Маршал Конев

Такое было даже в кульминационный момент боев за Москву, когда решался главный вопрос войны: кто — кого? Но тогда, как и в других архисложных ситуациях, силы мира и разума одержали верх над силами зла и безумия. Уже в тех сложнейших и тяжелейших сражениях, несмотря на серьёзные ошибки Ставки и командующих фронтами, на плечи которых легла ответственность за оборону столицы, прервался счёт поражениям нашей армии. Героическая и трагическая оборона столицы завершилась мощным контрударом, а затем и крупной стратегической наступательной операцией. И это несмотря на общую неподготовленность к войне, на слабую техническую оснащённость войск, на ряд грубых политических, дипломатических и военных ошибок партии и высшего руководства. Несмотря на всё это — мы победили не только под Москвой, но и Сталинградом. Победили потому, что народ наш никогда не ошибался в выборе главной и общей для всех цели, никогда не утрачивал патриотического чувства. И находил в себе столько сил, мужества и терпения, сколько требовалось для того, чтобы отстоять главную ценность. О себе забывал, о Родине — никогда!

И вовсе нельзя сказать, считал Конев, что мы не готовились к войне. Готовились, и напряжённо. Но нам не хватило времени, чтобы подготовиться лучше. Мы создали много таких отраслей промышленности, каких не было в царской России: машиностроительную, станкостроительную, автомобильную, металлургическую, химическую, наладили производство моторов, двигателей, оборудования для электростанций. Намного увеличили добычу угля, нефти, выплавку стали... Создали оборонную промышленность, построили заводы по производству танков, орудий, самолётов, боеприпасов...

Будучи влюблённым в мотомеханизированные войска, Конев особенно восхищался танкостроителями, создавшими за короткий срок лучший в мире танк Т-34. Практически он был готов уже в конце 1939 года. Маршал хорошо помнит, как 17 марта 1940 года на Ивановской площади в Москве состоялся смотр первых двух образцов Т-34, разработанных небольшим коллективом конструкторов во главе с Михаилом Кошкиным на Харьковском танковом заводе. Танки эти своим ходом проделали путь от Харькова до столицы. На смотре, кроме специалистов Наркомата танковой промышленности и Главного автобронетанкового управления промышленности, присутствовали видные военачальники, некоторые члены Политбюро ЦК партии во главе со Сталиным. Всем понравились простота конструкции боевой машины, её редкие тактико-технические данные: танк Т-34 имел массу 26 тонн, пушку калибра 76 миллиметров, двигатель — дизель В-2. Скорость танка — 55 километров в час.

Обратно из Москвы Кошкин снова уехал не поездом, а вместе с экипажем своих танков.

В середине 1940 года Политбюро ЦК приняло решение «О производстве танков Т-34 в 1940 году», в котором обязало Наркомат среднего машиностроения подготовить в 1940 году 600 танков Т-34. Фактически же было изготовлено меньше. Но уже в первом полугодии 1941 года было выпущено 1100 Т-34, а к 22 июня 1941 года только пограничные округа располагали 967 танками.

Знаменитая «тридцатьчетвёрка», считал Конев, стала самым надёжным и массовым танком периода Великой Отечественной войны. По боевым качествам Т-34 превосходил все зарубежные танки этого класса. Ему не было равных ни в отечественной, ни в зарубежной технике. Опыт войны убедил в этом всех — друзей и противников.

В предвоенный период, продолжал рассуждать маршал, много было сделано и для развития советской военной авиации. Такие новые самолёты, как МиГ-3, Як-1, ЛаГГ-3, Пе-2 и Ил-2 по своим боевым возможностям не уступали немецким самолётам, а по ряду показателей и превосходили их. Но вся беда была в том, что новые машины начали поступать в войска незадолго до войны. К тому же фашистская авиация нанесла внезапные массированные удары по нашим, близким к фронту аэродромам, на которых находилось шестьдесят пять процентов авиации западных приграничных военных округов. В результате советские военно-воздушные силы потеряли на земле и в воздухе более тысячи самолётов. Это позволило противнику держать своё господство в воздухе весь начальный период войны, вплоть до Сталинграда.

Он знал также, какими высокими темпами развивались другие виды и рода вооружённых сил — артиллерийские, миномётные, инженерно-сапёрные, войска связи, ПВО и прочие.

Готовились и командные кадры среднего и высшего звена. В Военной академии имени Фрунзе, которую командующий окончил в 1934 году, отрабатывались глубокие операции на окружение и полное уничтожение противника. И учили их, слушателей, как правило уже имевших боевой, опыт, первоклассные военные теоретики. И после академии, будучи командиром дивизии в Белорусском военном округе, маршал многому научился.

Трагично, что перед войной бесследно исчезали многие талантливые командиры. Однажды он пытался вмешаться. Его строго одёрнул не кто-нибудь, а сам Берия: «Не ваше дело — они враги народа. Занимайтесь своим делом, а мы — своим...»

Машину снова качнуло, и Конев машинально схватился за поручни.

— Извините, товарищ маршал, — виновато оглянулся на него водитель.

— Ничего, — отозвался Конев. — Что поделаешь — дорога такая.

Командующий даже рад, что оторвался от невесёлых мыслей. Пора было всерьёз подумать о делах. Но прошлое, один раз потревоженное, никак не хотело отпускать. К каким только перипетиям, происшедшим в жизни, не возвращала память на длинном пути от штаба одного фронта к другому — 1-му Украинскому.

...Да, нельзя сказать, что война явилась для него неожиданностью. Опытный военный, он знал, что рано или поздно гроза разразится, готовился к ней и готовил вверенные ему войска. И всё же ощущение внезапности, невероятности происшедшего долго не проходило. То ли сказалось общее благодушие, вызванное заключённым в 1939 году с Германией договором о ненападении и дружбе, то ли опубликованное в самый канун войны заявление ТАСС о том, что «Германия, как и Советский Союз, скрупулёзно выполняет взятые на себя обязательства»; к тому времени Германия не раз нагло нарушала договор...

Машина круто повернула направо, и Конев прижался к водителю, уравновешивая наклон. Тряска, воронки от снарядов на обочине дороги напоминали о недавно прошедших боях за овладение этой важной коммуникацией, постепенно настраивали на будущие фронтовые заботы.

Ему не привыкать менять место службы. В таких делах он по-солдатски исполнителен, точен. За долгие годы приходилось и «комиссарить», и полком командовать, затем дивизией, корпусом, армией, а перед самой войной некоторое время — войсками Кавказского военного округа. Да и в ходе войны сменил не один фронт. Сначала — Западный. После его катастрофы и ареста генерала армии Д. Павлова [2] фронтом командовал маршал С. Тимошенко, потом с сентября сорок первого он. Набравший силы враг рвался к Москве... Но как бы ни было трудно, мы выстояли. Потом были Калининский, снова Западный, за ним Северо-Западный, Степной. И вот только что распрощался со 2-м Украинским. Из всех пяти фронтов, которыми довелось командовать, наиболее трудными были, конечно, Западный и Калининский. Западный потому, что первый его командующий Павлов, по официальной версии, потерял управление войсками, не организовал должного сопротивления численно превосходящим силам фашистов, которые уже 28 июня заняли Минск. В результате в полосе Западного фронта образовалась зияющая дыра: немецкая танковая группировка за шесть дней продвинулась от границы на глубину до четырёхсотпятидесяти-шестисот километров и вышла к Днепру и Западной Двине, создав угрозу Москве с запада. Заменивший Павлова маршал Тимошенко не смог исправить положения, и 11 сентября командующим фронтом Ставка назначила Конева. Обессиленные предыдущими боями войска фронта, отступая, продолжали самоотверженно сдерживать танковые дивизии противника, сочетая оборону с контрударами и частными наступательными операциями. Однако положение оставалось крайне тяжёлым: к тому же под Вязьмой три армии — 19, 16 и 20-я попали в окружение, враг создавал смертельную угрозу непосредственно Москве. После захвата Минска, 8 июля, начальник генштаба сухопутных сил Германии Ф. Гальдер отметил в своём дневнике: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землёй...