Повесть о партизане Громове

— Во-о-ров, — тянет недоверчиво Орлов. — Откуда им взяться? Всегда в Камне спокойно было.

Решили заглянуть в Совет, который помещался на главной торговой улице в двухэтажном каменном доме, принадлежавшем раньше коннозаводчику и купцу, миллионеру Родиону Винокурову.

У ворот их остановил часовой.

— В чём дело? — спросил Громов.

— Беда, Игнат Владимирович, — говорит часовой, узнав Громова. — Каменская контрреволюция поднялась.

Громов с Орловым проходят в дом. В обширном гостином зале они увидели десятки плотно сдвинутых коек. На койках спят члены Совета и барнаульские красногвардейцы, прибывшие в Камень под командой Михаила Яркова, К спинкам кроватей прислонены винтовки.

Громов расталкивает одного, другого… Вскоре все на ногах. Громов неодобрительно посматривает на членов Совета, говорит:

— Рассказывайте, почему на казарменный режим перешли?..

— В городе восстание было. Эсеры во главе с Винокуровым и его зятем Пяткевичем подняли.

Оказывается, толпа эсеров, торговцев и мелких хозяйчиков вышла на улицу с хоругвями, с оружием и двинулась к Совету, проклиная большевиков и стреляя по красногвардейцам, пытавшимся их разогнать.

Громову сразу же вспомнились пассажиры, которые сошли с поезда в Омске, их надежды на восстановление монархии, и он подумал, что событие в Камне — это одно маленькое звено из цепи начавшихся выступлений контрреволюции.

— Дрались? — спрашивает он у членов Совета.

— Дрались. Часть отряда ещё и сейчас обезоруживает восставших.

Игнат Громов рассказывает о Петрограде, о съезде, о выступлениях Ленина и Свердлова.

— Укреплять надо Советы. Привлекать на свою сторону крестьян. Белогвардейскую сволочь бить беспощадно, — заканчивает свой рассказ председатель Совета.

Утром был создан ревтрибунал. Трёх эсеров, из которых один был членом Совета, за попытку организовать восстание осудили и под конвоем отправили в Барнаул. Однако главных организаторов восстания: двух братьев Винокуровых и Пяткевича арестовать не удалось — они бежали.

Узнав о подавлении восстания, барнаульская эсеровская газета «Алтайский луч» разразилась угрозами в адрес Совета: «Каменские самостийники начинают трибуналить. Скоро придёт время, когда мы их привлечём к ответу…»

Каменские большевики ответили на это:

— Так будет со всеми, кто посягнёт на рабоче-крестьянскую власть!

С января по май 1918 года в Камне было относительно спокойно. Большевики имели подавляющее большинство в Совете, отвоёвывали позиции у эсеров, засевших в разных организациях.

Камень, крупный торговый город, длинной лентой растянулся по левому берегу Оби. Со всей Кулунды сюда, на рынок, шли обозы с хлебом, мясом, маслом. Сильна была кооперация, но она находилась в руках эсеров.

В феврале состоялся съезд кооператоров. Совет решил послать на него своих представителей — председателя Игната Громова и редактора газеты Фёдора Шевцова.

Громов с Шевцовым пришли на съезд, когда он уже начался. Председательствует маслодельный мастер Ивлечев. Громов просит слово и выходит на трибуну. Все смотрят на него с любопытством, а кое-кто с нескрываемым презрением.

— Уважаемый председатель, уважаемые кооператоры, — спокойно начинает Громов. — Вы не пришли на наш съезд рабочих и крестьянских депутатов, хотя мы вас и приглашали. Нас вы не звали, а мы по-простому, по-свойски, взяли да и пришли. Разрешите поприветствовать вас от имени Каменского уездного Совета…

Редкие хлопки, а кто-то в задних рядах принялся свистеть. Громов не обращает внимания на такую встречу и продолжает:

— Советская власть победила всюду. Сейчас стоит важная задача — организовать нормальное снабжение населения товарами, заготовлять хлеб и отправлять в промышленные центры, особенно в Петроград и Москву. Кооператоры должны нам помочь в этом. Мы надеемся…

Шум, свист. Раздаются надрывные голоса:

— Какая вы власть! Вы самостийники!

— Долой!..

— Не признаём. Мы за демократическую власть!

Громов пережидает, когда кооператоры успокоятся, и говорит, что Советы — истинно демократическая власть, власть рабочих и крестьян, что, идя против Советов, нельзя не идти против народа. Но его слова снова тонут в шуме и криках.

— Уважаемые кооператоры! Рабочие Петрограда и Москвы голодают. В неделю они получают четверть фунта хлеба, а всё-таки налаживают советскую власть. Давайте говорить как деловые люди. Вы помогаете заготовлять хлеб для отправки рабочим, крестьянам, даёте керосин, мануфактуру, соль, спички, а мы вам гарантируем свободную торговлю, хороший сбыт, барыши…

Снова шум, глухой ропот, выкрики: «Без вас обойдёмся!» Председатель съезда Ивлечев звонит в колокольчик. Зал стихает. Ивлечев берёт слово и… говорит в пользу советской власти.

— А что ж, председатель Совдепа нам предлагает честную сделку, — гремит его голос. — Почему бы нам не дать товары при гарантии устраивающих нас барышей. Оптовая торговля всегда считалась выгодной. И любой купец никогда не отказывался сбыть товар даже самому первому своему врагу, если получал больше, чем на рынке. Почему же нам отказываться от предложения Совдепа?

Половина кооператоров одобрительно хлопает в ладоши. Раздаются выкрики: «Правильно!», «Поддерживаем!»

Это была небольшая, но победа. Хотя резолюция принята половинчатая — дать товары, если кооперация найдёт это целесообразным, если Совдеп гарантирует прибыль выше рыночной, но и она в какой-то мере помогла Каменскому Совету в заготовке хлеба для питерских рабочих.

Вопрос о хлебе не сходил с повестки дня Совета.

Как-то во время одного из заседаний в комнату вошёл крепко сложенный, со смуглым лицом и маленькими, аккуратно подстриженными усиками, человек. Подал мандат за подписью Ленина. Это был А. Е. Бадаев, большевик, бывший депутат Государственной думы. Бадаев рассказал о положении с хлебом в Петербурге, в Москве, в других промышленных центрах, о царящей разрухе и голоде.

— Алтайская губерния может и должна дать хлеб голодающим рабочим. Совет Народных Комиссаров, Ленин надеются на вас! — закончил он своё выступление.

И Каменский Совет ещё энергичнее развёртывает работу. Создаются продовольственные отряды, накладываются контрибуции на купцов и заводчиков, конфискуются у торгашей керосин, мануфактура, соль, спички, мыло и другие товары. Всё это направляется в деревни для обмена на хлеб.

На первых порах были и недоразумения. Каменский Совет обложил как-то контрибуцией пивзаводчика Ворсина, а Барнаульский Совет прислал телеграмму: «Ворсина обложили в Барнауле. В Камне не имеете права». Каменский Совет ответил: «Не возражаем, если вы будете брать контрибуцию с каменских буржуев и в Барнауле. От этого хуже не будет».

Вскоре по Оби были отправлены первые пароходы и баржи с хлебом для рабочих Петрограда и Москвы.

Но иностранные империалисты и внутренняя контрреволюция не дремали. В Камне стало известно, что во Владивостоке в начале апреля высадились японские войска, захватили Приморье и разогнали Советы. Вскоре высадили войска на севере англо-французы, заняли Архангельск и Мурманск, поддержав там мятеж белогвардейцев.

В Сибирь со всех сторон стекались контрреволюционные элементы, надеясь найти себе опору в лице сибирского кулачества и казаков. В Новониколаевске образовался подпольный эмиссариат из эсеров Сидорова, Михайлова, Линдберга, капитана Гришина-Алмазова и других. Начали поднимать головы эсеры и белогвардейцы на Алтае.

И вдруг в Камень пришла страшная весть: чехословацкий корпус, следовавший во Владивосток, подстрекаемый агентами Антанты, поднял мятеж против советской власти и в ночь на 26 мая захватил Челябинск, Мариинск, Новониколаевск. Власть в этих городах передана эсерам и меньшевикам. В Новониколаевске эмиссариат объявил себя «Западно-Сибирским комиссариатом Сибирского правительства».