рамзеса нет больше мятежников, и страны живут в мире и согласии.

За речами последовали подарки. От Нубии до провинций Ханаана и Сирии империя Рамзеса Великого выражала почтение своему господину.

Дворец уснул; освещен был только кабинет царя.

— Что происходит, Аша? — спросил Рамзес.

— Две Земли благоденствуют, изобилие царит в каждой провинции, житницы касаются неба, ты — жизнь твоего народа, ты…

— Речи закончены. Почему хеттский посол так долго восхвалял мои достоинства?

— Дипломатия…

— Нет, здесь нечто большее. Как ты думаешь?

Аша провел указательным пальцем по своим ухоженным усикам:

— Признаюсь, я смущен.

— Может, Хаттусили снова ставит под сомнение мирный договор?

— Он бы тогда отправил послание другого рода.

— Скажи, каково твое истинное мнение.

— Поверь, я в недоумении.

— Пребывать в сомнении, имея дело с хеттами, было бы серьезной ошибкой.

— Должен ли я понимать так, что ты поручаешь мне раскрыть замысел анатолийцев?

— У нас был слишком долгий период мира, и ты утратил бдительность, Аша.

Глава 3

Маленький, щуплый, поглощающий огромное количество пищи, Амени, как и Аша, был другом Рамзеса. Талантливый писец и неутомимый труженик, он возглавлял службу, состоявшую из двадцати человек, готовивших для фараона отчеты по всем основным вопросам управления государством. Амени проявлял в работе особую тщательность и скрупулезность и, несмотря на пересуды завистников, пользовался безграничным доверием Рамзеса.

Хотя писца довольно часто мучили боли в спине, он тем не менее сам носил деревянные таблички и папирусы. Амени был таким бледным, что казалось вот-вот упадет в обморок. Требуя от своих подчиненных исключительного трудолюбия, при этом он также мало спал и неустанно трудился, составляя ежедневные отчеты, предназначенные для Рамзеса.

Так как Рамзес решил провести несколько месяцев в Фивах, Амени вместе со своими служащими отправился вслед за ним. Писец не придавал никакого значения титулам и почестям, оставаясь носителем царских сандалий. Подобно повелителю Египта, Амени заботился только о процветании страны. Поэтому он не позволял себе ни минуты отдыха, боясь допустить серьезную ошибку.

Когда Рамзес вошел в его кабинет, заваленный папирусами, Амени ел ячменную кашу и творог.

— Твоя трапеза закончена?

— Не имеет значения, государь. Визит Фараона в такую рань не предвещает ничего хорошего.

— Твои последние отчеты показались мне обнадеживающими.

— «Показались»… К чему эта оговорка? Не воображает же царь, что я что-то скрываю от него!

С возрастом Амени становился ворчливым. Он плохо переносил критику, жаловался на тяжелые условия работы и без стеснения грубо обрывал тех, кто пытался давать ему советы.

— Я не воображаю ничего подобного, — спокойно сказал Рамзес, — а просто пытаюсь понять.

— Понять что?

— Нет ли чего такого, что вызывает у тебя озабоченность?

Амени начал размышлять вслух.

— Орошение налажено превосходно, так же как и содержание плотин… Наместники провинций повинуются указам и склоняют головы перед властью Фараона… Работы на полях хорошо организованы, население ест досыта, имеет хорошие жилища, подготовка празднеств безупречна, общины мастеров, каменотесы, скульпторы и художники работают по всей стране…

Вроде бы все было в порядке.

Эти доводы должны были бы успокоить Рамзеса, так как Амени не было равных в способности обнаруживать какие-нибудь сбои в общем управлении страной, однако царя не покидала тревога.

— Твое Величество скрывает от меня важную информацию?

— Ты знаешь, что я на это не способен.

— Тогда что же?

— Меня волнует поведение хеттского посланника и его льстивые речи.

— Полноте! Эти люди умеют только воевать и лгать.

— Я чувствую приближение грозы, зарождающейся внутри Египта, грозы, несущей в себе разрушение.

Амени всерьез воспринял слова Фараона. Как и его отец Сети, Рамзес обладал магической связью с устрашающим богом Сетом, повелителем небесных громов и молний, но также и защитником солнечной ладьи от чудовищ, старающихся ее уничтожить.

— Если бы была жива Нефертари, она смогла бы предугадать будущее.

Амени нервно свернул папирус и разложил кисточки. Этими движениями он попытался рассеять печаль, охватившую его, как и Рамзеса. Нефертари — сама красота, ум и изящество, мирная улыбка Египта; когда он имел счастье созерцать ее, то почти забывал о своей работе, но к Красавице Изэт личный писец Фараона относился иначе. Рамзес, конечно, прав, приблизив ее к трону, хотя обязанности царицы слишком тяготили эту женщину, но она, по крайней мере, любила Рамзеса, и это обстоятельство скрадывало многие недостатки.

— Твое Величество укажет мне след?

— Увы, нет.

— Значит, нужно удвоить бдительность.

— Я не очень-то люблю неприятные сюрпризы.

— Знаю, знаю, — проворчал Амени, — а я-то хотел денек отдохнуть, придется отказаться от этой затеи.

Огромная рогатая змея с плоской головой и толстым туловищем медленно ползла по направлению к паре, занимающейся любовью под пальмой. Белая, с красной спиной и зелеными боками, рептилия, проведя день, зарывшись в песок, вышла на охоту с наступлением ночи. В теплое время ее укус вызывал немедленную смерть.