Огонь войны (Повести)

Завидев красноармейцев, один из них — то был Абдурашид — выпрямился, в страхе завертел головой. В этот самый миг другой лутчек, помогавший связывать Бехбита, уже прыгнул на коня; лихорадочно вырывая из-за голенища плетку, он порывался удариться в бегство вслед за третьим лутчеком, который во весь опор мчался прочь от места схватки. Не отрывая взгляда от приближающихся бойцов с красными звездами, Абдурашид вдруг заметил, что лошадь, на которой сидит лутчек, его лошадь.

— Слезай! — не своим голосом закричал Абдурашид, хватаясь за узду. Только на своем коне он надеялся уйти от погони.

Но лутчек, вырвав, наконец, плеть из-за голенища, хлестнул ею по голове Абдурашида и рявкнул:

— Прочь! А то…

Но докончить не успел: присевший от удара Абдурашид выпрямился и свалил лутчека с коня на землю. Едва успел вскочить в седло, как поверженный лутчек поднялся на ноги и вцепился в стремя. Лошадь прянула в сторону, увлекая его за собой, но он не разжал рук. Тогда Абдурашид, стиснув зубы, выхватил нож, с маху всадил в шею своему недавнему сподвижнику. Крупное тело грохнулось на поблескивающий серебром солончак…

Командир дозора на скаку выхватил маузер, прицелился в удаляющегося всадника, выстрелил. Тот на секунду выпустил поводья, пошатнулся в седле, но тотчас опять схватился за узду. Он скакал напрямик в сторону крепости Старый Чарджуй.

— Прекратить преследование! — поднимая маузер, крикнул командир. Трое всадников, поравнявшись с ним, натянули поводья. Красноармейские дозоры из города в силу соглашений не должны были приближаться к бухарской крепости. К тому же здесь можно было нарваться на сильный отряд лутчеков. И бойцы повернули к месту, где валялись два трупа, и один из красноармейцев развязывал руки Бехбиту. В стороне бродили три оседланные лошади, потерявшие всадников.

Командир — молодой туркмен, стройный, смуглокожий — спрыгнул с коня, подошел к раненому и вдруг радостно крикнул:

— Бехбит-палван! Так это ты?

Парень с трудом повернул голову. Он медленно поднимали веки, они снова опускались.

— Товарищ Союн… — тихо сказал он, увидев командира.

— Да как же ты… — Командир подскочил к нему, обнял за плечи. — Ребята, — обратился он к бойцам, — поглядите вдоль рельсов, из чего бы сколотить носилки.

— Зачем? — Слабо махнув рукой, Бехбит поднялся с Земли. — Только голова зашиблена. А в седле, пожалуй, усижу…

Поймав коней и усадив раненого, маленький отряд направился к городу. Невдалеке от станции бойцы оставили Бехбита — время пребывания в дозоре еще не кончилось, — и молодой командир Союн Сулейман увел бойцов обратно в степь. А Бехбит, ведя в поводу коня, отнятого в схватке с мирахуром, свернул в улочку, ведущую к базару. Отыскав чайхану, устроился на ночлег. Утром узнал, как найти военного комиссара Чарджуйского Совета.

У двухэтажного здания Совета на перекрестке центральных улиц дежурили всего два красноармейца с винтовками. Вообще вооруженных было в городе не видно, и Бехбит не удивлялся этому. В тех местах, откуда он прибыл, — в туркменских аулах по берегам Аму-Дарьи, близ города Керки, во владениях эмира бухарского, люди знали: совсем недавно, в мае 1919 года, красные войска Закаспийского фронта начали из-под Чарджуя наступление на запад. Они уже прогнали белогвардейцев из города Мерва. Это значит: скоро придет конец кровавой власти эмира. Его, как и белогвардейцев, снабжают винтовками и пулеметами англичане, но английское оружие бессильно против красных богатырей!

Бехбит-палван, с трудом подбирая русские слова, растолковал красноармейцам, кого он ищет. В кабинете, куда его привели, русоголовый плотный человек приветливо поднялся из-за стола.

— Комиссар Крайнов! — представился он, протягивая руку.

— Здравствуй, знакомый товарищ комиссар! — с улыбкой, освещающей широкоскулое открытое лицо, на родном языке сказал Бехбит, крепко пожимая мозолистую ладонь.

— Постой, постой! — проговорил комиссар по-узбекски. — Ведь и я тебя знаю. Встречались как-то в Керки, у товарища Алексеева, так? Помню, тебя называли палван? А вот имя — позабыл, прости!

— Три года прошло, как не забыть! Мое имя Бехбит-палван, — все так же широко улыбаясь, отозвался Бехбит.

— Ты же вот запомнил, как меня зовут…

— Так то тебя! Ты большой человек, всем виден. А таких, как я, — тысячи тысяч.

Комиссар обнял парня за плечи, усадил на диван.

— Правильно, друг, но и неправильно: нас, руководителей, выдвинули тысячи таких, как ты, из своей среды. И у нас с вами — одна жизнь, одно дело и цели одни. В этом наша общая сила. Так говорят большевики, и Ленин так учит. Слыхал про Ленина?

Бехбит радостно закивал головой, усталые глаза оживились, вспыхнули.

— Вот так! Ну, рассказывай, как дела.

Комиссар сел за стол, приготовился слушать.

— Дела неважные, — с помрачневшим лицом начал Бехбит. Ему вспомнилась стычка с лутчеками, невольная дрожь прошла по телу. — Помнишь, товарищ комиссар, наших заправил — Эмин-палач, Зормат-бай. Игдыр Одноглазый? Сейчас у каждого свой отряд лутчеков. Головорезы на подбор… С английскими одиннадцатизарядками, патронов хоть отбавляй. Английское оружие небольшими караванами все плывет да плывет через афганскую границу. Отряды все время вблизи города Керки. Видно, главари что-то затевают…

Телефонный звонок заставил его умолкнуть. Комиссар взял трубку.

— Хорошо… Приходите живее, как раз кстати! Так… — Он посмотрел на Бехбита. — Ну, а бедняки что же?

— Бедняки? Товарищ комиссар, — Бехбит выпрямился на диване, — мы тоже не спим. Уже сто семнадцать человек у нас в отряде! Сами решили собраться и следить: как только эмирские собаки что-нибудь замыслят против советского гарнизона Керки — ударим в спину всей силой. У нас молодец к молодцу, каждый хоть стрелять, хоть рубиться — не струсит. Ну, пока раздобыли двадцать винтовок…

— Так бы сразу и сказал! — Комиссар живо вскочил с места.

— Нет, нет, товарищ комиссар! — Бехбит тоже вскочил с дивана, замахал руками. — Не надо нам оружия! Мы у врага вместе с руками вырвем. Я совсем не за этим пришел. Я… Меня наши дехкане [3] выбрали вроде бы депутатом, уполномоченным…

— Ну, какие же у тебя полномочия? Вот и получил бы оружие… — Но комиссар не успел закончить: Бехбит, с трудом сгибая зашибленную в схватке руку, достал из-за пазухи туго набитый звенящий мешочек, развязал ремешок и содержимое вытряхнул прямо на стол. С тяжелым звоном покатились массивные золотые монеты, высыпались и легли грудой мелкие серебряные теньги [4].

Комиссар молча смотрел на это богатство удивленными глазами. А Бехбит подошел к нему, взял за руки и сказал, указывая на стол:

— Вот бери, комиссар! Это налег от наших дехкан. Пусть советская власть уже как бы считает нас своими подданными…. И пусть красные солдаты скорее разобьют белых!

Комиссар еще некоторое время молчал. Его не смутила бы какая угодно неожиданность — только не это. Он понимал чувства Бехбита и пославших его бедняков-туркмен. Однако вправе ли он принимать такие пожертвования от иностранных подданных? Ведь формально Бухара — независимое государство, к тому же нейтральное. Правда, цена эмирскому «нейтралитету» — грош.

— Ну-ка, расскажи, откуда это приношение? — спросил он наконец.

— Дехкане собрали! — оживился Бехбит. — Сказали: пусть скорее придут красные бойцы! А власти эмира над нами не бывать, мы все равно ее свалим… Хоть всем нам погибнуть! И вот решили собрать… Здесь от двух тысяч дворов ровно четыре тысячи восемьсот девять тенег. Дай, пожалуйста, мне расписку, что принял.

В эту минуту раздался стук в дверь, она сразу же отворилась, вошел юноша в офицерском кителе, в очках, с пистолетом у пояса.

— Товарищ военком! — Он четко сдвинул каблуки, глянул на Бехбита. — Разрешите доложить? — Крайнов кивнул. — В песках задержан караван. Называют себя торговцами, а во вьюках — ящики с оружием. Все английского производства. Всего шестьдесят пять ящиков: в тридцати — винтовки, в пяти — разобранные пулеметы. Остальные с патронами и гранатами.