Княгиня Ольга

— Мамо! — воскликнул Святослав и будто перелетел к ней от дверей, обнял и прижал к себе. — Здоровы? — Он с тревогой и любовью всматривался в ее лицо, и она вдруг почувствовала, что может заплакать.

Святослав был высок и тонок. От него пахло дымом костра, железом и кожей. Он был взволнован не меньше матери и поэтому крикнул Свенельду: «Внеси!»

Ольга уже шла навстречу старому, испытанному воеводе, которого знала, казалось, всю жизнь. Ведь он ходил в походы еще с Игорем. Свенельд обернулся и что‑то шепнул дружиннику. В низком поклоне юноша втянул в горницу завернутый в ткань длинный сверток и стал быстро разматывать его. Святослав стоял усмехаясь. Ольга недоумевала, хотя и знала обычай сына появляться к ней с подарками. Так делал Олег. Так делал Игорь. Теперь настал черед его, Святослава.

Снимая один за другим все новые куски ткани, юноша протягивал их за спину, и они исчезали бесследно. И вот наконец перед изумленной княгиней появился зеленый кустик, вершина которого была усыпана лиловыми кистями, мелких цветочков, и сейчас же тонкий аромат поплыл над головами всех стоявших.

— Ты ведь любишь запахи, — сказал Святослав, — это тебе лучше византийских склянок.

— Что это, Святослав? — спросила изумленная Ольга.

— Это вам подарок с Балканских гор. Сиринкс. Греки любят эти кусты и привезли мне их из лесов со склонов гор. Они рассказывают сказки, будто Сиринкс была как наша русалка, а ее полюбил их бог Пан. Она бросилась от него бежать, и ее превратили в тростник. Пан сделал из нее свирель.

— Вот и дудит теперь в эту свирель, — добавил Святослав, разводя руками. Ольга была растрогана. Все‑таки ее сын знал свою мать. Знал, что такой подарок ей будет приятен. Он хотел показать Ольге и то, что не забыл ее уроков. И даже в боях помнит о сказках греков.

Ольга вдохнула в себя удивительный аромат и произнесла:

— Мы посадим этот куст у могилы Аскольда [9].

Ольга не сказала — церкви, потому что знала отношение сына к христианству. Это отношение стояло между ними, и сын, уважая мать как правительницу, никогда не подвергал сомнению то, что она делала.

Однако имя Аскольда было неприятно Святославу еще и потому, что Аскольд погиб по вине его родственников. Ольга выстроила у могилы церковь, и все киевляне ходят туда на поклонение, будто он не князь, а бог. Но правилом Ольги было не скрывать явного.

Святослав досадливо сдвинул брови. Ольга поняла это и скорей постаралась отвлечь сына. Она сделала знак рукой, и в комнату вошли жрицы Великой Богини Матери Сырой Земли в зеленых с коричневым одеяниях, в венках на голове. В руках они держали круглые хлебные караваи, покрытые полотенцами, расшитыми изображениями Богини, которая дала людям два великих дара — хлеб и полотно, колосья хлебные и растения для прядения. Богов много, а Великая — одна, и от нее зависит жизнь человеческая. Так не раз говорила Ольга жрицам, когда ее пытались убедить в том, что она напрасно так блюдет старые предания. Но княгиня неизменно оказывала великое почтение самой старой Богине.

Святослав был растроган, поцеловал край полотенца, встав на колено, и жрицы обмахивали его принесенными свежими, только что сорванными березовыми ветками, которые дают силу и крепость. Ведь береза — дерево, посвященное Богине.

Ольга оказывала покровительство Богине, хотя давно сама была христианкой, и никого не принуждала менять богов, а сама слишком уважала и прислушивалась к народу, чтобы не считаться с тем, во что народ истово верил.

Ольге тоже поднесли каравай, и она отломила от него кусочек. Резать острым ножом пышное тело Богини, явленное людям в хлебе, было запрещено, можно было ее разгневать, а тогда прощай, урожай, прощай, хлеб, мука, посевы, дающие стебли для пряжи, прощай, жизнь.

Молодые жрицы были довольны, что князь Святослав соблюдает древний обычай. Ольга залюбовалась сыном: так красивы были его движения, светлые пряди волос отливали золотом под колеблющимся светом свечей и факелов, внесенных воинами князя, а над всем плыл крепкий и солнечный аромат далеких Балкан, Византии — это источал запах кустик с загадочным именем Сиринкс. Ольга была взволнована, она знала этих жриц, знала, как трудна их доля. Целыми днями они возились в муке в своих святилищах, пряли и ткали, чтобы всегда был свежий хлеб и хватало полотна для киевлян. Перед дальней дорогой, встречая, провожая родственников, гостей, князей, бояр, все приглашали для совершения обряда благословения Великой Богини Матери Сырой Земли ее жриц. Как‑то Ольге пришлось отвечать на вопрос любознательного иноземного купца. «Почему Сырой Земли?» — спросил он пустозвонно. А княгиня, боясь обидеть гостя неучтивостью и втайне содрогаясь от святотатства — обсуждать определения богов и богинь запрещалось — все же со свойственной ей разумностью быстро проговорила: «В сухой земле ничего не вырастет».

И купец понял, что он дважды нарушил закон общения: нельзя спрашивать очевидное, иначе ты выглядишь глупым, и нельзя проникать в чужие тайны.

Зоркость княгини оставалась при ней, и она одновременно видела сына, жриц, Свенельда, отдававшего какие‑то приказания, в дверях возникало и исчезало лицо Малуши, и ей почудилось, что оно было испуганным.

Святослав распрямился и улыбнулся матери.

«Какой удивительный запах у этого кустика, — подумала Ольга, — он даже перебивает березовый дух».

Жрицы поклонились княгине — это было приятно Ольге, ведь она долгое время была Верховной жрицей и знала, что самое трудное — не приобрести, а сохранить. Особенно уважение.

Вслед за ними потянулись к дверям и остальные, зная, что князя нужно оставить с Ольгой.

Княгиня протянула к сыну руки, когда они остались одни:

— Как же я исстрадалась без тебя…

У Ольги сердце забилось в груди толчками, и она поняла, что сейчас расплачется. Олеговский перстень, как всегда, вдруг неожиданно послал ей лучик от свечи, и волнение стало стихать.

— Дети здоровы, — продолжала Ольга, чтобы перевести разговор с себя на других, иначе бы не справилась со слезами.

— Малуша тебя ждет… — Она пытливо взглянула на сына, но он наклонил голову, целуя ей руку, и лица его она не увидела.

— Как ты возмужал! — сказала Ольга, и голос ее прозвучал восхищенно.

— Поход был очень трудным, — как всегда коротко ответил Святослав. Они любили друг друга и, когда виделись, наговориться не могли. Но сейчас еще было не время: Святославу нужно было отдохнуть с дороги.

Уже засыпая, Ольга вспомнила, как жрицы у дверей снова обернулись к ней и поклонились, березовыми ветвями описывая в воздухе круги, оберегая ее. Недавно на главное святилище Богини в пещере горы Хорив неожиданно было совершено странное покушение: кто‑то забрался в главное святилище и раскидал угли вечно горящего огня. Непонятно, как заснули его хранительницы, возможно, им в питье было кем‑то и что‑то подсыпано.

Ольга не была подозрительной, но знала твердо, что с богами шутить нельзя, даже когда в них не веришь. А в Киеве проживало столько разных народностей и богов было множество, но в Великую Богиню Мать Сыру Землю верили все, а кто не верил — тот боялся, а кто не боялся — тот молчал, чтобы не навлечь на себя гнев неведомых и тем еще более страшных сил. Гнев ее мог быть гибельным: рассказывали, как осквернителей настигали неожиданно поднявшиеся вихри, как побивало их градом или даже камнями, упавшими с неба, засыпало землей в степи и ветками в лесу, как падали деревья и убивали расположившихся на ночлег путников.

Разгневанная княгиня не могла потерпеть, чтобы в ее граде совершилось такое святотатство. Стража нашла тех, кто ради забавы решил погасить вечно горевший огонь в святилище. Но он не погас, а посягнувших на огонь изгнали из града на 10 лет, несмотря на слезы и мольбы родственников. Измазанные землей, в разодранных одеждах, юноши на коленях вползли в святилище, вымаливая прощения у Богини, чтобы она не покарала их близких и не лишила их жизни.